— Ты никогда мне этого не говорила, — наконец сказал он, опуская руку.
— И что бы это дало? — спросила она.
Вот, значит, как. Лири знала — должна была знать — правду к тому времени, когда он на ней женился. Но все равно она, наверное, надеялась... Не найдя, что ответить, Джейми отвлёкся на несущественное.
— Кто это был? — спросил он.
— Кто? — нахмурила она в замешательстве брови.
— Тот парень. Твой отец хотел, чтобы тебя наказали за распутство, разве нет? С кем это ты заигрывала, когда я принял за тебя побои? Мне никогда не приходило в голову спросить.
Красные пятна на её щеках стали ярче.
— Да уж, тебе никогда и не пришло бы?
Между ними повисло молчание, колкое, как обвинение. Раз он тогда не спрашивал, значит, ему было всё равно.
— Прости, — наконец тихо произнёс он. — Скажи всё же, кто это был.
Ему было абсолютно всё равно тогда, но сейчас Джейми понял, что ему хочется узнать, лишь бы не думать и не говорить о другом. У них не было того прошлого, о котором она мечтала, но прошлое всё ещё лежало между ними, образуя хрупкую связь.
Лири поджала губы, и он подумал, что она не скажет, но вдруг губы неохотно разжались:
— Джон Роберт МакЛауд.
На миг Джейми недоумённо нахмурился, но затем имя всплыло из своего уголка памяти, и он уставился на Лири.
— Джон Роберт? Что, этот, из Килликрэнки?
— Ага, — ответила Лири. — Он.
На этом слове она внезапно замолчала.
Когда Джейми недолго жил в замке, он толком не знал этого мужчину, но воины Леоха много судачили о популярности Джона Роберта МакЛауда среди молодых женщин. Хитрый, внешне привлекательный недоносок, статный, с худощавым лицом, и тот факт, что у него дома в Килликрэнки были жена и дети, казалось, вовсе ему не мешал.
— Иисусе! — воскликнул Джейми, не в силах сдержаться. — Тебе повезло, что ты сохранила свою непорочность!
От внезапного прилива безобразной красноты её кожа потемнела от корсета до чепца, и у Джейми отвисла челюсть.
— Лири МакКензи! Ты ведь не была такой распутной дурой, чтобы позволить ему взять тебя, девственницу, в постель!
— Я не знала, что он женат! — крикнула она, топая ногой. — И это было после того, как ты женился на англичанке! Я пошла к нему за утешением.
— О, и он тебе его дал, я уверен!
— Заткнись! — взвизгнула она и, подняв со скамьи у сарая глиняную лейку, швырнула её ему в голову.
Джейми не ожидал этого: Клэр частенько бросалась в него разными предметами, но Лири — никогда, и она чуть не размозжила ему голову. Он увернулся, и лейка стукнула его в плечо.
За лейкой последовал град других предметов со скамейки, сопровождаемый бурным потоком бессвязной брани, всевозможными не подобающими женщине ругательствами вперемежку с воплями, похожими на свист чайника. Брошенная в него кастрюля с пахтой не попала в цель, но обдала от груди до колен творогом и сывороткой.
От шока его разбирал смех, но она вдруг выхватила мотыгу из сарая и кинулась на Джейми. Серьёзно встревоженный, он нагнулся и схватил её за запястье, выкрутив так, что она с глухим стуком уронила своё тяжёлое орудие. Она завизжала, словно банши, и хлестнула его другой рукой по лицу, чуть не ослепив ногтями. Он схватил и второе запястье и прижал её спиной к стене сарая, а Лири продолжала пинать его ногами по голеням, борясь с ним и извиваясь, как змея.
— Прости! — закричал он ей в ухо, чтобы она его услышала, несмотря на шум. — Извини! Ты меня слышишь? Мне жаль!
Из-за потасовки Джейми не услышал, что происходит сзади. Получив чем-то тяжеленным в ухо без малейшего предупреждения, он зашатался, а перед глазами засверкали искры.
Он не отпустил её запястья, поэтому, споткнувшись и падая, увлёк Лири за собой вниз, так что она оказалась сверху. Джейми крепко обхватил её руками, чтобы она не поцарапала его снова, и моргал, стараясь прочистить слезящиеся глаза.
— Пусти её, MacIfrinn! (сын дьявола, гэльск. — прим. перев.)
Рядом с его головой воткнулась в землю мотыга.
Джейми стремительно перевернулся, всё ещё прижимая к себе Лири, И бешено покатился по грядкам. Он слышал тяжёлое дыхание, нетвёрдые шаги, и мотыга опустилась снова, пригвоздив его рукав к земле и ободрав кожу на руке.
Он резко дёрнулся, освобождаясь, и, не обращая внимания на рвущиеся кожу и ткань, откатился от Лири, вскочил на ноги и сразу набросился на худосочного слугу, который как раз поднимал над головой мотыгу с искажённым от усилий лицом.
Джейми с хрустом боднул мужчину головой в лицо и повалил плашмя, врезав ему под дых. Он сел на слугу верхом и продолжал охаживать его кулаками, хотя ярость немного утихла. Мужчина хрюкал, скулил и булькал, и Джейми уже отвёл назад колено, чтобы дать засранцу по яйцам и окончательно решить вопрос, но начал смутно осознавать, что Лири визжит и бьёт его по голове.
— Не трогай его! — вопила она, плача и шлёпая его ладонями. — Отпусти его, отпусти, ради любви Святой Невесты, не бей его!
И Джейми остановился, задыхаясь и внезапно чувствуя себя страшным дураком. Бьёт тщедушного калеку, который хотел только защитить хозяйку от очевидного нападения, даёт волю рукам с женщиной, словно уличный хулиган, — Господи, да что с ним такое? Он сполз с человека, подавляя желание извиниться, и неуклюже поднялся на ноги, собираясь хотя бы подать бедняге руку.
Однако не успел он это сделать, как Лири упала перед тем мужчиной на колени, плача и цепляясь за него, потом почти усадила, прижимая его узкую голову к своей мягкой круглой груди, не обращая внимания на кровь, хлеставшую из его разбитого носа, стала ласкать и поглаживать его, шептать его имя. Вроде бы, Джоуи.
Джейми, немного покачиваясь, стоял, уставившись на это представление. С его пальцев капала кровь, а рука, где мотыга ссадила кожу, начала гореть. Он почувствовал, как что-то жгучее попало ему в глаза, и, вытираясь, обнаружил, что его лоб кровоточит: Джоуи, с его вечно приоткрытым ртом, видимо, случайно укусил Джейми, когда тот ударил его головой. Морщась от отвращения и чувствуя следы зубов у себя на лбу, Джейми на ощупь поискал платок, чтобы остановить кровь.
Между тем, какой бы туман ни царил у него в голове, суть происходящего перед ним на земле становилась с каждой минутой всё яснее. Добрая хозяйка может попытаться утешить раненого слугу, но Джейми никогда не слыхал, чтобы женщина называла слугу 'mo chridhe' ('мой дорогой', гэльск. — прим. перев.). Не говоря уж о том, чтобы страстно целовать его в губы, размазывая по своему лицу кровь и сопли.
— Ммфм, — произнёс он.
Вздрогнув, Лири обратила к нему испачканное кровью, зарёванное лицо. Она никогда не выглядела милее.
— Он? — недоверчиво спросил Джейми, кивая на помятого Джоуи. — Но почему, ради Бога?
Лири зло посмотрела на него глазами-щёлочками, подобравшись, как кошка перед прыжком. Она смерила его взглядом, потом медленно выпрямила спину, снова прижимая голову Джоуи к своей груди.
— Потому что я нужна ему, — бесстрастно сказала она. — А тебе, ублюдок, я никогда не была нужна.
ДЖЕЙМИ ОСТАВИЛ ЛОШАДЬ ПАСТИСЬ вдоль берега озера и, стянув одежду, зашёл в воду. Небо было пасмурным, а озеро — полно туч. Каменистое дно ушло из-под ног, и холодная серая вода приняла его. Ноги свободно двигались, а небольшие ссадины онемели от холода. Он опустил лицо в воду, закрыв глаза, чтобы промыть порез на голове, и почувствовал, как пузырьки воздуха от дыхания мягко щекочут плечи. Он поднял голову и медленно поплыл, не думая ни о чём.
Джейми лёг на спину среди облаков, — волосы плыли по поверхности воды, как водоросли, — и уставился в небо. Брызги дождя покрыли воду вокруг него рябью, потом дождь усилился. Правда, это был мягкий дождь: он не чувствовал ударов капель, только ощущал, как озеро и облака в нём омывают его лицо и тело, очищая от крови и волнений последнего времени.
Джейми спрашивал себя, сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться домой?
Вода заполнила уши своим собственным шумом, и он успокоился, осознав, что на самом деле никогда не уезжал.
Наконец он перевернулся и быстро поплыл к берегу, легко разрезая руками воду. Дождь усилился, и капли непрерывно стучали по его голым плечам, пока он плыл. Заходящее солнце ещё светило под облаками, заливая Балригган и его холм нежным светом.
Джейми почувствовал, что дно поднимается, и опустил ноги, затем ненадолго замер по пояс в воде, разглядывая дно.
— Да, — негромко произнёс он, чувствуя, как угрызения совести, затихая, сменяются сожалением и, наконец, смиренным раскаянием. — Ты права: никогда. Мне жаль.
Он вышел из воды, свистнул лошади и, набросив влажный плед на плечи, повернул в сторону Лаллиброха.
ГЛАВА 79
ПЕЩЕРА
'ПОЛЕЗНЫЕ ТРАВЫ', — написала я и, как обычно, остановилась — оценить, что получилось. В отличии от шариковой ручки или пишущей машинки, если пишешь пером, нужно сначала все хорошенько обдумать, чтобы экономно использовать бумагу. Но, тем не менее, я подумала, что сейчас лучше просто составить список и поочередно давать пояснения о каждой траве. А затем, когда всё будет готово и я буду уверена, что ничего не забыла, уже сделать чистовик, а не пытаться охватить всё за один раз.
'Лаванда, перечная мята, окопник', — не останавливаясь, писала я. 'Календула, пиретрум, наперстянка, таволга'. Затем я вернулась вверх по списку и пририсовала большую звездочку возле наперстянки, как напоминание о том, то надо добавить примечание: использовать необходимо с особой осторожностью, потому что все части растения чрезвычайно ядовиты в любых дозах, кроме самых крошечных. Я покрутила перо, в раздумье кусая губу. Следует ли вообще её упоминать, учитывая, что это будет настольное медицинское руководство для простого обывателя, а не для практикующего врача, применяющего различные лекарственные средства? Ведь, по правде говоря, не следует лечить наперстянкой, если тебя этому не учили... Лучше не стану про нее писать. Я вычеркнула её, но потом подумала: может, всё же оставить (на тот случай, если кому-то взбредет в голову насовсем вылечить ею водянку какого-нибудь бедного дядюшки...), но добавить рисунок со строжайшим предупреждением, что применять необходимо исключительно под наблюдением врача.
На пол передо мной упала тень, и я посмотрела вверх. Там стоял Джейми с весьма странным выражением лица.
— Что? — спросила я, испугавшись. — Что-то случилось?
— Нет, — сказал он.
Пройдя в кабинет, Джейми наклонился и уперся ладонями в стол, расположив свое лицо в футе от моего.
— У тебя когда-нибудь возникало хоть малейшее сомнение в том, что ты мне нужна? — требовательно спросил он.
Понадобилось менее секунды на размышления, чтобы ответить на этот вопрос.
— Нет, — быстро ответила я. — Насколько я помню, ты крайне нуждался во мне с того самого момента, когда я впервые тебя увидела. И у меня не было причин думать, что с тех пор ты стал более самодостаточным. Что случилось с твоим лбом? Выглядит, как след от зуба.
Джейми бросился через стол и поцеловал меня, прежде чем я смогла закончить осмотр.
— Благодарю тебя, — пылко проговорил он, и, стремительно развернувшись, вышел, очевидно, в наилучшем расположении духа.
— Что это с дядей Джейми? — спросил Йен, заходя в кабинет сразу, как только тот вышел. Парень взглянул на открытую в коридор дверь, откуда доносилось громкое фальшивое пение, похожее на гудение пойманного шмеля. — Он что, пьян?
— Не думаю, — с сомнением сказала я, облизав губы. — Алкоголя на вкус не ощущается.
— Ага, ладно, — Йен пожал плечом, отметая в сторону странное поведение своего дяди. — Я как раз возвращался из окрестностей Брох-Мордхи, и мистер МакАлистер сказал мне, что матери его жены ночью стало плохо, и, может, ты могла бы прийти, если тебя это не затруднит?
— Нисколько не затруднит, — заверила я его, с готовностью вставая. — Сейчас, только возьму свою сумку.
НЕСМОТРЯ НА ТО, что была весна — холодный и коварный сезон — домочадцы и соседи казались удивительно здоровыми. С некоторой осторожностью я возобновила свою врачебную деятельность, аккуратно предлагая советы и лекарства там, где их готовы были принять. В конце концов, я больше не являлась леди Лаллиброха, и многие люди, знавшие меня прежде, сейчас уже умерли. А те, кто остался жив, в целом с радостью меня встречали, но в их глазах появилась настороженность, которая раньше отсутствовала. Меня это печалило, но я слишком хорошо их понимала.
Ведь я оставила Лаллиброх, оставила Самого. Оставила их. И хотя они сделали вид, что поверили в рассказ Джейми о том, что я бежала во Францию, считая его мертвым, они не могли отделаться от мысли, что, сбежав туда, я их предала. И я чувствовала, что и правда их предала.
Легкость, когда-то существовавшая между нами, исчезла, и поэтому я перестала регулярно наносить визиты, как делала в былые времена. Теперь я ждала, чтобы меня позвали. И в то же время, когда мне нужно было выбраться из дома, я в одиночестве отправлялась собирать травы или прогуливалась с Джейми, которому тоже время от времени требовалось выйти.
Как-то в один из дней погода была ветреной, но ясной, и Джейми повел меня дальше, чем обычно, сказав, что если я не против, то он покажет мне свою пещеру.
— Я бы очень этого хотела, — ответила я, приложив ладонь ко лбу и затеняя глаза от солнца, чтобы посмотреть на крутой холм. — Это там?
— Да. Ты видишь ее?
Я покачала головой. Если не считать большой белой скалы, прозванной в народе 'Скачущий бочонок', то на вид это был обычный для Хайленда горный склон, усыпанный дроком, ракитником и вереском — лишь эти растения и виднелись среди каменистой почвы.
— Тогда пошли, — сказал Джейми и, ступив на незримую точку опоры, улыбнулся и протянул руку, чтобы помочь мне.
Взбираться было тяжело, я задыхалась и вся взмокла от пота, когда наконец он отодвинул завесу дрока и показал мне узкий проход в пещеру.
— Я ХОЧУ ВОЙТИ.
— Нет, не надо, — настойчиво сказал Джейми. — Там холодно и грязно.
Клэр посмотрела на него с притворным удивлением и криво усмехнулась.
— Неужели? Никогда бы не догадалась! — проговорила она очень сухо. — Я все равно хочу войти.
Спорить с ней было бессмысленно. Пожав плечами, Джейми снял сюртук, чтобы не запачкаться в пещере, и повесил его на молоденькую рябинку, росшую у входа. Подняв руки, он приложил ладони к камням, находящимся с двух сторон от лаза в пещеру, но засомневался — всегда ли он прикасался к ним, когда входил, или нет? 'Господи, какое это имеет значение?' — укорил себя Джейми, и, крепко ухватившись за скалу, шагнул внутрь и спустился в глубину.
Там было так же холодно, как он помнил. Хотя ветер сюда не проникал и внутри царил отнюдь не кусачий мороз, но холод здесь казался таким промозглым, что буквально проникал сквозь кожу и вгрызался в кости.
Повернувшись, Джейми протянул вверх руки, когда Клэр склонилась к нему, пытаясь спуститься вниз, но она оступилась и чуть не упала, свалившись ему в объятья ворохом одежды и растрепавшихся волос. Рассмеявшись, он повернул её, чтобы она осмотрелась, но из рук не выпустил: ему не хотелось расставаться с её теплом, и он держал жену, словно щит против ледяных воспоминаний.
