Приключения дилетантов

"Да и Старый Бук наверняка что-то такое знает" — повеселевший Мика уже быстрым шагом следовал за дядюшкой Крысом, очень внимательно стараясь не наступить на его роскошный хвост.

— А зачем туда? — всё ещё осипшим с перепугу голоском отозвалась из-за спины неугомонная Рика.

Вот же тарахтушка! Такую на охоту попробуй возьми — распугает всё зверьё в округе. Ведь каждый звук в лесу, каждый шорох исполнены тайного, сокрытого от посторонних смысла. Проронишь лишнее или просто не то слово, пусть даже шёпотом, а потом либо без обеда останешься, либо сам кому обедом станешь... Мика на ходу обернулся, отвесил подруге беззлобный, больше для порядку подзатыльник.

Понятное дело, Рика позади вся разобиделась, надулась — и замолчала. Не прокомментировала она даже когда на развилке тропинки дядюшка Крыс не направился к водопаду, а взял совсем вверх. К макушке большого холма или маленькой Закатной горы.

Ничего такого там, по правде говоря, не имелось. Камни, несколько покрученных жизнью тощих сосенок, упрямо цепляющихся за скудную почву, да ещё... ага, вот в чём дело! И в тот же миг Рика чуть ли не прижалась к парню сзади, всё ещё сердито сопя в ухо.

Ибо обогнув валун, дядюшка Крыс поспешил к единственной здешней достопримечательности — большой пещере почти у самой вершины. И единственными её обитателями оказывались несметные полчища летучих мышей. В принципе, Рика любила всяческую живность, но некоторых так... скорее издали. В числе весьма немногочисленных этих некоторых как раз и обретались летучие мыши. Пару раз она тренировалась подчинять их, и один раз ей даже удалось заставить эти бестолково порхающие комочки меха образовать вокруг луны правильный круг...

— Давай, малышка, поколдуй — чтоб они потихоньку вылетели оттуда. Но не все сразу! — Крыс проворно забрался на нависающий над входом в пещеру камень. Причём затаился там с таким видом, словно он и в самом деле собрался поохотиться на ночных летуний.

Сама идея выгнать безобидных зверушек под свет утра показалась Рике если не кощунством, то издевательством точно. Но она пожала плечами и вытащила из специального набедренного чехольчика свою волшебную палочку и не мешкая принялась шептать в темноту пещерки нужные слова, сопровождая ключевые моменты своего нехитрого чародейства движениями чуть нагревшегося от работы инструмента волшебницы.

Сначала оттуда раздался шорох и обеспокоенное попискивание, словно мокрым пальцем по стеклу. Рика чуть усилила давление, и махонькие летучие мыши не вынесли такого над своими драгоценными персонами издевательства. Сначала одна, другая, а потом уже серо-коричневым ручейком они устремились наружу...

Рика медленно разворачивала и пихала в пещерку свою волшбу, не давая ей выплеснуться всей разом или расплыться снаружи, а сама то и дело посматривала на дядюшку Крыса, который из своей засады рассматривал вылетающих зверьков с самым неподдельным интересом. Странно, ему те на один зуб...

— А теперь давай на всю, — распорядился тот, когда поток потревоженных летуний постепенно полностью иссяк, и сжался в такой готовый к прыжку комок, словно из пасти пещеры должен был вылететь небольшой дракон. При этом Крыс весьма злобно и многозначительно скалил зубки, сверкал глазами и выражал такое нетерпение, что Рика на всякий случай забеспокоилась и даже отошла сильнее в сторону.

Остаток заклинания покорно уполз внутрь пещеры. Однако не успела Рика даже опустить рук или испугаться, как Крыс сиганул со своего утупа вниз. Раз-два, хрясь-грызь! Вот и всё?

— Это не просто вожак стаи, — задумчиво вещал он, зачем-то теребя лапкой тушку здоровенного летучего мыша, у которого он попросту отгрыз голову. — Раз в тысячу лет рождается мышиный король... и это как раз он.

Рика полюбопытствовала на оскаленную морду валявшейся отдельно ушастенькой головы, и судорожно сглотнула после дальнейших слов. Ой дурёха, как есть дурёха остроухая! Оказывается, в отличие от питающихся мошками и соком некоторых фруктов обычных летучих мышек, их король как раз обретает способность питаться кровью.

— Бесшумно подлетает он в ночи к беспечно задремавшему эльфу или человеку. Первый укус его даёт онемение, чтобы жертва не проснулась. А потом он надрезает артерию и быстро-быстро пьёт...

Как Рика не опозорилась и не шлёпнулась от представленной картины в обморок, знал только поддержавший её Мика. Ибо едва первый луч солнца высветил вершину горы, как с лежащей на камне головой мышиного короля протекли разительные превращения. В беспощадном свете с пшикнувшим дымком испарилась запачканная кровью шёрстка, истлели и осыпались покровы. Миг-другой, и на камне остался только беленький череп, и вот его-то ухватил оживившийся отчего-то дядюшка Крыс.

— Палочку свою давай! Да побыстрее, дурында остроухая! — чуть ли не по-змеиному зашипел он, и обмершая Рика поспешила протянуть свой надёжный и многострадальный инвентарь волшебницы.

Даже с ним оказывалось на самом деле не всё в порядке. Ах, как же она втайне завидовала подружке Лике, которую своей полновластной хозяйкой признала рябина! Дерево красивое, и древесина у него просто прелесть — Мика половину своих поделок мастерил именно из неё, и даже копьё своё прежнее у него было из красноплодки. А вот ей самой покорилась отчего-то осина. Тоже дерево неплохое, но вот запали в память как-то оброненные слова наставницы, старой Диззи, что берёза и осина то деревья мёртвых. Растут-то быстро, да вот, через всего сотню лет уже труха...

А меж тем Крыс своими здоровенным зубищами проворно грызанул самый кончик волшебной палочки — да так, что стружка полетела. Однако не успела Рика хотя бы даже обидеться, как тот на получившийся заострённый колышек уже быстро нахлобучил черепушку мышиного короля.

— Мика, шпильку вставляй! — и Мика тут же всунул внутрь намазанную рыбьим клеем щепочку, чтоб понадёжнее получилось, не соскочило и не сбежало ненароком. — А теперь давай, Рика, приручай по-новому!

Волшебница крепко держала в ладони дрожащую и словно ожившую палочку и не знала, верить самой себе или нет. Ибо в нехитром изделии, некогда вырезанном Микой по её указке, обнаружилась новая, мощная и неведомая сила.

Давно, казалось бы, знакомая и привычная волшебная палочка показывала откровенно скверный нрав. Дёргалась, вырывалась, и даже сыпала вонючими искрами, отчего Крыс с ворчанием отпрыгнул подальше, опасаясь за свой роскошный мех. И всё же, Рика помаленьку приспособилась. Да чего ж тут особенного? Пусти часть гуляющей по изделию волны в себя — а взамен выплесни в ладонь чуток своей собственной силы...

Постепенно палочка успокоилась. По ней разлилось приятное серебристое сияние, а в тёмных провалах обретавшейся на кончике махонькой черепушки зажглись насмешливые огоньки. Клац! — новый наконечник совершенно по хамски щёлкнул клыкастой пастишкой на Мику и даже насмешливо засвистал под заливистый хохот Рики.

— Это дело, — одобрительно отозвался дядюшка Крыс и только сейчас вернулся поближе. — Так что, Рика, теперь можно колдовать ею не только к добру...

Уж последнее обстоятельство расчувствовавшейся волшебнице оказывалось понятно и без того. Словно распахнулась неведомая доселе в душе дверка. Хоть и не очень-то приглядные новые возможности обнаружились за нею — но в самом-то деле!

— Пусть теперь кто-нибудь попробует только сунуться!

Рика чуть напружинила держащую палочку руку, привычно послала вдоль неё к ладони небольшую волну Силы и взмахнула. Но ослепительная искорка, слетевшая из навершия с лёгким шипением, сейчас надвое расколола лежавший чуть ниже по склону валун.

— Ой! — одновременно вырвалось у обоих земляных эльфов.

Но если у хозяйки палочки скорее от удивлённой радости, то Мика больше с испугом. А дядюшка Крыс опять причёсывался и выглаживал взъерошенную шёрстку, поглядывая на эльфов умильным взглядом.

— Что ж, надеюсь — вы правильно распорядитесь этой силой, — наконец заметил он и со вздохом припустил в обратный путь.

Вниз.

Но теперь и Рика с блеском доказала, что не зря Диззи хоть и ворчала больше всех на свою воспитанницу и ученицу, но зато и выучила на совесть. Всего в несколько слов и пару пассов маленькая эльфочка зачаровала бьющий зачем-то из горы родник, и в него-то спихнула своих спутников.

Крыс хохотал, обнаружив, что берущий здесь своё начало ручеёк понёс его ласково и нежно. Мика озабоченно придерживал над водой свои и подруги пожитки. А позади всех с комфортом и задорным хохотом ехала Рика, оседлав маленькую волну и весело болтая ногами.

— Ну насмешили! — дядюшка Крыс уже в самом низу, кувыркнувшись, вывалился из водопада. — Я же грызун, а не водоплавающее!

Рядом с ним на меленький и ровный, чистейший песок шлёпнулся и Мика. А следом, словно легендарная Дева морей, из пенных вод на брег пустынный ступила и сама волшебница. Как она единственная осталась сухой, на сей счёт никто даже и заморачиваться не стал — чародейки горазды коленца и похлеще откалывать. И всё же, старый Крыс сумел удивить даже и поднаторевшую в волшбе Рику.

Что он шептал, странно сгорбившись и чуть наклонившись над ручьём, никто из земляных эльфов не смог не то что понять — даже услышать. Словно беззвучный гром раз за разом бил по всему естеству, заставляя ощетиниться на загривке несуществующую шерсть и выгоняя на спины полчища огненных мурашей. Странно трепетали в безветрии листья, отодвигались ветви деревьев, как будто само творившееся над ручьём древнее заклятье оказывалось для них непосильной, отталкивающей и даже мерзкой ношей.

— Теперь посмотритесь в воду, друзья мои. И запомните себя — такими, — дядюшка Крыс закончил творить свою великую и страшноватую волшбу как-то совершенно незаметно.

Мика первым решился и склонился над странно замершей поверхностью воды, сейчас обратившуюся словно в прозрачное полированное желе. Он до тех пор с болезненным интересом всматривался в своё всклокоченное отражение, пока рядом не замаячили любопытные глаза и носопырка Рики.

А странно притихший Крыс коснулся поверхности воды лапкой, и оба эльфа едва не закричали от ужаса и изумления — текущая вода странно подхватила оба отражения, закрутила их и тотчас же лениво унесла прочь, в сумрак таинственно притихшего на рассвете леса. И теперь, сколь ни вглядывались эти двое во вновь ожившую поверхность, но себя они там так и не увидели. Деревья, кусочек неба, дядюшка Крыс — и всё. Даже странно это, не отражаться в текучей воде...

— Вот и всё, больше вы не принадлежите Зачарованному Лесу и вольны идти так далеко и долго, как понадобится, — с непонятным облегчением прошептал ссутулившийся Крыс, и его глаза печально осмотрели притихшую парочку.

— Ну что ж, друзья мои, будем прощаться? — он с отвращением покосился на свою мокрую шубку и тихо вздохнул.

А всё же, никого он не обманул — переживает всё равно, зубастик. И четыре руки непритворно ласково обняли вдруг засмущавшегося дядюшку Крыса, а их хозяева затем чмокнули того в мокрый и холодный нос.

Здесь, на той стороне ручья, уже проходила невидимая, но хорошо ощущаемая каждым жителем Зачарованного Леса граница. Предел, но не преграда. Хочешь — иди, но учти...

— Нет, провожу вас чуть на ту сторону, давно я там не был, — дядюшка попытался кое-как отряхнуться от мокрого песка, а затем просто плюхнулся в ручей.

Мике тут едва выше колена было, да и Рике тоже, так что на тот берег они выбрались в несколько шагов. И тут уже все трое замерли, словно даже не страшась, а просто смакуя в себе это незабываемое ощущение — перед первым шагом в неведомое. В лица подули иные ветры, принесли с собой другие запахи.

Первым отважился дядюшка Крыс и потрусил вперёд, роняя капли в пожухлую траву и словно показывая пример. Ну да, ему проще, он уже там бывал. В принципе, оробевшая Рика так и не решилась бы — но ладонь друга уже нашла её. И вот так, взявшись, за руки, они сделали шаг, затем другой...

На опушке застывшего и вымороженного до ломкого звона зимнего леса стояли трое странных и никак не возможных здесь существ. Двоих даже спьяну трудно было бы признать за людей, несмотря и на то, что они старательно напялили добротные тёплые одёжки. А третий, мокрый и хвостатый, и вовсе трясся от холода и стучал зубами так, что озадаченный лесной дух лениво приоткрыл под своим пнём один глаз.

— Всё. Ступайте, и да пребудет с вами взгляд светлейшей Лютиэн, — то ли выплелись в шорохе снежинок, то ли улетели с ледяным ветерком, а возможно и просто померещились эти простые и странно согревшие последние слова.

Глава вторая. Зима

Я женщина. А значит, я царица

Всего и вся. Навеки, навсегда!

Прекрасная и сказочная птица,

Что никогда не скажет — да.

Под прикрытием своих длинных ресниц Рика незаметно стрельнула глазами влево-вправо. О, кажется, забирает!..

В большой и насквозь пропитанной устоявшимися запахами трактирной зале, где потолочные балки утопали в извечном чаду, установилась такая тишина, что еле слышное потрескивание факелов и сальных свечей раздавалось громыхающими залпами. Вон двое человековских ремесленников в потёртых поддёвках застыли, словно их внезапно разразил неслышный гром, а оба взгляда жадно, не мигая уставились на дерзкую эльфочку.

Хех, а всего-то старая книжица какого-то рифмоплёта, найденная в отведенной двум эльфам комнатке под тюфяком, наверняка забытая кем-то из предыдущих постояльцев. Мика такой заумью никогда особо не увлекался, лишь отметил, что буквицы общего языка тут какие-то на диво все ровные и одинаковые. И отложил. Зато живо интересующаяся всякими книжными премудростями Рика быстро пролистала тощий засаленный томик. И хотя осталась в общем разочарована, отчего-то запала ей в память именно эта строка "я женщина, а значит, я царица". Крутилась и крутилась в голове, словно листочек в лужице на ветру, странно будоража всё существо.

И спустившись в трактирную залу попытаться съесть на ужин немного здешней стряпни, Рика и сама не заметила, как в перерыве между оказавшейся весьма вкусной и рассыпчатой кашей да горшочком томлёного в печи молока пробормотала вслух те нелепые и всё же отчего-то притягательные слова. Однако, рысцой пробегавший мимо их стола служка живо переменился в лице и тут же громогласным жарким шёпотом надышал в ухо дородному хозяину заведения, что "вон та елфа остроухая самая настоящая барда, виршами так и сыплет!"

Мика едва не подавился от хохота, терзая свою ввиду жёсткости больше похожую на подмётку отбивную. Вот так всегда... а отдуваться как обычно девчонкам! И недолго думая, разобиженная на весь белый свет Рика согласилась на велеречивую просьбу трактирщика немного развлечь почтеннейшую публику. Для затравки она громко и с воодушевлением выдала ту первую строку и принялась храбро сочинять дальше, во всём остальном положившись на столь нужные для каждой чародейки вдохновение и настрой.

Там ночь и день бегут по кругу

Коловращенья чередой.

И сталь булатную подругой