— Пицца! — просиял мальчишка.
— Да, да, у неё всегда стоят штук пять в печи — бери все, и ещё захвати корзинку профитролей с сырной начинкой. Ну, и зелени какой-нибудь.
Паренёк рванулся исполнять поручение, а Сэнд принялся расточать комплименты упомянутому заведению.
— Оригинальная кухня. Сочетание эльфийской изысканности и местного колорита. А профитроли... ммм, — он прикоснулся губами к кончикам сложенных щепоткой пальцев, — нежнейшие из нежнейших.
— Нам сейчас совсем не до десертов, — несколько раздражённо заметила Эйлин, ставя кубок на свободное место между книгами.
— Ну, уж, нет, — сказал эльф, подливая ей вина, — с вами я никогда не могу быть уверен, что мне удастся нормально поесть в ближайшие сутки. Надо пользоваться возможностью.
— Я не против, — согласился Касавир, — нам есть, что обсудить, а еда разговору не помеха. С чего начнём?
— С вас, — Сэнд устроился в кресле поудобнее и принялся неспешно разматывать повязку на руке. — Мне не терпится узнать, чем это вы занимались, пока я в поте лица раскапывал подноготную этого мерзкого дела.
* * *
*
Ниваль
Наконец... можно упасть на колени и немного передохнуть. Дышать ровно, пять секунд вдох, пять — выдох. Кажется, эта сука попала мне по почке...
Один полоумный старик из тех, что были там со мной, рвал на себе остатки шёлкового исподнего и кричал, что скоро придёт двенадцатая ночь, и нас всех принесут в жертву во славу Ловиатар. И меня, как в старые добрые времена, подвесят в храме на собственных кишках, вытащенных через задницу. Старый брехун!
Хотя, иногда мне казалось, что он знает, о чём говорит...
Хорошо, что удалось стащить флягу, общую на всех, но что поделаешь... зато теперь есть, чем горло промочить. В конце концов, я был единственным, кому вообще пришло в голову попытаться бежать. При всём моём самомнении, мне не хотелось дожидаться возможности продемонстрировать тюремщикам, насколько у меня высокий болевой порог.
Всё-таки, подозрительно. Сбежать оказалось слишком легко, и преследовали без энтузиазма. Как будто так и было задумано...
Я помню почти всё, что случилось этой ночью до той секунды, когда я, утомлённый, позволил себе смежить веки. Надо восстановить в памяти как можно больше подробностей — тогда всплывёт и всё остальное...
Хозяин роскошного притона оказался таким, каким я ожидал его увидеть — скользким, вонючим и испуганным. С нафабренными бакенбардами, чёрными глазками-буравчиками и бриллиантами на пальцах-сосисках. Но прежде, чем я к нему попал, охрана в коридоре попыталась обыскать меня. Конечно, я не мог этого позволить. Мягкие калимшанские ковры, толстые стены с гобеленами и четырёхдюймовые бронированные двери хороши не только для нервных, не любящих шума хозяев, но и для спокойных парней, которым нужно тихо убрать пару охранников...
На самом деле, я их усыпил. Если увижу когда-нибудь Сэнда, надо сказать ему, что его новое снадобье вполне себе ничего...
Если бы эти обезьяны охраняли дворец или зал совета лордов — убил бы. За непрофессионализм надо наказывать. Но для охраны борделя они годятся. Герхт сам с ними разберётся.
У меня создалось впечатление, что он знал, кто мне нужен, и боялся её или тех, кто за ней стоит. Иначе, почему сразу не предпринял в отношении меня никаких мер? Не дал сигнал своим людям? Будто предвидел, что моё любопытство и так не останется безнаказанным.
Начал он с того, что стал заговаривать мне зубы, пытаясь подспудно выяснить, что мне уже известно. "Зачем же ты, милый, так с моими мальчиками? Ай-ай-ай! Мне ведь теперь придётся их наказать, а знал бы ты, как не хочется. Это ж родителям какое горе!" Двуличная падаль.
Об отце говорил мало и невнятно: "Да, приходил, но, между прочим, тихо и интеллигентно. Надо же, отец и сын — а манерами как будто не родня! Выпил залпом стакан сливянки и попросил провести в пещеры. Но я этими делами не занимаюсь. Это — к НЕЙ. Потом всё, всё у меня наперекосяк пошло! Ох, и отоваривал же я его! И тебе, дорогой, очень, очень не советую. Далось оно тебе... Зачем мужчина ко мне приходит? Чтобы забыть о проблемах, а не нажить их! У меня есть одна пантерочка — она и посвежее, и погорячее. Ни гроша не возьму, только за номер... нет! Даже за номер не возьму..."
Этот хлопотун, зеленея от страха и брызжа слюной, расписывал мне прелести чондатанки и рассказывал, как они с полуэльфом дивно работают в паре, а я невольно размышлял, выпустить ли ему кишки или перерезать горло. Вот же гад, нащупал моё слабое место! Я знаю, что, не будь я там ради Чёрной Орхидеи, — а я не сомневался в том, что пресловутая ОНА и есть Чёрная Орхидея, — то согласился бы. Потому, что темнокожая бестия напомнила мне ту, вокруг которой слишком часто витали мои мысли, но была опытной, развязной, умеющей играть с мужчинами в прихотливые игры. Потому, что, когда она танцевала, демонстрируя своё нагое тело в диком первозданном бесстыдстве, не вязавшемся с окружавшей её роскошью, мне хотелось отшвырнуть беловолосого и припасть к её точёным ногам. Было много разных "потому, что", на которые я мог бы разложить своё желание. Но это не имело смысла, потому что я пришёл не за этим.
А Чёрная Орхидея оказалась самым большим сюрпризом. Не зря её жесты были мне знакомы. Когда я был прыщавым сосунком, она, ярко накрашенная, раскованная и смело одетая, казалась мне взрослой. Посмотрев на неё теперь, я понял, что она всего года на три-четыре старше меня. Сейчас это зрелая и прекрасно следящая за собой, элегантная, знающая себе цену бывшая шлюха с Бакланного переулка. Единственная женщина, с которой мне было приятно и легко общаться. Надя, которая тонко делала вид, что верит в мой искушённый образ. Мы говорили на опасные темы, мы скользко шутили, мы задавали друг другу каверзные вопросы. Смешно, но большую часть того, что я знаю о женщинах, я узнал от неё. Что, конечно, меня не красит.
Мы сблизились при почти героических обстоятельствах. Она работала с парой подружек на одного ушлого сержанта стражи. Тимпо тогда только сколотил первую банду и в основном "хулиганил" по мелочи. Они решили самоутвердиться, напав на девочек сержанта. Надя жила поблизости, и ребята Тимпо в наш квартал раньше не заходили...
Ни один парень в Доках не ходит без ножа, как правило, ворованного или самодельного. А у меня был отличный нож, подарок отца. Он и научил меня обращаться с ним. Это лучшее, что он смог мне дать. Только мало кто знал об этом. Я не хвастался красивой игрушкой по поводу и без. "Боевой нож не любит, когда его дёргают по пустякам", — так он говорил, и я это запомнил. Хм, если подумать, я сам и есть боевой нож, который достают тогда, когда он нужен, чтобы нанести верный удар... И ещё он говорил, что противника всегда лучше переоценить, чем недооценить, но тебя лучше пусть недооценят, чем переоценят. Чёрт, это-то я зачем вспоминаю! Сейчас просветлюсь и заплачу от ностальгического умиления...
Так и состоялось моё знакомство и с Малышом Тимпо, и с Надей. Она, конечно, много о себе вообразила, но дело было вовсе не в ней. Просто я не мог позволить чужому отребью походя называть меня "цыпой" и указывать, что делать. Кто бы меня уважал потом?
Так что, Тимпо меня больше не недооценивал. Я солгал бы, если бы сказал, что мне это легко далось, и я спокойно спал ещё много ночей после. Я ведь убил одного из них, изловчился и ударил ножом повыше ключицы. Но так становятся мужчинами в Доках. А я очень хотел им стать. Хотя бы чтобы отцепилось это дурацкое прозвище. Оно не отцепилось, но почему-то после этого я стал проще к нему относиться.
Н-да, вот так встреча, ёж мне во все места...
Разговор у нас получился неровный, несмотря на то, что Надя была рада мне. Она не юлила, но проявляла осторожность. Я бы вёл себя так же на её месте. Она прилагала все усилия, чтобы скрыть своё волнение, причина которого становилась для меня очевидной по мере вникания в смысл её односложных ответов. Отца она проводила к месту, как и договаривались. "С кем? Сам догадайся, ты же умный мальчик, раз оказался здесь. Думаешь, в Новом Оламне в восторге от такого положения дел?.. Другие заинтересованные силы? А тебе зачем? Симон в безопасности, за это я ручаюсь, но рваться к нему не советую". И всё в том же духе. Напрашивался вывод, что были и другие. Которые не в безопасности.
Слух о том, что к одному из порталов можно попасть через старую канализацию под борделем, мог просочиться за пределы узкого круга лиц. К тем же тэйским магам. Логично, что Надя была приманкой для особых клиентов. И чем-то большим. Она назвала это "сердцем заведения". Похоже, она чувствовала себя хозяйкой, и к Герхту не выказывала ни малейшего уважения. Успокоила меня, сообщив между делом, что в её апартаментах можно не опасаться чужих глаз и ушей. Вот только ответа на вопрос, зачем условно-подозреваемым нужно было похищать людей, она не знала, да и сам факт отрицала. Во что и хотелось бы поверить, но я не поверил. И мне пришла в голову шальная идея самому стать живцом. Она будто мои мысли прочитала...
Ты уже им стал, — сказали мне серые глаза из-под длинных ресниц...
Плохое было решение, неразумное. Но какой у меня был выбор? Я должен добраться до отца и получить свободу манёвра прежде, чем расследование примет опасный оборот. Прежде чем начнут натягиваться ниточки, которые я связал в Невервинтере. Порой я думаю, правильно ли поступил. Что мне мешало сразу придавить это дело? Сгноить лодочника, показательно отхарить самых наглых из торговой братии — их-то всегда есть за что. И народу бы понравилось, а то Нашер, храни его Тир, совсем их распустил. Этим тварям мало нажиться на войне. Голод, нестабильность — всё обращается для них звонкой монетой. И Сэнд никуда бы не делся, наэкспертизил бы мне на три тома.
Эх! Как же мне хочется поскорее посмотреть в твои глаза, папа... Ни разу за шестнадцать лет так не хотелось. Как думаешь, почему?
Но, конечно, так просто у нас с Надей не могло обойтись. Ей не нравилось, что я задаю серьёзные вопросы. Но ей нравился я. Она утверждала, что понимает моё состояние, просила довериться ей. Она, как никто, знала, что мне нужно, и обещала дать мне главное — покой и безопасность. В обмен на обещание не делать глупостей. Она могла помочь мне забыть всё, что меня гложет... Она искренне желала мне добра — и в этот момент не обманывала, я видел...
Но я так не мог. Даже после всего, что между нами было, а это было прекрасно... и могло бы быть ещё лучше... если бы я, как маньяк, не заглядывал ей в глаза, надеясь увидеть там... Что?
Чем я так провинился, что даже в постели с роскошной и искренне желающей меня женщиной вспоминаю ночь с Солой, самую странную в моей жизни и окончательно убедившую меня в собственной бездарности в женском вопросе. Любуюсь прекрасным созданием, получаю все мыслимые удовольствия от её тела — отзывчивого и искушённого в любовных играх — а думаю о сексе двухлетней давности. Он ведь был не так уж плох, да?..
Я знаю теперь, что это не клин, который можно вышибить другим клином. Нееет! Это чёртова заноза, которую нужно зубами выдирать, с мясом! Да кто она такая! Кто она такая, эта проклятая дикарка!!! И...
Что же ещё произошло вчера ночью?! Что я сказал, что она сделала? Почему я становлюсь таким злым и взвинченным, когда вспоминаю последние минуты в ясном сознании и пытаюсь прорваться сквозь туман?
Я помню обрывки каких-то липких красных снов, но не верю, что всё это время спал. Я выгляжу, как человек, которого долго и со вкусом били. Иногда мне, напротив, кажется, что я не спал трое суток. Что-то изменилось. Во мне... Вокруг... Я теряю контроль над своими реакциями. Малейшие шорохи, запахи проникают в мозг и царапают гвоздями изнутри, а куцые воспоминания — маленькие звонкие молоточки, которые визгливо тренькают где-то у сердца. Свет режет глаза. И кажется, что, убежав оттуда, я оставил что-то важное. Или взял что-то лишнее...
Не сходишь ли ты с ума, приятель?
* * *
*
Сэнд откупорил и разлил вторую бутылку вина, Эйлин заканчивала рассказ о приключениях на острове, а Мелроя всё не было.
— Сэнд, ты уверен, что его путь безопасен? — с тревогой спросил Касавир.
— Этот район вполне безопасен, да и идти недалеко, — быстро ответил эльф, однако его голос не звучал столь уверенно.
Задумавшись на секунду, Эйлин резко встала, расплескав часть вина и едва не уронив свой кубок.
— А курсты у фонарщиков? А личи в тавернах? Да кто поручится, что в самой Гильдии сейчас абсолютно безопасно?! Какие же мы дураки!
Друзья переглянулись и, не сговариваясь, загрохотали стульями, срываясь к выходу.
На полпути к воротам они побежали, услышав глухое рычание, отрывистые ругательства и звуки рукопашной схватки. "Только бы он не схлестнулся с этим аладжи!" — думала Эйлин, когда они неслись по узким дорожкам сада, нещадно срезая по ухоженным клумбам и втаптывая в землю сбитые с кустов цветы.
Но дрались не Мелрой со сторожем. На освещённом участке тихой аллеи за запертыми коваными воротами аладжи выяснял отношения с тремя незваными гостями в серых кожаных доспехах. Один из них уже лежал поодаль с окровавленной головой и постанывал. Другой, полудроу, не спешил ему помогать. Он стоял рядом, скрестив руки, и с презрительной миной наблюдал за вторым своим товарищем, который танцевал вокруг аладжи с фальшионом, излюбленным оружием городских бандитов. Но не так-то просто было справиться с ловким зверочеловеком, орудующим ручным топором и простым деревянным баклером с медной окантовкой и массивным — под широкую лапу — умбоном. От старого добродушного привратника не осталось и следа. Вздыбив седую шерсть на загривке и яростно скаля клыки, он кружил вокруг противника на полусогнутых лапах, безошибочно парировал удары широкого клинка и пытался достать топором голову или бок.
Мелрой, слава богам, был жив-здоров — висел на створке ворот с внутренней стороны, явно оскорблённый тем, что его отстранили от участия в драке. Можно было догадаться, что он имел непосредственное отношение к зарождению конфликта.
В какой-то момент аладжи удалось поймать вражеский клинок в выемку на верхней кромке закругленного лезвия, на мгновение лишив его хозяина возможности что-либо предпринять. Молниеносный удар умбоном в лицо поставил точку в этом манёвре. Меч с лязгом покатился по брусчатке, а незадачливый противник, как-то жалко икнув, грузно рухнул и затих с окровавленной физиономией.
Всё ещё угрожающе рыча и не убирая оружия, аладжи повернулся к полудроу.
— Больше нет вопросов? — хрипло пролаял он. — Или кому-то ещё не нравятся мои уши или нос?
— Отзовите вашего пса, если не хотите неприятностей, — спокойно ответил тот, посмотрев на Сэнда. — Со своими я разберусь.
— Азгар, что тут происходит, — поинтересовался эльф у привратника, выдержав паузу.
Мелрой, который под шумок долез до самого верха и оседлал ворота, сокрушённо поник головой, поняв, что самое интересное прошло мимо него.
Окинув недоверчивым взглядом полудроу, с тихими проклятиями присевшего над отправленным в нокаут подельником, аладжи степенно отёр топор пучком травы и сунул его в петлю на бедре, пристроив туда же щит. И лишь затем ответил:
