Нет, это я для красного словца загнул — Любовь Александровна не утратила былой красоты, изящества фигуры, утончённости манер премьер-леди, только добавился некий скорбный налёт. И, быть может, это впечатление остановило мой порыв к нежным объятиям....
Мы встретились в компьютерном зале ЦКИ. Сотни глаз, забыв о мониторах, устремились на нас. Космические тела и просторы в эти минуты были предоставлены самим себе — их исследователям невтерпёж было узнать, как, спустя годы разлуки, встретит своего Одиссея Пенелопа. Общественное любопытство сковывало, гвоздило к паркету, не давало воли чувствам.
— Здравствуй, Гладышев.
— Здравствуй, дорогая.
Люба шагнула ко мне, уткнулась в грудь. Осторожно взял в ладони её плечи. Мы не целовались к огорчению присутствующих. Постояли с минутку, привыкая, а потом прошли в её кабинет.
— Как это произошло?
Она не спешит с ответом.
— Ты.... возмужал. Волосы седые.... Глаза.... Глаза твои в морщинах. Нагулялся?
— Погулял, причины были — о них потом. Что с Костиком?
— Авария на околоземной орбите. Космический мусор пробил корпус спускаемого аппарата. Он потерял управление и упал в океан.
— Место падения зафиксировано?
— Да, но аппарат не сканируется. По всей вероятности опустился не на дно океана, а угодил прямиком в глубоководную впадину.
— Там она есть?
— Там она есть, — как эхо повторила Люба.
— Что предпринимается?
— К месту падения идёт поисково-спасательное судно.
— Сколько времени прошло?
— Вторые сутки как.
— Есть надежда?
— Разгерметизация аппарата произошла на орбите, и в кабину проник жуткий космический холод. Потом падение — аппарат превратился в раскалённую сковородку в плотных воздушных слоях. В довершение — океанская впадина, на дне которой невообразимое давление. Ни одно живое существо не в состоянии пережить подобные кошмары. Если только оптимизатор..... Понимаешь, оптимизатор Константина подаёт сигнал: "Я жив". Он говорит от имени человека: "Я жив".
— Хочешь сказать — это не возможно?
— Допускаю, что с экстремальными температурами оптимизатор может справиться и уберечь носителя. Но давление.... Это невозможно.
— Но сигналы идут? Значит, есть смысл у хлопот. Сможем опуститься на дно впадины?
— Будем пытаться. На борту спасателя батискаф последнего поколения, ещё не прошедший "полевые" испытания. Заодно....
— Когда смогу вылететь к месту погружения?
— Мы полетим вместе, — сказала Люба, сказала другим, ну, просто воркующим голоском. А взгляд.... нежный, влекущий. Я придвинулся.
— Лёш, не надо.... Не здесь.... Идём домой.... Господи, спасите от насильника.
Но насильников было двое. Пока возился с её униформой, жена в одно движение сорвала с меня тунику.
— Как ты можешь? — застонала она, опрокидываясь на рабочий стол. — О Косте подумай.
Ни о чём уже не мог думать. Сколько лет разлуки.... Столько лет вдали....
Астроград, в котором размещался Центр Космических Исследований, был типичным моногородом нового поколения — без улиц и площадей, но с вертикальными лифтами и горизонтальными эскалаторами. Бытовые апартаменты хозяйки ЦКИ располагались на одном из верхних ярусов полутора километровой усечённой пирамиды. Как вошёл — ахнул. Несколько комнат и в каждой стены — прозрачное стекло, за которым иная жизнь: подводный мир, джунгли, степные, горные ландшафты....
— Что это?
— Обои, — смеётся жена.
Погрозил пальцем:
— Кого пытаешься надуть? Это плоские экраны — компьютер крутит записи.
— Не совсем. Компьютер транслирует пейзажи с установленных камер. Действия на экранах в режиме on-line. Создаётся эффект присутствия — не надо тратить время на вылазки.
Это был вечер воспоминаний.
Помнишь...? А ты помнишь...? Мы всё хорошо помнили. Нашу встречу в заснеженном Новосибирске, и скоропалительную свадьбу.
— Гладышев, тебе никогда не хотелось прыгнуть в самолёт и примчаться ко мне? Не хотелось? Постарел, утратил дух романтизма. Чем живёшь теперь?
Я рассказал о проклятии генерала.
— Предрассудки, — хмыкнула Люба.
— А Никуши? Дашина гибель.... Мама....
— Не вижу мистики. Трагическая и субъективная реальность.
— Я был у Костика перед походом на Белуху.
— Был на Сахалине и не удосужился заглянуть? Хорош муженек!
— Я был у Костика, и вот теперь космический мусор....
— Не будем хоронить парня раньше времени. А меня, зачем пытаешься запугать?
— Хочу объяснить, почему обходил десятой дорогой.
— А теперь ты здесь, и, стало быть, мой черёд подошёл.
— Люба....
Она потянула в спальню.
— Приласкай напоследок.
Дыхание жены глубокое и ровное. Она спит на моём плече, обняв за другое. Трудно шевельнуться, не потревожив. Всё-таки удаётся дотянуться до оптимизатора.
— Билли.
— Что, хозяин, надо?
Не разделил настроения.
— Есть связь с оптимизатором Костика?
— Односторонняя. На запросы не отвечает. Шлёт в эфир, как маячок: "Я жив".
— Может такое быть, что от всего Кости осталась одна живая клетка, а оптимизатор....
— Всё может быть. Оптимизатор — прибор, он запрограммирован и не склонен к импровизации.
— Если оптимизатор функционирует, почему не выходит на связь?
— Нет ответа на твой вопрос....
— Ищи....
Проснулся один в кровати, не было Любы и в квартире. Принял душ. Привёл в порядок свою растительность. В ванной на вешалке заботливая рука оставила для меня нижнее бельё. На спинке кресла висела униформа, в которой щеголяют сотрудники ЦКИ. Опустил тунику в утилизатор.
Решил отыскать Любочку на рабочем месте, следуя позывам интуиции. Покатался на лифтах, на эскалаторах бесконечными коридорами. Пару раз готов был завопить: "Где вы, люди, ау?". А когда находил, упрямо отмалчивался, отвечая кивком на приветствие.
Наконец:
— Билли, помогай.
Люба сидела в рабочем кресле перед огромным экраном монитора, а за спиной.... нет вокруг! Мама дорогая! Прозрачные стены. И сам кабинет в центре огромного компьютерного зала — полный обзор. А мы вчера тут не сдержали своих чувств. Нет, не может быть, я бы заметил — конечно, стены были чем-то затонированы.
— Что опешил, проходи, — Люба, не оборачиваясь.
Я убрал её локон и поцеловал шею. Она быстро повернулась и догнала мои губы своими.
— Присаживайся.
Я сел, подпёр скулу ладонью и устремил на жену взгляд, исполненный бесконечной любви и нежности.
— Чем заняты исследователи космоса?
— Догоняем прошлое.
— Путешествие во времени?
— Инвентаризация заатмосферного пространства.
— Причём тут прошлое?
— Эту работу следовало сделать много раньше, тогда бы не было трагедии с Костей.
— Подметаем?
— Нет. Пока ставим на учёт — потемну устроим звездопад.
— Как бы, не время фейерверков.
— Согласна, но народ хочет — не запретишь.
Инвентаризация космического мусора включала в себя операции определения:
— массы объекта (вплоть до микроскопической);
— координат орбиты;
— скорости движения.
И заканчивалась расчётом траектории вхождения в плотные слои атмосферы для полного уничтожения до поверхности Земли.
— И это ваша работа?
— Увы, запущенная, — посетовала Люба. — Тебе не скучно?
— Нет, любуюсь.
— Вечером.
— Сейчас, тобой.
— Искуситель ты опытный — мне ли не знать....
Вечером жена выложила передо мной фрак-тройку, белоснежную рубашку и чёрную бабочку с огромным бриллиантом.
— Облачайся.
— Это к чему?
— Будет звёздный бал.
— Как бы, не ко времени.
— Но он состоится, и что же нам, вдвоём в трауре хандрить? Нет, мы будем веселиться, и, уверена, с Костей будет всё в порядке. Ну, же, милый, не хмурься, порадуй свою верную жёнушку. На светских раутах ты всегда был об руку с Дашей — мне оставались только мечты о счастье.
Я сдался.
Зрелище было фантастическим. Ночное небо вызвездило. Облака чародеи погоды угнали за горизонт. Луна только-только нарождалась и не мешала любоваться космическим дождём. Его яркие струи вдруг возникали из темноты и тут же гасли над головой. То неслись по небосводу, оставляя светящийся след, и пропадали, сгорая за горизонтом.
Население Астрограда, от мала до велика, собралось на плоской крыше своего необычного города любоваться метеоритным дождём. Восторженными криками приветствовали каждую фигуру звёздного калейдоскопа. Не разучился голос напрягать народ — это радовало.
Зазвучала мелодия вальса. Что-то новенькое.
— "Звёздный вальс" — пояснила Люба. — Нравится?
Церемонно поклонился и подал жене руку, приглашая. Люба в корсетном платье 18-го века, а-ля Екатерина, изящно присела в книксене. Мы закружились, и через минуту тесно стало от танцующих пар. А звёздный дождь падал....
Расчувствовался и хотел поцеловать жену. Отстраняясь, она прогнулась и почти висела на моей руке. Потянулся к ней и сбился с ритма.
— Гладышев, тебе только с йети танцевать, — смеётся Люба.
Жена улыбается, она счастлива.
Ночью, после близости, Люба рисовала пальчиком круги на моей груди.
— Гладышев, давай жить вместе. Скажи, после всех трудов, терпения, десятилетий ожидания разве я не заслужила простого человеческого счастья? Я хочу быть мужней женой. Я хочу ребёнка.
А я что ль не хочу? Но, помолчав, спросил:
— Настенька даёт о себе знать?
Люба поскребла коготком родимое пятнышко на моём плече:
— Раз в неделю выходит на связь — "Мама Люба я в порядке" — и всё. Увлеклась уфологией. Мотается по островам и континентам в поисках инопланетян. С тобой общается?
Я отмолчался.
Нет, со мной она не контактирует. Или я с ней? Напророчила мама в день её рождения, обозвав отцом-подлецом. Обязательно надо встретиться. Вот спасём Костю....
— У неё есть парень?
— Значит, не общаетесь. Горе ты моё, Гладышев. Одичал — как приручить? А парень у Настеньки есть. Француз кажется — Жаном зовут. Тоже на летающих тарелках помешан.
— Жан, стало быть. А ты теперь тёща?
Зарылся лицом в роскошный бюст и притих, мечтая о встрече с дочерью.
Утром забузил:
— Не могу больше ждать — закажи транспорт к месту падения.
Люба, как верная жена:
— Я с тобой.
В тот же день вылетели на гидросамолёте в район поисков. Бесшумный полёт на беспилотном аппарате, к тому же без винтов и сопел озадачил ещё в первый перелёт от Кораллового острова, но спросить было некого.
— Как это? — спрашиваю жену.
— По щучьему велению, — смеётся.
Конечно, конечно, а то как же.
— Расскажи, дорогая, что представляет собой современное общество? Что движет людьми? Кто правит миром?
— Из двух правителей, что были, остался лишь один — любовь. Любовь к Земле, к природе, к ближнему и самому себе. Это роднящее всех чувство. И общий разум, соединённый виртуальной связью. А в остальном, современное общество — это коллектив индивидуальностей. Каждый занят интересующей темой, в узких, проблемных местах обращается за помощью. Общими усилиями задачи решаются.
— Стало быть, все при делах?
— Даже те, кто, по твоему выражению, "на бичах брюхи греют". Это их мысленной энергией несётся меж облаков наш гидросамолёт.
— Несётся? Да он едва ползёт и вот-вот развалится.
— Это правда, — Люба поджала чувственные губы. — Закон подлости — если в одном деле прорыв, то в другом обязательно провал. Для мысленных полётов нужны новые аппараты, для них — новые материалы. И главный тормоз — гравитация. Для нашего организма ускорение в два-три g уже барьер, а могли бы разгоняться до сверхсветовых скоростей. Напряги, Гладышев, свой интеллект — может, что придумаешь
Я обещал:
— Подумаю.
В месте падения космического аппарата дрейфовало судно поисково-спасательной службы. Гидросамолёт сделал круг обзора и пошёл на посадку. Приводнился, стал подруливать к борту спасателя. Он ещё не причалил, я спрыгнул с плоскости крыла и протопал несколько метров по воде. Потом с борта подал руку жене.
Люба тряхнула гривой волос:
— Гладышев, ты сделал то, что я видела, или меня укачало?
Помогая жене преодолеть леера, поцеловал под ушко и шепнул:
— Потом научу.
Экипажем из семи человек командовал капитан Свенсон, Улаф Свенсон. Судя по фамилии и седой ухоженной бороде — из скандинавов. Поцеловал Любе руку, мне пожал, представил команду, которая "дьявола морского со дна достанет и плясать заставит".
В сторонке ещё двое в шортах, переминаются, поглядывают, ждут своей очереди.
Люба к ним:
— Познакомься, дорогой, Бенжамин Видгоф, конструктор самого глубоководного батискафа.
Они обменялись рукопожатиями. Потомок Моисея, весьма похожий на Эйнштейна, протянул мне пятерню.
— А это.... — Люба искала ответ в голубых глазах русоволосого атлета.
И он представился:
— Стив Маховлич, пилот батискафа.
— А покажите, — попросил я.
Но инициативой вновь завладел Свенсон. Вслед за ним мы обошли судно с юта до бака, осмотрели надстройки и подпалубные помещения. Расквартировались в отведённой каюте.
— Через час пробьют склянки, — объявил капитан, — и состоится праздничный фуршет в честь прибытия.
Он ушёл, я заворчал:
— А нельзя ли без этих прелюдий? И вообще, я хочу осмотреть батискаф.
— Тс-с-с, — жена обняла меня за шею. — Нельзя нарушать законы морского гостеприимства. А у нас с тобой есть целый час.
И припала поцелуем.
Стол, накрытый на двенадцать персон, ломился от яств.
— Билли, это наяву или твои виртуальные грёзы?
— Расслабься, Создатель, иногда можно.
— Животы набьём, а есть ли на посудине гальюн?
— Нашёл о чём печалиться — гарантирую стопроцентную усвояемость.
Приступ зверского аппетита отвлёк от полемики.
— Попробуйте, мадам, — капитан протянул Любе бокал ядовито жёлтого напитка. — Ямайский ром пятивековой выдержки из бочки, поднятой с потопленного пиратского корабля.
Я обглодал индейке ножку, хлебнул из кубка английского эля и толкнул соседа локтем:
— Батискаф одноместный?
Стив не успел ответить.
— О-ла-ла! Первый нарушитель, — Свенсон ткнул в меня пальцем. — За столом ни слова о работе.
Что значит быть нарушителем правил морской пирушки, узнал позднее, когда сытые и пьяные застольщики потребовали зрелищ.
— Первый пошёл, — потребовал капитан.
Уяснив, что от меня требуется, вооружился корабельной гитарой. Присел, тронул струны, проверяя настройку. Оглядел присутствующих — что вам спеть, господа? Любушка моя, глаза соловые, смотрит с обожанием. Помнишь, дорогая, хату деда Мороза?
Взял аккорды.
— Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то
Правда, это было так давно....
Одно из любимейших произведений Ливерпульских волосатиков. Простенькая песенка про девочку, которую кто-то из них любил когда-то, и помнит до сих пор....
Два матроса дробили степ. Свенсон играл на скрипке. Вечер продолжался....
Солнце нырнуло в океан, бросив на поверхность прощальную дорожку. Так было на Коралловом острове. Я загрустил.
