Волчий Пасынок: Путь К Сухому Морю

3

Фахим бан-Ана, богатый и всеми почитаемый купец из славного города Ишша — маленький и пухлый, как колобок человечек с огромной высоколобой головой, стыдливо подернутой редким пушком, пародирующим шевелюру, высунулся из своего паланкина, престижа ради облицованного резными пластинками из слоновой кости и поманил толстой ручкой своего доверенного слугу и старого друга, Табиба Осане.

— Слушаю, хозяин. — почтительно сказал чуть не втрое более крупный шарумец, привычным жестом прижимая ладонь к сердцу.

— Друг мой, Табиб, изволь позвать сюда того странного юношу, подобранного тобой ночью. Я хотел бы развлечь себя разговором с ним. И потом, всецело доверяя тебе, должен же я все-таки знать, чей меч добавился к моей страже.

— Да, хозяин. — кивнул головой Осане и, повернувшись в седле, кликнул. — Гай! Гай Канна! С тобой хочет говорить мой господин!

Верхом на приземистой крепкой онокгольской лошадке, выданной ему по приказу начальника караванной стражи, Гай подъехал к паланкину, склонив голову в знак почтения. Смысл этого жеста — опускать глаза к земле, подставляя незащищенную шею неизвестно кому, был Волчьему Пасынку абсолютно не понятен, но он давно усвоил, что не умея склонять голову в этом мире далеко не уйдешь.

— Гай Канна, так тебя зовут, почтенный юноша? — мягко спросил Фахим бан-Ана, оценивающим ( это уже въелось в кровь ) взглядом окидывая плечистую фигуру молодого уранийца.— Да... господин.— Гай Канна. — донесся из сумрачной глубины купеческого паланкина тонкий девичий голос. — Гай. Странное имя. Похоже на лай собаки или — ха-ха! На крик погонщика скота! Вот так : Кхай! Кхай-я-а!Фахим улыбнулся.

Гай пожал плечами. Он не видел ничего забавного или странного в своем имени. Впрочем, у него вообще неважно обстояло с чувством юмора — этому надо было еще долго учиться, и он старался. Вот только выходило неважно.

— Может быть. Я не выбирал себе имя. Ни имя, ни судьбу.

— А у тебя странная судьба, тур-атта Канна?Из-за спины знатного шарумского купца выглянуло узкое бронзовокожее личико, обрамленное длинными блестящими черными локонами, старательно завитыми в бесчисленное количество мелких колец. Зеленые глаза блеснули азартным изумрудным блеском. Волчий Пасынок, чьему взгляду прохладный полумрак паланкина не был особой помехой хорошо разглядел и фигурку девушки — тонкую, ладную, словно выточенную из слоновой кости рукой искусного мастера.

— Может и странная, — задумавшись на мгновение ответил он. -меня растили и готовили для единственного занятия. С единственной целью в жизни — быть верным, быть преданным, быть бесстрашным, быть смертоносным... Сейчас я понимаю, что тот, кого я и мне подобные хранили от кинжала, стрелы, удавки, яда в бокале, вовсе не был достойным человеком. Но даже знай я это тогда, это не умалило бы моей лояльность — в ней был смысл самого моего существования. Когда хонты взяли Ур, и он погиб... вместе с большинством моих братьев, заваленный обломками собственного дворца... когда оказалось, что не осталось не только преемника, но ничего от империи вообще... тогда возникла Пустота. Вдруг оказалось что мои преданность и смертоносность никому уже не нужны. Передо мной, прежде видевшим лишь казарменные стены и дворцовые покои, которые надлежало охранять вдруг распахнулся весь мир... такой огромный, запутанный, непонятный. Я мечусь по нему и никак не могу понять, где здесь мое место. Это — странно?

Девушка в паланкине -как нетрудно было догадаться дочь Фахима в свою очередь задумалась на короткое время.

— Это наверное и в самом деле странно. — ответил за нее купец. — И куда ты держишь свой путь теперь, Гай Канна?

Волчий Пасынок взмахнул рукой, указывая направление.

— На запад. В Пту я сяду на корабль...

— Пескоход. — поправил Табиб. — Еще говорят, ползун, а то и попросту — "таракан".

— ... пересеку Сухое море и отправлюсь дальше. Туда, где еще не был. Там, на востоке лежит Круст, говорят, это страна воинов, таких, как я. Может быть, там я найду свое место в этом мире. Здесь, на Юге, в Желтом Квадрате, я этого не нашел.

— Ты очень молод юноша, но говоришь так, словно побывал во многих землях.

— Так и есть. Я иду из города в город, из страны в страну, и нигде подолгу не останавливаюсь.

Гаю говорилось все быстрее и легче. Его редко слушали и спрашивали, как сейчас — с искренним вниманием и интересом. И всякий раз это было странно и по-странному приятно. Люди, которым было какое-то дело до его мыслей и чувств, встречались на пути молодого оборотня-меченосца нечасто.

— Зачем?

— Не знаю. У меня нет цели... никакой нет. Мне не нужны деньги, почет слава, титулы. Даже приключения, выпадающие на мою долю, мне вовсе не нужны. Я был бы счастлив обойтись без них. Так легче. Я ищу... если бы я сам знал, что! Просто ищу. А что — пойму, наверное, только когда, наконец, найду.

— Может быть то, что ты ищешь, доблестный Гай Канна, — вновь подала голос дочка Фахима бан-Аны. — это... (она сделал короткую многозначительную паузу) любовь?

Гай печально улыбнулся — странным неумелым движением закрепощенных губ — и медленно покачал головой.

— Нет. Не любовь.

Верима, так звали купеческую дочь, незаметно для всех скорчила разочарованную гримаску. Она ожидала услышать совсем иной ответ, а заодно, если повезет, и романтическую историю о несчастной любви молодого уранийца с неприступным, безразличным лицом. Разве это не след женского участия в его жизни? Но несмотря на это ее интерес к Гаю не ослабел. Напротив, Волчий Пасынок а глазах впечатлительной девушки окружил себя ореолом возбуждающей воображение и чувства таинственности. Несомненно, доведись ей кроме всего прочего узнать, что этот статный мускулистый юноша с тонкими нервными чертами лица в совсем недалеком прошлом был знаменитым, наводящим ужас на караваны, разбойником Хайкананом из клана кровавого Сугана, от этого он только бы выиграл. Ураниец превратился бы для нее в самого настоящего героя. Благородный разбойник, окутанный дымкой романтической неприкаянности и таинственной полумистики, кто так еще способен взволновать женское сердце? И не важно, что на руках никогда не просохнет кровь безвинных жертв, что на совести не один десяток загубленных душ, а за спиной груды безвольно скорчившихся тел, беспощадно иссеченных кривыми кагаскими саблями. Об этом чувствительные, впечатлительные девушки, такие, какой была Верима как-то забывали думать.

— Ты всегда путешествуешь в одиночестве, тур-атта Канна? У тебя когда-нибудь бывали спутники... или даже спутницы?

— Иногда они появляются, но ненадолго. Другим быстро удается найти себе место и занятие, они понимают, что рано или поздно нужно остановится. Меня же судьба гонит дальше. Иногда я пытался остаться вместе с ними, но из этого ничего не получилось.

— Одному сейчас путешествовать опасно. — поглаживая легкую, почти воздушную бороденку проговорил купец. — Нужно быть очень отважным и сильным человеком, чтобы осмелится попытаться в одиночку добраться до Пту, особенно, если не знаешь правильного пути. Немудрено, что ты заплутал и потерял лошадь. — (это была часть лжи, которую Табиб Осане придумал для того, чтобы объяснить своему хозяину появление Канны в караване, ибо, несмотря на дружеские отношения и высокое доверие к начальнику стражи, Фахим бан-Ана ни за что не потерпел бы подле себя присутствие грабителя караванов, чье имя уже успело стать проклятием для пустынь). — А случись встретиться на пути кагасам во главе с этим песчаным дэвом, которого они называют Хайканан?! На Большом Караванном Пути всегда ошивается превеликое множество разбойников и негодяев. Ах, эти проклятые кагасы! и даффы! те ничуть не лучше! Да убережет мудрый Баббет нас от встречи с нечестивцами. Его светлый лик прежде всегда был ко мне благосклонен, да. Не даром я на свои деньги возвел ему скромный храм в оазисе Кыш. Клянусь своими предками, алтарь в нем никогда не пустеет!.. Вот только грабителей с каждым годом становится больше, и год от года их банды, вырастая в количестве, становятся все более наглыми и дерзкими. Ни султан Шарумы, ни мальбер Добальтара ничего не могут с ними поделать, хотя регулярно посылают в степи войска, дабы присмирить презренных дикарей. Даже большому каравану с хорошей охраной путешествовать сейчас небезопасно. Ты должно быть храбрый человек, Гай Канна, и, несомненно, великий воин, каким представил тебя мой добрый друг Табиб, раз пренебрег такой опасностью.

— С меня нечего взять. — осторожно ответил Волчий Пасынок. — Я не вожу с собой товаров и золота. Они неизбежно вызывают алчность и потому опасны.

Табиб Осане ухмыльнулся в бороду : " Кривишь душой, тур-атта. Один твой кот чего стоит, да и оружие справное, только за ножны, без вложенных в них клинков, можно выручить знатные деньги. И чтоб мне жариться в пламенном дыхании Азуса, если меч твой откован не из стальгородского булата!"

— Разве это может остановить грабителей? Они ведь не знают, что ты везешь в седельных сумках, и никогда не верят на слово.

— На этот случай у меня есть Хищник.

Гай прикоснулся к рукояти своего меча.

— Даже хорошему воину не выстоять в одиночку одновременно против полудюжины врагов, знающих, с какой стороны следует браться за меч. — заметил Фахим бан-Ана. — Или я не прав, Табиб?

— Если только его руку не будет направлять сам Уран, Отец Битв! — откликнулся шарумец.

— А как же знаменитые герои из рассказов сказителей, почтеннейший тур-атта Осане? — обижено воскликнула Верима. — Великие воины-паладины, смело выступавшие и против десяти и против двадцати врагов? Неужели это всего-навсего истории?! Я не верю! Разве доблестный Нурин Нурган не бился один против целого племени даффов, этих степных шакалов, похитивших его младшую и любимую жену? Разве он не одолел их всех? Я сама видела, как, вступив через Южные ворота в Ишш, он ехал по городу, гордо уперев в стремя пику с насаженной на нее головой дикарского вождя!

— Ты не успел и рта раскрыть, а моя дочка уже бросилась на твою защиту, Гай Канна. Не странно ли? — добродушно рассмеялся маленький купец, потирая пухлые ладошки. — Я увез ее из Ишша специально подальше от тамошних вздыхателей, кои просто осаждают мой дом! Они только и ждут, чтобы сорвать ценный плод, который я растил и лелеял на протяжении пятнадцати лет. И вот, поди ж ты, в центре пустынь и степей, где кроме разбойников и негодяев можно встретить разве что одиноко парящего ягга, она находит новую мишень для своих женских чар!

Гай невольно смутился.

Фахим бан-Ана вдруг разом посуровел, сдвинул редкие брови и, погрозив толстым пальцем, совершенно серьезно предупредил Волчьего Пасынка:

— Смотри Гай Канна! Не поддайся искушению! Моя Верима очень легкомысленна...

— Папа! — возмущенно пискнула девушка.

— ... и впечатлительна. Не вздумай воспользоваться ее слабостью и моим добрым отношением. Я должен сберечь свою дочку для замужества.

— Папа!!!

Подобная речь застала Канну врасплох. Ни о чем подобном он и не подумывал. Девушка, конечно, была очень красива и, несмотря на свою юность уже вполне созрела, как женщина, но Волчий Пасынок в известной степени был иммунирован от женских чар. Во всяком случае, они не заставляли его делать поступков, противных логике. Гай на секунду замешкался, подбирая достойный ответ.

— Я не посмею злоупотребить вашим гостеприимством и доверием, уважаемый. — повторил он слышанные однажды слова.

— Надеюсь, ты человек слова, юноша.

— Я не из тех, кто лжет. — сказал Гай и обернулся в сторону Табиба.— Это может подтвердить Осане-тан.

Купец из Ишша довольно закивал головой.

— Табиб не может выбрать на рынке хороший кусок ткани так, чтобы его при этом не надули на полцены, но в людях он разбирается, как никто другой. Этого у моего друга не отнять. Если почтенный Осане поручается за твое слово, я абсолютно спокоен.

— Я склонен доверять тур-атта Канне, мой господин. — сказал начальник караванной стражи, привычным жестом, характерным для многих южан, оглаживая бороду. — На меня он произвел впечатление человека... не способного лгать.

— Значит он таков и есть. — с легкостью заключил Фахим бан-Ана. — С тех пор как ты работаешь на меня, друг Табиб, я не помню ни одного случая, чтобы ты ошибся, выражая свое мнение о человеке.

— Может быть ты расскажешь о своих приключениях, достойнейший Гай Канна. — глядя на Волчьего Пасынка огромными изумрудными глазами спросила Верима, стремясь сменить неприятную ей тему разговора. — Судя по тому, что мы уже услышали, на твою долю их должно было выпасть немало. Иначе откуда тебе знать, что тебя не прельщают ни деньги, ни почет, ни слава, ни даже любовь. Чтобы говорить так, все это нужно было испытать на себе.

— Боюсь, из меня плохой рассказчик.. — сделал попытку отнекнуться Гай.

Ему вдруг сделалось неуютно. Конечно, он был очень благодарен этим совершенно незнакомым людям, проявившим к нему такое участие. Он вообще был людям, когда они одаряли его своим вниманием, но чужие попытки сорвать покров с прошлого всегда настораживали и пугали Волчьего Пасынка. Собственные воспоминания Гай считал исключительно своей монополией, и ему не нравилось, когда кто-то пытался вторгнуться в них, пусть даже прежде испрашивая на то разрешения. Еще больше этот страх усилился после приключения в Коричневых Песках, куда ему пришлось вторгнуться, спасаясь от разъяренного Сугана и его брата Обола. Канна понял, очень хорошо понял, насколько пугающей жестокой и опасной может быть собственная память.

— Когда и как ты попал на Юг, или как там вы называете наш край у себя на западе, Стигилион?

— Года два назад.

— Ты пересек Стражи Юга, или приехал на корабле?

— Мне пришлось отказаться от мысли сесть на борт корабля. В портовом городе Эльштапе меня...— он запнулся. — против меня выдвинули несправедливое обвинение. Мне пришлось бежать.

— Должно быть ты присоединился к торговцам, перебирающимся в Добальтар. — предположил Фахим бан-Ана, деликатно избегая вопросов относительно того, каким было обвинение, выдвинутое против молодого уранийца.

Для себя он решил, что парень, скорее всего подрался с кем-то из-за благосклонного женского взгляда, или брошенного в спину оскорбления... Каким бы нелюдимым он не был и что бы там не говорил, молодость есть молодость. Она свое возьмет.

— Не совсем. — сказал Гай. — Я действительно перешел, через горы, но все перевалы были уже закрыты снегами, сошедшими с вершин, и не один торговый караван не мог выступить в путь, а я не хотел... не мог ждать. Пришлось перебираться через Стражи одному.

— Что-о? — невольно воскликнул Фахим бан-Ана. — Ты пересек Стражи Юга в одиночку, без проводника, да еще в период, когда все тракты и перевалы были завалены снегом?! Двуликий Баббет! Ты и в самом деле великий человек, тур-атта! Даже горцы не рискуют забираться далеко от своих пещерных нор, когда вершины сбрасывают с себя снежные лавины. В это время года горы превращаются в одну сплошную ловушку.

— Два года назад. — задумчиво пробормотал Табиб Осане, хмуря кустистые брови. — То есть как раз в то время, когда Добальтарский мальбер объявил войну горным кланам. Огненное дыхание Азуса! Пройти через горы, когда тамошние троглодиты, возмущенные публичной казнью своих соплеменников, воровавших овец и попавшихся на месте преступления, повыползали из пещер, дабы вдосталь намахаться своими длинными ножами! Ты удивляешь даже меня, Гай Канна!