Письмо, с которого все началось

Среди верховных церковников, как в клубке змей — не знаешь, кто первый укусит и с какой стороны. Так что соваться к ним мне никак не хотелось. Эх, лучше б уж я простой крестьянкой родилась, так хоть не трогали бы! А теперь...

Меж тем настоятельница грузно поднялась с кресла.

— Ох и дурында ты, девка! — выдохнула она. — Простого дела выполнить не смогла. А дела-то — на комариный чих!

Ох, ее бы устами, да мед пить!.. Чих комариный... Как же! Да от беседы со Старым Лисом я едва не поседела.

Поэтому я бухнулась на колени и затянула:

— Простите меня, матушка, грешную, что не уразумела вашего приказания.

Чтоб лишний раз не влетело, я старалась покаяться, к тому же — это хороший способ выкрутиться из положения, когда не особо понимаешь, что происходит, а главное почему.

— Встань, встань...

Настоятельница не любила, когда я так ныть начинала, сразу душой отходила. И хотя я старалась этим не злоупотреблять, а все же иногда приходилось на коленях поползать.

Я снова села. А мать, обойдя стол кругом, вновь стала смотреть в окно.

— Вот что! — сказала она пару минут спустя. — Поезжай-ка ты вместе с сестрами в монастырь Ордена Святого Августина4, в тот, что неподалеку от Горличей расположен. Пакет туда отвезете, — в задумчивости настоятельница принялась постукивать себя пальцем по губам. — С тобой поедут старшая сестра Гертруда, сестра Юозапа и... и младшая сестра Агнесс. Вчетвером поедете.

— Спаси Господи вас, Матушка — обрадованная, что головомойка закончилась, я пружинисто вскочила.

— Куда?! — рыкнула настоятельница, и я плюхнулась обратно. — Думаешь, я не догадываюсь, что у варфоломейцев что-то было? — и выжидательно так посмотрела на меня. — Еще раз спрашиваю. Епископ ничего не передавал?

Меня аж в пот прошибло от ее взгляда. Но я держалась крепко.

— Нет, матушка,

— Смотри у меня, — она погрозила мне пальцем. — А чтоб впредь более искренна была, прочтешь за седмицу сто раз 'Верую', да до отъезда поститься будешь. И ко мне в тренировочных облачениях являться не смей! Ну а для полного смирения отработай с послушницами полосу препятствий. Поняла?

— Как есть, все поняла, матушка, — выдохнула с облегчением.

— Ну, ступай. С Богом!

— Благословите.

Она, не глядя, ткнула рукой в мою сторону, перекрестила.

— Все, ступай, ступай...

Я вышла в коридор.

Фух! Можно сказать — легко отделалась, к тому же епитимья мизерная, по сравнению с прошлым разом. Последний раз чуть шкуру со спины не спустили, что из-за спешки не стала ждать, когда граф оставшуюся сумму привезет. А теперь... Вот интересно чего мне следовало дожидаться в ордене? Двух братьев костоломов в сопровождение?!. Что-то в это мне слабо вериться. А... А может, нужно было обратно доставить что-то важное, и братья должны были стать моей охраной? Нет, сомнительно. Я сама не слабенькая и далеко не хиленькая. Так что не этого добивался от меня епископ. Опять-таки в монастыре мне коня пытались перековать, и пакостью всякой опоить да накормить... Ох и мутное дело затевается!..

Как же они мне со своими тайнами надоели. Наверняка чего-то в верхах не поделили, в своем вечном гадючнике и теперь тягают туда-сюда всех, кто под руку подвернется. Так и быть, по-быстрому смотаемся в очередной монастырь, а там, дай Бог, до зимы в дальнюю комендатерию5 сбегу отдохнуть.

Я возвращалась обратно на тренировочную площадку, начальственный втык занял немного времени, можно продолжать упражняться. Сестер, с которыми вместе поеду, извещать не буду, Иеофилия им и так пять раз все подробно объяснит. Очень уж она дотошная, к тому же — большая зануда.

После обедни я решила заглянуть в арсенал, заранее подобрать себе что-нибудь по руке. Помещение было просторным, сухим и хорошо проветриваемым, здесь хранили все вооружение сестер ордена. Чего тут только не было! Стойки с мечами всех видов и размеров, под любую руку, разномастные топоры, пики, арбалеты, и прочее оружие. Половину помещения занимала броня: каждая кольчуга или доспех были свернуты, и лежали в промасленном парусиновом мешке. Все мешки были подписаны. Я, кстати, так и не нашла ту заразу, что взяла мои наручи. Вернулась, а они уже на месте лежали. Вот кому-то крупно повезло!

Когда я, погрузившись в раздумья, бродила среди стоек и стеллажей, кто-то со всего маху хлопнул меня по плечу. Я покачнулась, едва не упав.

— Почетному пакетоносцу всея обители привет! — я узнала голос, поэтому спокойно обернулась без излишнего рукоприкладства.

— И тебе не хворать, Герта. Все издеваешься? Вот останусь однажды заикой, что делать будете?

— В два раза дольше молитву читать, — улыбнулась она и передразнила. — С п-пэ-п-придыханием, — но, поняв, что я на шутку не повелась, уже серьезно спросила: — В дорогу собираемся?

— Тебе уже сказали?

— Ага, успели обрадовать, — она присела на единственную в арсенале скамью.

Сестра Гертруда была на полголовы выше меня и шире в плечах. Лет пять назад стала старшей сестрой, но вот дальше ей ходу не было. Она была родом из свободных крестьян, и лишь благодаря своей мощи стала полноправной боевой сестрой, а не подметала дворы в прислужницах. Красотой Герта не блистала, нос у нее был сломан, левую щеку от внешнего угла глаза до подбородка пересекал шрам. Впрочем, все здесь не красавицы при таком служении Богу. Нам это ни к чему.

— Прежним составом поедем? — как бы между прочим спросила она, но я поняла — этот вопрос сестру очень сильно волновал.

— Нет, нам Берну новенькой сестрой заменили, — поспешила обрадовать ее.

Обычно в боевые патрули и дальние рейды мы ездили слаженной четверкой, однако поездки в той или иной мере оказывались настоящим испытанием. В мире много соблазнов, и порой вне стен монастыря так и тянет нарушить тот или иной пункт устава — то поесть скоромное6, то вина на вечерке пригубить хотя бы половину кубка, а то и вовсе проспать заутреню7. А наша сестра Бернадетта была настолько истовой ревнительницей Веры, что ничего подобного себе даже в мыслях не позволяла. Ну и нам соответственно тоже. В общем, когда мы отправлялись в рейд четверкой, то вели себя одинаково, что в стенах монастыря, что за его стенами, а Герту — любительницу поесть от пуза — это сильно огорчало. Впрочем, меня тоже.

— Значит, на легком молоденькую обкатывать будем, — фыркнула она, расплываясь в довольной улыбке.

— Не сказала бы, — протянула я рассеяно, взяв со стойки клевец8 и прикидывая его к руке. В дорогу мне хотелось взять что-нибудь основательно убойное.

— А не сочиняешь?

— Мне так кажется... — Так клевец точно возьму, он поудобнее в бою для меня будет. Секира больно тяжела.

— Ой, Фиря, если кажется, ты знаешь что делать надо, — отмахнулась сестра. Непохоже, что мои слова ее взволновали.

— Считай, мне озарение было, — я пристально посмотрела Герте в глаза, намекая, что все не просто так.

Тогда сестра молча поднялась и, выглянув в коридор, посмотрела по сторонам, а потом плотно прикрыв дверь, снова села на место.

— Рассказывай!

— Понимаешь — нечего.

— Брешешь?!

— Совершенно нечего, но все так гадостно складывается. Хотя нет, не складывается... — я отложила выбранный клевец в сторону, и стала ходить из угла в угол.

— Фиря, не мельтеши ты! Не бывает так, чтобы уж совсем ничего. Так что рассказывай уже, не томи!

— Сама ничего не понимаю. Съездила к варфоломейцам, один пакет отвезла, теперь второй по приказу повезу. И все, знаешь ли, по военным маршальским орденам. В монастыре Святого Варфоломея ко мне епископ Констанс прицепился, суету непонятную вокруг развел. Еле от него смылась, — я не боялась рассказывать сестре Гертруде свои тайны, мы с ней давно в боевой четверке. Мы подруги, в конце концов. — Приехала обратно, а тут матушка стала пытать: что, да как! Однако ничего при этом ясного не сказала. В общем не нравится мне все это.

— И все? Сестра, по-моему, ты пуганая ворона, — ехидно заметила Герта.

— Меня опоить пытались...

— Уже серьезней, — согласилась та. — Но все же недостаточно.

— Коня расковать пытались.

Вот тут сестра нахмурилась. Раскованный конь это уже серьезней. Она прекрасно поняла, что если в питье или еду подмешивают, то может, просто тайну какую желают узнать, а вот если коня подков лишают, то это наверняка пытаются задержать.

И тогда я решилась предложить ей то, что в принципе никогда в таких поездках не делалось.

— Давай к августинцам в полном облачении съездим?!

— Ты в своем уме? — вскинулась Герта и, покрутив пальцем у виска, добавила: — Или мы в рейд собрались, а Иеофилия об этом умолчала?

— В своем, в своем, — заверила ее я. — И в рейд мы не собираемся, только пакет доставляем. Однако ж после приключений у варфоломейцев мне хочется подстраховаться. Так, на всякий случай, — и выразительно так поиграла бровями, мол, ты меня понимаешь, а потом, сменив тон, заискиваюше попросила: — Юзу обо всем предупредишь?

Я знала, едва сестра Юозапа услышит, что заставляю ехать в доспехах, то станет сильно возмущаться. Поэтому сообщить ей такую неприятную новость я попросила Гертруду. Для Юзы она бо?льший авторитет, чем я.

— Предупрежу, куда ж я денусь! — нехотя согласилась та.

Хотя Герта была старше годами, и военный опыт имела гораздо больший, я по старшинству стояла выше — сказывалось дворянское происхождение. Однако для Юозапы не существовало титульных авторитетов, кроме по-настоящему заслуженных.

— А что с новенькой будем делать? Тоже по-полной нагрузим?

— Тоже.

Гертруда в раздумье почесала макушку.

— Слушай, жарко ведь будет, в стегачах запаримся.

Сентябрь на дворе стоял слишком теплый и в толстом стеганом поддоспешнике можно было заживо свариться.

— А ты льняной, потоньше возьми, — посоветовала я. — Ведь знаешь, как говорят наемники: лучше переб...

— Знаю, — перебила та, зная перенятую у нее страстную любовь к поговоркам и прочим бородатым перлам народной мудрости. — В общем, так: ставлю всех перед фактом, пусть пыхтят, но едут. Но если что, ты виноватая! — крайней быть Герта никогда не хотела. — Когда в дорогу?

— Иеофилия не сказала? — меня сестра секретарь не любила, видя во мне врага. Видимо думала, что если я займу матушкин пост понижу ее в чине...

— Ответила, что скоро, но не уточнила когда.

Я пожала плечами.

— Юзе сегодня же все расскажи, чтоб готова была. И, Герта, свою любимую секиру9 возьми.

— Ну, ты уж прям, совсем... — протянула она, но потом обреченно кивнула. — Ладно, шут с тобой!

Теперь мне можно быть относительно спокойной, старшая сестра Гертруда предупредит Юозапу, и мы будем во всеоружии. А младшую сестру Агнесс можно вообще не принимать в расчет, на то она и младшая.

— — — — — — — —

1 Госпиталь — единый комплекс, включающий в себя гостиницу для паломников и служителей Церкви, лечебницу, лавки с беспошлинной торговлей для приближенных к Церкви купцов.

2 Горжет — женский головной убор, закрывающий плечи, оставляет открытым только лицо, одевается под покров.

3 Покров — головной убор в виде платка длиной по колено.

4 Орден Святого Августина — как и орден Святого Варфоломея Карающего является главным боевым орденом Церковного Союза — основной военной силой. Во главе стоит главный маршал.

5 Комендатерия — земельный участок со строениями и безземельными крестьянами — собственностью монастыря, или крестьянами владеющими землей, но находящимися под протекторатом ордена.

6 Скоромное — понятие, противоположное постному, — пища (молочная, мясная), употребление которой запрещено религией в пост.

7 Заутреня — церковная служба до восхода солнца.

8 Клевец — топор с треугольным загнутым книзу клювообразным лезвием, отдаленно напоминающим кирку с ребристой поверхностью, с обратной стороны имеет молотообразное утолщение обуха, снабжается длинной рукоятью. Нанесенные клевцом раны практически не заживают, но им очень сложно отразить удар. Вес 1— 1,5 кг.

9 Секира — выглядит как топор с не очень широким лезвием, вверх у которого торчит длинный пиковидный или копьевидный клин. Обух снабжен крюкообразным выступом.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Глава 2.

За три месяца до описываемых событий, июнь 505 года от основания Церковного Союза.

Дни первой декады июня в Святом Городе стояли невероятно жаркие и даже легкий ветерок не беспокоил тончайшие занавеси распахнутых настежь окон. Кардиналу Джованне в его алой шелковой сутане было неимоверно душно и дабы облегчить страдания он, расстегнув пару пуговиц тугого ворота, освободил дыхание. В такую погоду в свои пятьдесят он чувствовал себя столетним старцем. Пот каплями катился по вискам, и черные волнистые, как и у любого жителя Салмины, еще не тронутые сединой волосы, от влаги на висках завились тугими кольцами. Смуглая кожа давно покрылась испариной. Его высокопреосвященству было дурно.

— Сильнее Лоренцо! Сильнее! — рявкнул он недовольно, и стоящий возле его кресла дюжий брат еще усерднее замахал достойным нурбанского шаха опахалом.

Прохладный ветерок охладил кожу кардинала, принося временное облегчение.

— Франсиско, холодного вина! — приказал он, и дверь тотчас же распахнулась, а на пороге появился брат с подносом в руках, на котором стояли чаша с колотым льдом и кувшин мурранского.

Прислужник поставил его перед кардиналом, а после, по небрежному взмаху руки положил в серебряный бокал несколько кусков льда и налил из кувшина золотистого, с зеленоватым оттенком вина. Однако подавать его не спешил, сначала демонстративно отпил сам, и только тогда подал его высокопреосвященству. Кардинал Джованне, схватив со стола скомканный шелковый платок, брезгливо оттер край и только потом сделал большой глоток.

На самом деле в обычные дни, как и любой житель Салмины, его высокопреосвященство с легкостью бы перенес удушливую жару, но вчерашнее ночное гульбище с обильными возлияниями и дурманящими голову курильнями, сделали это невозможным.

Опустошив бокал, он вновь протянул его прислужнику.

— Еще! И льда, льда побольше!..

Брат Франсиско подобострастно подхватил его и вновь быстро наполнил. Кардинал, жмурясь от удовольствия, уже более спокойно отпил новый глоток.

— Можешь идти, — разрешил он прислужнику. Тот угодливо поклонившись, поспешил удалиться.

Джованне с призрением посмотрел ему вслед. Тупоголовый и ограниченный плебей, неспособный даже выучить как правильно подавать вино! Тупица!.. Но преданный тупица. Словно цепной пес. Неспособный ни на что, кроме верности. Увы, только таким тугодумным, но надежным он может теперь доверять. В последнее время борьба с Благочестивой обострилась до предела, и ныне он чувствовал себя охотником из старой притчи, который сидел верхом на тигре и держал того за уши.

В резиденцию из дальних монастырей были выписаны только его земляки, которые перед подачей любых блюд и пития, пробовали их. Его высокопреосвященство боялся, что Саския найдет способ его отравить, и старался обезопасить себя как мог.