— Попросите, пожалуйста, принести мне мои вещи и оружие, — сказал я как можно спокойнее.
— Странный, но...
— Джей, прошу тебя, — сказал я, обращаясь к дочке Хмурого с мольбой. — Мне срочно нужно ехать!
— Странный, а как же... — начал было полковник, но осекся, глядя на меня.
Некоторое время Хмурый молча и изучающе разглядывал меня, потом так же молча кивнул и скрылся в воротах.
Через какое-то время, которое все провели в молчании, вышло семеро монахов во главе с настоятелем. Двое подошли ко мне, протянув мне сперва рюкзак, потом автомат, патроны, гранаты...
Я с некоторым наслаждением узнавал свои полузабытые вещи, цепляя, пристегивая, вешая, завязывая...
— Мы положили тебе еды и воды, Странный. — Седоватая борода настоятеля колыхалась на ветру, а блеклые серые глаза со скрытой улыбкой глядели на меня.
— Спасибо вам, что не бросили, — сказал я. — Спасибо, что помогли. Спасибо, что возились со мной. Спасибо вам всем...
— Не за что, — кивнул Хмурый, как обычно нахмурясь, а настоятель слегка поклонился...
— Простите, что уезжаю вот так... — я замялся, — по-дурацки... Но... Поймите, я потерял время... Мне надо... Мне очень надо ехать...
— Мы все понимаем, — кивнула Джей. — Ты же Странный...
— Держи хвост пистолетом, Дэн! — сказал полковник, подняв вверх правую руку. — Мы бы поехали с тобой, но, боюсь, будем для тебя только обузой...
— Обузой-то не будете, — вздохнул я, пытаясь прийти в себя. — Но... Лучше я один... Всем пока, еще раз спасибо. Я хочу вас всех увидеть, я вернусь. Оставьте монахам ваши координаты, если куда соберетесь...
— До свиданья, Странный, сайонара... — Аюми слегка наклонила голову. — С тобой все будэт хорощо.
— Ступай с Богом, сынок, — кивнул полковник.
Я развернул альбиноса на дорогу.
— Постой, — крикнула Джей.
Она уже села в седло своего верблюда и подъехала ко мне.
— Если будут проблемы, возвращайся, мы поможем, — сказала она.
— Спасибо тебе, Джей, — я улыбнулся, — буду иметь в виду.
Она вдруг резко наклонилась ко мне и быстро поцеловала меня в щеку.
— Удачи тебе, Пастух Глюков. — Она подняла руку в прощальном жесте.
— И вам всем. — Я грустно улыбнулся, затем, нахлобучив кислородную маску на лицо, дал шенкелей и поскакал вниз по дороге...
Несколько часов я гнал бедного альбиноса среди камней, скал и ущелий как ракету, изредка сверяясь по карте на КПК. Потом спохватился и перешел на шаг: в мои задачи вовсе не входило уморить Ирининого дромадера.
Правда, сам он почти не противился этой гонке — мне казалось, что он ждет встречи со своей наездницей так же сильно, как и я.
Все происшедшее было так внезапно... Меня подняла волна такого эмоционального тайфуна, что я только сейчас стал задумываться: а что я, собственно, собираюсь делать?
Я весьма слабо представлял себе свои планы — эта бешеная скачка немного привела меня в чувство. Мне казалось, что чем быстрее я еду, тем лучше... Словно скорость могла решить все проблемы... Да... Один... Опять один... От этого становилось и приятно и тревожно, и одновременно это будоражило меня, заставляя стискивать зубы. Как я мог проваляться в этой дыре в состоянии разумного помидора? Где были мои мозги???
Конечно же, как ни крути, придется ехать в Лихоторо, хоть это и не самый лучший вариант развития сюжета... Я был полон решимости поставить тамошнюю публику на уши и выяснить все, что можно, про загадочную базу, про звено "Гепардов" и про прибытие поезда... Блин сушеный...
Собиравшийся помочь мне Азиз просто-напросто свалил со своей подругой Дроновой... У Хмурого надо было спросить координаты того Машиниста, на которого он оставил состав... Эх...
Был в городе один человек, но насколько он сможет мне помочь?
Я закурил, задумчиво глядя на каменистую пыльную дорогу, которая прижималась вплотную к обрывистой невысокой скале. Слева же от нее простиралась долина, покрытая валунами, — таких пейзажей здесь навалом...
Одно мне было не очень привычно — чернильно-темные ночные тени от скал. В разряженной атмосфере полутени почти стирались.
Кое-какие шевеления давешнего страха выползали наружу — некоторые выветренные камни имели форму человеческого силуэта. Подчас казалось, что эти фигуры замерли напряженно, со вскинутым в руках стволом, а иногда и вовсе напоминали зверей или вообще непонятно что.
Даже фосфоресцирующие облака не могли внести в картинку ясности. Изредка во мраке мерцали бледные огоньки "мо?роков", или "мороко?в". Так марсиане называли все, что светится в темноте, — от мха, насекомых или же глаз бродячих церберов до болотных газов или глюков пустынь...
Я не горел желанием изучать все это именно сейчас. Альбинос иногда начинал дрожать всем телом, храпел и фыркал, особенно если раздавался вой бродячих собак или другие подозрительные звуки.
Я даже захлопнул забрало шлема, чтобы ветер, который гулял меж скал, не свистел в ушах и в мозгу.
Мне пришло на ум, что я так и не узнал, как Ирина называла своего верблюда. Это обстоятельство почему-то меня раздосадовало. Где остался мой Чемба? Как альбинос смог сбежать? Наверное, с вокзала в Лихоторо — учитывая, что расстояние здесь небольшое, а мой запах он запомнил, не так уж удивительно, что нашел именно меня...
Да... Я был ему благодарен за это — говорят, что верблюды чувствуют людей, и было тому множество подтверждений. Я, несмотря на весь багаж эрудиции, решил назвать его по-простому — "Белым".
Ехали мы медленно, я вновь открывал забрало — экран мешал мне видеть. Потом опять захлопывал, чтобы не гудел ветер. Я нервничал — даже сигарету держал в кулаке, дабы не видно было огонька.
Наконец стена скалы стала поворачивать к северу. Автомат я держал на изготовку и внезапно вздрогнул, едва не надавив на курок: меж двух вросших друг в друга выветренных глыб в темноте сверкнули розоватой вспышкой два огонька. Я повернулся в седле влево, придержав Белого, но это оказался всего лишь одинокий цербер, который пробежал мимо нас, оборачиваясь и неодобрительно порыкивая. Он и сам, бедняга, испугался встречи с нами... Хотя совсем недавно меня едва не разорвала стая таких вот "бедняг", и не появись вовремя Лайла... Да... Любопытно — что с этой женщиной? Осталась ли она на Горной-6? Завербовалась она на новую работу или продолжает трудиться на "Пантеон"? Насчет последнего я сомневался — ее связь с Дарби была бы плохой рекомендацией для профессионала... Да и про Криса теперь все, кому надо, знают... У меня почему-то было ощущение, что с ней-то уж точно все в порядке... А как, интересно, поживает наш проповедник Аурелиано? Предаются ли Азиз с Дроновой радостям комфортной и безопасной жизни в Лихоторо? Или же Азиз продолжает вести свою игру? Если так, то ему необходимо было завербовать пани Аиду: зная ее характер, я понимал, что, когда она узнала, кто он, Азиз от нее иначе не избавится, если, конечно не решит просто сбежать или ликвидировать ее как свидетеля... Да и не Азиз он вовсе никакой... Помощничек нашелся на мою задницу, ядрена корень... На "Изумруде"-то он мне и правда сильно помог — не будь его, не знаю, чем бы кончилась наша вечеринка с Джо Вэндерсом... Да и выбор Вэндерсом кандидатов на расстрел многое прояснял — наняли его, видать, ренегаты, которые были в курсе, что в группе есть сотрудник службы безопасности "Пантеона". Только вот непонятно: почему Крис не грохнул Азиза, а ограничился только бедным итальянцем? Наверное, Крис хотел напугать своего предполагаемого противника, а раскрыть сам себя должен был в самом крайнем случае. Я так понял, что стиль психологического давления — это его конек. Да и учитывая количество секретных сотрудников на душу населения в нашей группе, было где запутаться в предположениях.
Резко крикнула какая-то птица, и я вновь замер, обшаривая камни в режиме инфрасканера и включив внешние микрофоны на полную мощность. К счастью, ничего, кроме попискивания скальных летучих мышей, не услышал.
Вновь я погрузился в раздумья, чтобы отвлечься от своих тревог и мрачного состояния.
Все более-менее выстраивалось в цепочку...
Одно мне было непонятно — роль во всем этом прекрасной кореянки-француженки, которая так убедительно разыграла влюбленность в финальной сцене, — я не особо верил ее чувствам, но... С ней было вообще все гораздо сложнее: на кого она работала? Связана ли была она хоть с одним из сексотов нашей группы? И если да, то почему бегала от Криса к Дарби, а потом с вертолета в пустоту? А если была цель, то опять же на кого она работала? На "хороших" или на "плохих"? Дарби-то она предала за-ради меня или нет? Но Дарби оказался в результате вообще представителем "третьей силы"...
Увязать в голове всю эту чехарду событий и мотивов разных людей я мог только с учетом одной вещи: я лишний раз убедился в том, что даже в такой элитной и профессиональной организации, как "Пантеон", царят глобальный бардак и несогласованность, скорее всего, именно в силу этой самой своей засекреченности и таинственности. Каждый же, синея от натуги, пытается выполнить свой приказ, не успевая за сменой идей руководства и изменением ситуации на месте... Даже Дарби сказал, что бой с танками у Башни был случайностью, хотя наш захват паладинами — продуманный план. Хорошенькая случайность, когда жизнь такой важной фигуры, как Ирина, несколько раз висела на волоске... Да и непонятным был тот танк, который стоял во дворе котельной, будто бы охраняя группу в придачу к бандитам. Почему он не принимал участия в бою, а потом просто-напросто "ушел" куда-то по своим делам? То ли эта танковая атака была все же ради нашего захвата, просто ребята перестарались, то ли пилот последней машины работал на другую сторону? Мне этого было не понять, да я и не особо стремился...
Честно говоря, меня во всей этой ситуации одинаково раздражали и "плохие" и "хорошие". Так уж повелось издавна — цель оправдывает средства ее достижения... И самым главным идиотом в данной ситуации был я, которого внешняя разведка Марса прикрепила к этой группе в качестве наблюдателя за предполагаемым агентом земной разведки, о котором было почти ничего не известно. Не берусь даже предполагать, знало ли мое руководство истинное положение вещей: главное, что его не знал я. Конкретных приказов я не имел, кроме как докладывать о подозрительных событиях, которых у нас было как на собаке блох.
При первом же моем упоминании про "Зеркало-13", после беседы с покойным Джованни, руководство выразило недовольство тем, что я, по их мнению, занимаюсь этнографией и фольклором, вместо того чтобы серьезно работать... Когда же я сообщил о странном поведении глюка в районе "Изумруда", который словно гнал нас в засаду, мне вообще предложили пройти курс интенсивной терапии или же, на выбор, перестать маяться дурью... Я и перестал... то есть начал докладывать реже и только скупую фактическую информацию, на которую следовали не менее скупые и ни к чему не обязывающие комментарии начальства. Вот такой я суперагент... А после НИИ "Эол" я вообще перестал выходить на связь в условленное время, так как просто не представлял, как это все рассказать... Да и смысла не видел, начав уже всерьез опасаться за благополучие Ирины... Будь я "штатником", мне грозили бы за это крупные неприятности...
Но чувство долга сильно притупилось у меня еще после Башни... Только перед тремя людьми мне было смертельно стыдно: перед Ириной, которую я не смог защитить, и перед Йоргеном с Сибиллой, которые погибли из-за меня... Конечно, оставались еще полковник, Дронова и Аюми, смотрящиеся просто белыми воронами на фоне этой шайки разведчиков, но... Я не уверен, что смогу себе простить смерть близких и дорогих мне Охотников... Я был совсем не уверен в этом... И Ирина... Если бы не моя лихорадочная жажда деятельности, я бы сейчас просто бился в истерике и слезах — такую горечь внутри чувствовал... Странно, что мой мозг так быстро пришел в себя от шока... Говорят, он у меня необычный... А по мне — так... Ох, как же все это...
Небольшая жажда мести (я очень хотел пристрелить Паттерсона), небольшое чувство долга (которое все же осталось) и огромная буря чувств (которая тянула меня к Ирине) — вот тот щит, спасающий меня сейчас от шквальной депрессии...
Когда я повертел по сторонам головой, продолжая изучать местность в инфракрасном режиме, мне показалось на секунду, что на одном из утесов тускло светится бордово-коричневая точка, напоминающая фигуру человека! Так, если бы кто-то стоял в маскхалате на фоне очень холодного камня.
Я резко развернул голову в том направлении: точка, вернее, пятно действительно напоминало фигуру стоящего на скале человека...
Я ударил Белого по бокам и, развернув поводья в ту сторону, съехал с тропы, лавируя между каменными столбами. Буквально через полминуты, когда я вновь выехал на относительно открытое пространство, пятна уже не было.
Приметив тот утес, я галопом понесся туда, еле маневрируя в каменных лабиринтах Ломтя Сыра. Мысленно я крыл себя отборными ругательствами: не надо было так резко реагировать на увиденное. Нормальный Охотник не показал бы виду, что заметил кого-то, и под прикрытием камней подъехал бы поближе...
Но я уже давно не был нормальным Охотником — я стал сгустком пульсирующих нервов!
Битых полчаса я утюжил эти чертовы скалы. Белый явно не одобрял моих действий, фыркая и вздрагивая, когда на его светлую шкуру пытались приземлиться летучие мыши.
Наконец я спрыгнул с седла и начал изучать каменистую землю с редкими наносами песка, но, кроме помета церберов и мышей, следов верблюдов и вышеуказанных собак, ничего не увидел. Ни дымка, ни окурка, ни свежесковырянных пород на пирамидальном утесе.
Но то ли от недавнего стресса, то ли от паранойи, или же так обострились мои инстинкты — я затылком чувствовал чье-то пристальное внимание. Меня это пугало и будоражило одновременно — я вошел в азарт преследователя.
Не знаю, долго бы я ползал в этом "священном безумии" по сухопутным фьордам, но тут Белый испуганно тявкнул, и тут же я услышал многоголосый хриплый лай. Из разлома в скале вылезла облезлая серая сука о двух головах, надрывающаяся отчаянным хриплым гавканьем, переходящим в глухое рычание. Глаза на одной ее голове, той, что поменьше, были затянуты бельмами, а из пасти беспомощно свисал рваный язык. Зато вторая голова выглядела вполне устрашающе, щерясь пастью с кинжалообразными клыками, торчащими из пегой десны.
Видно, я потревожил собачье гнездо, а это было опасно, так как оно могло быть и с выводком. Если она защищала потомство, то разумнее было сбежать, особенно учитывая, что на отдававшийся эхом в жуткой тишине лай стали отвечать другие собаки, находившиеся где-то неподалеку.
Плюнув в сердцах, я вскочил в седло уже собравшегося бежать Белого, и даже шенкелей давать ему не пришлось — он перешел в бодрую рысь, довольно профессионально огибая препятствия без всякой моей помощи...
Долго еще далеким эхом раздавался лай потревоженных псов, а я взял себя в руки, продолжив курить, размышлять и вертеть головой по сторонам...
