— КО-ЗО-ТРА-ХИ! — скандировали шестнадцать тысяч глоток. — ДОЛ-БО-ТРЯ-СЫ! Ваш Владыка ковшом навоз жрет! Ваши матери с волами спят! Валите домой!
Арбалетчики Огня остановились и стали прилаживать оружие на щиты, лучники наложили стрелы и замерли, изготовясь, но южане упредили их залп. В воздух взмыла туча стрел, на миг закрыла проглянувшее из-за туч солнце и обрушилась на почти одолевших долгий подъем копейщиков. Солдаты подняли щиты над головами, и стрелы тут же забарабанили по ним стальными наконечниками. Закричали умирающие и раненые, рать Огня пометила свой путь десятками неподвижных тел, но шага не сбавила. Ударили арбалеты, им ответили стрелки северян. Тяжелые болты прошивали доски щитов, пробивали кожаные доспехи и пластинчатые латы, умножая счет убитым и раненым с обоих сторон.
Вот перестрелка закончилась. Стрелки Хикавы отступили за спины вооруженных копьями воинов, те сомкнули ряды и приготовились к рукопашной. Передовая линия Огня, до этого молчаливо и размеренно шагавшая по каменистому склону, вдруг заколебалась, качнулась вперед и с бессвязным ревом ринулась на врага.
От грохота, с которым сомкнулись стены щитов, хотелось зажать ладонями уши, но Асума лишь выплюнул окурок сигареты. Полки сходились неравномерно, волной — от правого фланга к левому, и этот нарастающий грохот пронесся над полем боя словно эхо, наполнил ущелье до краев, отразился от скал и разошелся по нему теперь уже настоящим многоголосым оглушительным эхом. От такого удара строй рек кое-где дрогнул и стал проседать, но в какой-то момент остановился, и стало даже не то чтобы неясно, какой эффект имел этот натиск — было невозможно определить и то, где свои, а где чужие и что там вообще происходит. Трещали, лопаясь копья, падали, разваливались пробитые, расколотые щиты. В страшной давке ревели, кричали люди — от боли, исступления и просто оттого, что невозможно было не кричать. Из тел павших воинов в первые же минуты схватки образовалась целая гора, и все напирающим сзади северянам уже приходилось, поскальзываясь в крови, карабкаться на нее, попадая прямо под удары вражеских копий и нагинат, и своими трупами без конца увеличивая и увеличивая эту импровизированную стену вширь и в высоту.
— Хорошо! Хорошо начали! — Исако нетерпеливо притопывал ногой, завороженный картиной боя. Старый Камбэ только хмурился и изредка косился на командира. Асума молчал. Шикаку тискал рукоять куная.
Для южан натиск Огня, однако же, также имел свои последствия. Их передовые линии смешались, в то время как противник, несмотря на страшные потери в первые минуты боя, сумел на большинстве участков столкновения сохранить порядки и не разорвать строя. Правда, ненадолго. Все же армия фронтом в четыре сотни человек — довольно протяженная формация. Когда она маршировала на врага, прямая, словно натянутая нить, она казалась единым целым, а, ввязавшись в бой, линия стала изламываться, искривляться, терять четкие очертания. Началась страшная рубка, в которой Асума уже отчаялся что-либо разобрать. Солдаты Огня, злые, осатаневшие, еще не понимающие, что первым ударом сломить и рассеять противника не удалось, бросали ставшие бесполезными в тесноте копья, брались за более сподручные в такой схватке короткие топорики, длинные ножи-кодзука и двузубые дзиттэ. Их противники для ближнего боя были снаряжены короткими клинками, грозными на вид, но скверными по качеству — Хикава без зазрений совести экономил даже на собственной армии.
— Вяло как-то, — вполголоса пожаловался Шикаку, — вяло и неинтересно. Боюсь, до темноты не управимся.
— А чем тебе, — удивился Асума, — темнота не по нраву?
— Исако работать заставит. Следите, скажет, за перемещениями противника. И маневрами. А к ночи, того и гляди, опять снег повалит. Какое удовольствие, ответь, Асума, по темнотище да снегопаду по горам лазить?
— Тут от гор-то одно название, Шикаку!
— А ну какая разница? Горы есть горы. Везде башку свернуть можно.
Асума неприязненно покосился на Нара, увлеченно исследующего внутренности ботинка на предмет забившегося туда камешка.
— Черт, какие же вы Нара все ленивые! Что ты, что Шикамару. Такое иногда отмочите, право, слов на вас не находится!
— Не находится, так и молчи.
Между тем сеча продолжалась, и с командирского холма было хорошо видно, что чаша весов в битве склоняется отнюдь не в пользу Огня. Хирага и Кусагава чуда совершить не смогли, увязли прочно и основательно но, похоже, свою задачу все же выполнили, так как Исако, наблюдая все это безобразие, ничуть не походил на разочарованного или раздосадованного человека. Напротив. Пожалуй, даже на обрадованного.
— Пора бы, командир, — заметил Камбэ, — опоздаем.
Генерал кивнул и взялся за рацию.
— Тацуя-сан, ваш выход. Как сами видите, неприятель стоит тверже, чем мы от него ожидали, поэтому не мешкайте. Но следите за своим правым флангом, он уязвим для удара вражеской кавалерии.
— Вас понял, — донеслось из рации, — действую по плану...
— Танзаку-сан, попрошу вас быть готовым начать по моему первому сигналу.
— Сколько еще ждать, Исако-сан?! — возмутилась рация голосом лидера самурайской конницы. — Мои люди теряют терпение!
Танзаку Ханада был потомственным дворянином с родословной, уходящей вглубь тех времен, когда на карте Востока еще не существовало такого государства как Край Огня. Его отец владел крупнейшим во всей стране наделом земли, административным центром которого являлся красивый процветающий город Танзаку Гай. Три года назад в ходе разразившейся у его стен легендарной Битвы Трех Саннинов, по итогам которой Цунаде-сама согласилась принять титул Пятой Хокаге, Орочимару разрушил их величественный родовой замок, развязав тем самым кровную вражду между ним и кланом Танзаку. Вражда носила чисто номинальный характер, ибо было непонятно, что Танзаку могли предпринять против всемогущего саннина. И вот им дали шанс отыграться. Хикава Ген, конечно, ни каким боком был непричастен к гибели родового гнезда Ханады, однако, как утверждали официальные источники, сотрудничал с Орочимару, поэтому мстительный Танзаку бил себя в грудь и с пеной у рта доказывал, что с Хикавой у него личные счеты. Никто с ним не спорил.
— Вперед! Вперед, воины Огня! За Владыку и справедливость! Да хранят нас добрые духи! Режь хикавских свиней! Смерть выродкам!
— Смерть! Режь!
— Бей-убивай!
Левый фланг Огня, семитысячный пехотный корпус под командованием упомянутого Тацуи, стронулся с места и с диким ором помчался на замерший в ожидании правый фланг южан. Исако бросил их в бой, надеясь этим окончательно парализовать армию противника и бесповоротно взять инициативу в свои руки. Еще три тысячи резерва он отправил на помощь почти сломленным, измотанным полкам Хираги и Кусагавы.
Видя, что враг вот-вот свяжет его боем на двух третях фронта, неприятельский генерал предпринял контратаку кавалерией. Выскочив из-за каменистой гряды, гремящая доспехами, подбадривающая себя криками конная тысяча с лету врубилась в наступающую пехоту Тацуи, топча перепуганных копейщиков, вскрывая шлемы и черепа мощными ударами клинков и увесистых шестоперов. Пересеченная местность не давала коннице разогнаться, потому наскок не имел должного эффекта, да и по соразмерности сил этого было, конечно, мало — полководец Рек держал оставшуюся часть самураев в резерве, памятуя, что Исако своих в ход пускать также не торопился. В помощь Тацуе он выделил всего семь сотен легковооруженных всадников и в довесок напомнил ему о необходимости двигаться вперед во что бы то ни стало.
— Мне кажется, или наступил переломный момент? Как твое мнение?
— Хм... и вправду, действо оживилось. Может, забьемся на пиво, кто победит? А, Асума?
— Шикаку! — рявкнул Асума, выходя из себя. — Даже твоим дурацким шуточкам должен быть предел!
Нара притих и некоторое время, любуясь, как всадники Огня берут в тиски застрявшую в пехоте конную тысячу Рек. Но, видимо, не существовало на свете силы превозмочь злой цинизм Шикаку.
— О! Погляди туда, Асума! Вон-вон-вон туда погляди! От знамени с драконом вправо чуть-чуть! Видишь самурая в шлеме красном, чудном таком? У меня у жены шляпка есть — ну один в один!
— Эх... Зря я тебя с собой взял на эту миссию. Ой, зря...
И тут — даже Асума это понял — командующий Рек совершил решающую, принявшую истинно фатальные последствия ошибку. Впоследствии Асума пришел к выводу, что, вероятно, переоценил ее значение, но в тот миг исход боя внезапно представился ему предрешенным. Генералу Рек сейчас стоило бы отвести кавалерию назад, под прикрытие щитоносцев и лучников, не втягивать свой правый фланг в стопроцентно победоносную, но связывающую его по рукам и ногам схватку, а он наоборот — двинул пехоту вперед, на помощь гибнущим самураям. По всей вероятности, он соблазнился возможностью легко разбить Тацую, что, при определенной удаче, позволило бы ему ударить на командирский холм, втоптать в землю ставку Огня и пленить Исако.
Тацуя и несущийся ему навстречу правый фланг Рек сошлись, сцепились, начали рубить и кромсать друг друга. И ставленник Хикавы, забравшийся так высоко в горы с единственной целью — дабы реализовать свое превосходство в пехоте, внезапно с изумлением обнаружил, что на переднем крае пехоты у Огня в полтора раза больше, и дерется она яростней, злее и беспощадней. Гул, рев, грохот разносились над полем боя от левого края ущелья до правого, знаменуя триумф Исако. Чтобы выправить ситуацию, противник начал массово отправлять отряды ополченцев из второй линии на замену рассеянным и разбитым регулярным частям, чем лишил себя способности адекватно и своевременно отреагировать на действия пятитысячного кавалерийского корпуса Танзаку, все еще томящегося в бездействии на правом фланге Огня.
— Все как по нотам! — Исако возбужденно потряс рацией. — А, Камбэ-сан? Кто там говорил, что ни одна битва не протекает так, как ее планировали?
— Еще неизвестно, — покачал головой старик, — сумеет ли Танзаку выполнить возложенную на него задачу. Кроме того, у нас больше нет пехоты в резерве, чтобы заткнуть брешь, буде такая возникнет.
— Теперь все решит Танзаку, — фыркнул генерал, — а у него достаточно всадников. Танзаку-сан, слышите меня?
— Великолепно вас слышу, Исако-сан! И вижу тоже неплохо, в рот мне ноги! Разрешите начинать?
— Извольте. Я создал вам все условия. Враг парализован и задействовал половину своих резервов. Все в ваших руках.
— Ха! Просто немного подождите, Исако-сан! Вас ждет незабываемое зрелище!
Зрелище действительно было незабываемым. Шесть тысяч вымуштрованной, закованной в железо конницы — главный аргумент в международной политике Огня — вылетели на поле боя и, склонив нагинаты и гигантские копья, пошли сотрясающим землю галопом. Самураи со всей страны — от северных гор до южного моря — и те всадники, что они привели с собой, гордость и цвет дворянства, несущийся на врага под развернутыми знаменами.
Атаковали они ровно там, где только и могли атаковать — с правого края, по руслу реки. Противник ждал этой атаки и хорошо приготовился. Вал арбалетных болтов скосил первую линию, перемешал вторую, но третья благополучно дошла до врага, ощерившегося лесом длинных пик. Танзаку умело разделил послушную его воле кавалерию на три неравные колонны. Первая навалилась на пехоту и рассеяла ее, но увязла в подоспевших на помощь ополченцах. Вторая ловко рассекла отступающие силы Рек и с оглушительным грохотом столкнулась с брошенной ей навстречу кавалерией врага. Третья колонна, которой, по всей видимости, командовал лично Танзаку, пользуясь всеобщим замешательством, с легкостью втоптала в землю тщетно пытавшихся прикрыть разрыв в построении и вышла противнику в тыл.
— Все, — Исако нервно облизал губы, — все решено.
Разбитые полки Хираги и Кусагавы, первыми начавшие сражение, в панике отступали, но это уже ничего не могло изменить. Танзаку добыл своему командующему победу.
— Вот блин, хорошо, что не стали спорить, — Шикаку дружески ткнул Асуму локтем в бок, — я-то был уверен, что мы битву сольем!..
— Помолчи, Шикаку. Просто помолчи.
Большинство крестьян-ополченцев, все еще дожидающихся своего часа во второй линии, носили широкополые плетеные шляпы, и в это соломенное море и врубился Танзаку со своими самураями. Ополченцы встретили конницу как их и учили, выставив пики и копья. Лошади напарывались на них, поднимались на дыбы, падали, всадники летели из седел, а новые все напирали и напирали сзади, превращая землю в месиво из крови, железа и истерзанной человеческой плоти. Танзаку заплатил дорогой ценой, однако, как сообразил Асума, победа в этом столкновении от кавалерии и не требовалась. Одним фактом своего появления он нанес противнику больше ущерба, чем причинил, налетев на ряды ополченцев. Видя, как копыта лошадей дробят кости и черепа их собратьев, как всадники, все в железе с ног до головы, практически неуязвимые, рубят, колют и режут, практически не встречая сопротивления, крестьяне дрогнули. Сначала побежал десяток, потом полк, а затем и все остальное ополчение, всколыхнувшись, покидав оружие и щиты, бросилось наутек. Танзаку преследовал их, не давая остановиться и перегруппироваться, топча сотнями.
— Смяли, — сначала неуверенно, а затем с все растущей твердостью в голосе проговорил Исако, — смяли! Ломим!
Танзаку не был идиотом. Видя, что, его разделенных сил не хватит, чтобы сломить самураев противника, он решил закончить все одним махом. По его команде кавалерия прекратила преследование и, перестроившись, с тыла атаковала передовые позиции Рек, только что выдержавшие напор пехоты Огня и даже сумевшие обратить ее в бегство. Видя, что ополчение бежит, и помощи им ждать неоткуда, а конница слишком далеко и связана боем, копейщики, пользуясь поражением вражеской пехоты, не стали упускать возможности отступить — рассеялись и бросились наутек, карабкаясь по нагромождениям камней, где Танзаку не мог до них добраться. Последними, видя, что уж им ничего не светит, обратились в бегство самураи, кляня все на свете и подгоняя коней.
— За ними! — дал общую команду Исако. — В погоню! Убивать всех, пленных не брать, даже дворян!
На командирский холм взлетел конь, несущий самурая с роскошным плюмажем на шлеме. И животное, и всадник только что вернулись из боя, оба были взмылены, возбуждены и немного не в себе.
— Наше — вам, Исако-сан! — заорал Танзаку Ханада, отчаянно смиряя распаленного, гарцующего скакуна. — Все враги порублены, посечены, порваны, мать их, на куски, как вы и велели!
— Поздравляю, Танзаку-сан, — спокойно ответил генерал. — Действительно впечатляющее зрелище.
В пасмурный холодный день восьмого апреля к четырем часам пополудни армия Хикавы Гена благодаря смелым и решительным действиям командующего Исако Киетаки была разбита наголову и поспешно отступила к твердыне Санэнори. По официальным данным, приводимым хрониками Края Огня, северяне потеряли убитыми в том бою семь с половиной тысяч пехоты и около полутора тысяч конницы. Потери Края Рек объявляются втрое большими. Впрочем, торжество Исако было умалено тем фактом, что ему еще предстоял крайне непростой штурм Санэнори и схватка за горные перевалы.
