— Будь осторожен, Лён, — предупредила Гранитэль, но он и сам уже поставил завесу незаметности над собой и над конём.
Твари не заметили его и перенеслись над головой — их привлекало что-то, находящееся дальше. Инстинкты говорили, что эти существа смертельно опасны, и лучше с ними не связываться. А те принялись атаковать место, ничем не отличающееся от прочих: чёрно-красные змееголовы с криками бросались на обыкновенные камни, плевались густой жёлтой жидкостью, временами застревая среди валунов, и что-то яростно там выдирали зубами. Полосатые кожаные одеяла подпрыгивали вверх и, распластавшись в воздухе, обрушивались на те же камни, судорожно что-то пытаясь заключить в себя. Те и другие явно на что-то охотились, и было подозрение, что объектами их охоты были местные жители — люди. Этого Лён уже стерпеть не мог. Он вскочил на своего коня и ринулся на подмогу.
Одно полосатое одеяло кого-то схватило, плотно свернулось и покатилось с добычей прочь. Под толстой маслянистой кожей твари кто-то отчаянно сражался за жизнь — толчки так и выпячивали мускулистую поверхность, расписанную серо-зелёным и блекло-чёрным цветом. Раздался придушенный вопль. Лён не знал, что предпринять и чем помочь попавшемуся врагу собрату. Он спрыгнул с коня и наугад дал пинка толстому кожаному мячу, по поверхности которого проходили волны мышечных сокращений. Отвратительная тварь даже не заметила этого — она продолжала сжимать добычу, заглушая крики и гася движение. Тогда Лён достал свой меч и легко провёл по "спине" твари. Волшебный металл разрезал толстую кожу, как бумагу, и из-под неё полез зелёный жир и фиолетовое мясо. Тварь издала пронзительный вопль и вывернулась наизнанку. Бросив неподвижную добычу, "одеяло" накинулось на нового врага, угрожающе раскинув неровные края, усаженные множеством зубов, а в центре зиял маленький рот, окружённый рядами острых загнутых клычков.
Сноп огня ударил прямо в этот мерзкий ротик и начал пожирать животное от центра к краю. Кожа твари лопнула и жир загорелся, разбрасывая с треском искры. Почти сгоревшая, тварь сопротивлялась — она сворачивалась, пытаясь задавить пламя, билась о камни, раскидывая отвратительно воняющий жир. Впервые Лён видел, как его огонь, который в одно мгновение испепелял здоровенного оранга, никак не может одолеть бескостное существо. Кожистое одеяло распалось на отдельные части, и те продолжали биться.
Наконец, Лён оторвал взгляд от агонизирующей твари и посмотрел на её добычу. Бедный малый был сильно искалечен и уже не подавал признаков жизни. Весь залитый густой пищеварительной жидкостью, он напоминал комок мятого меха, из которого выглядывало уродливое маленькое лицо. Здесь больше ничем нельзя было помочь, и дивоярец поспешил к оставшимся людям.
Среди камней шла битва. Змееголовы обладали большой силой: они выворачивали из земли камни и откатывали их в стороны. А под камнями имелись дыры, где прятались низенькие человечки, одетые в звериные шкуры. Они с криками отражали нападение, встречая врага короткими дротиками. На глазах у Лёна один отважный человечек высоко подпрыгнул в воздух и вцепился в шею змееголову. Тот на мгновение замешкал, и несколько дротиков тут же распороли ему брюхо. Другие змееголовы тут же бросились в атаку на бойцов и были встречены огнём, вылетевшим непонятно откуда. Одетый завесой незаметности Лён был невидим для них, пока не двигался. Но коня его они увидели.
Сияр издал пронзительный крик и взмыл в небо, преследуемый сразу десятком тварей, остальные подняли головы, с интересом наблюдая. Это стоило некоторым из них жизни.
Конь уносился ввысь на своих широких крыльях, но чёрно-красные хищники, преследовавшие его, были не менее подвижны. Лён понял свою оплошность и теперь в тревоге смотрел в небо, не зная, чем помочь своему верному товарищу. Тут в небе вспыхнули две точки, потом ещё одна и ещё. Сверху что-то снижалось, оставляя за собой чёрный след. Какие-то бесформенные лохмотья. Они начали падать далеко в стороне, разбрызгивая при падении горящие ошмётки — это были останки змееголовов. Потом вернулся и Сияр.
— Спасибо, Гранитэль, — сказал принцессе Лён. Если бы не помощь Перстня, ещё неизвестно, чем бы закончилось это дело.
Он больше не медлил и начал убивать тварей одну за другой, лишь поражаясь их живучести: даже рассечённые на части, они продолжали нападать. Через некоторое время не осталось ни одного хищника, но среди камней остались лежать убитыми десятка два маленьких людей. Теперь можно было разглядеть их получше, поскольку эти ребята почувствовали в нём союзника и не стали прятаться обратно в свои норы.
Он понял, что ошибся, приняв их за людей. Шкуры, в которые они были одеты, оказались их собственными, и только лица, немного напоминающие человеческие, были безволосы — как у шимпанзе. Руки и ноги у них были карикатурно похожи на человеческие, только ступни искривлены. Это были обезьяны — низенькие, длиннорукие, лохматые. Очевидно, они прятались от врагов под камнями, где у них имелись узкие ходы. Теперь из дыр повылезало множество народа. Те, что сражались с тварями, оказались самцами-воинами, самыми крупными среди этого низкорослого народца. А из дыр полезли самки с детёнышами и подростки. В момент на поверхности земли оказалось около сотни этих забавных существ, и все они пялились на гостя.
Лён понял, что делать ему здесь нечего, и собрался уходить, как вдруг вожак этих обезьян, крупный самец с ожерельем из зубов на шее и костью в ухе, шагнул вперёд и сказал, сильно картавя и пришепётывая:
— Хороший нож. Дай.
Он указывал на дивоярский меч.
— Что?
Молодой волшебник обернулся и посмотрел на вождя, не веря своим ушам: они могут говорить?!
— Давай менять, — предложил самец. Он шлёпнул себя корявыми ладонями по бёдрам, и тут же на камень перед гостем были выложены грубо обработанные кремниевые ножи и острия для дротиков.
Пришелец, кажется, заинтересовался — он вернулся и посмотрел на эти вещи, но зоркий вождь подметил отсутствие настоящей заинтересованности в его глазах. Незнакомцу было просто любопытно, и больше ничего. Рассмотрев каменные ножи, он аккуратно положил их обратно и снова собрался уходить. Тогда вождь невозмутимо достал откуда-то из длинного ворса на своём теле совсем иную вещь.
Это было поразительно! Обточенный металлический нож с двумя отверстиями в лезвии и подвижной рукоятью оказался ничем иным, как заточенной дверной петлёй! Широкая планка с отверстиями под крепёж и широкой лапкой в виде трилистника с четырьмя отверстиями — она крепилась к планке при помощи толстого штифта.
— Откуда это? — спросил Лён.
— Эге! — хитро отвечал вождь.
— Это из разрушенного города? — настаивал гость.
— Сильно не понимай, — заскучал предводитель и тут же оживился:
— А вот девка молодой!
Он не глядя сунул длинную лапу в толпу и вытащил молоденькую самку.
— Тебе девка, мне нож, — соблазнял гостя вождь.
— Нет, не надо, — отказался тот.
— Два девка, — тут же посулил обезьян.
— Кто эти? — немногословно спросил Лён, указывая на разгромленных врагов.
— Сильно плохие, — презрительно ответил самец, плюя на труп змееголова. Меж тем его соплеменники разбрелись по полю, подбирая тела своих собратьев и бережно укладывая их в ряд. Одна самка подобрала тело убитого воина, лежащее рядом с вожаком — тот потеснился, чтобы не мешать. Она погладила убитого по лицу и неловко поцеловала его в губы. Затем выковырнула у погибшего глаз и сунула в рот, причмокивая от удовольствия.
— Не трогать! — разозлился вождь и со всей силы ударил самку. Та заскулила и потащила труп к общей куче.
— Жрать хочет, — пояснил вождь происходящее перед онемевшим от неожиданности гостем. — Мужа жрёт — всё равно помер.
Бедные! Что за жизнь тут у них, среди камней, при полном отсутствии растительности и воды, под постоянной угрозой!
Лён огляделся и увидел, что племя уже вернулось к своей обычной жизни: одни оттаскивали подальше останки хищников, другие поднимали камни и собирали под ними насекомых — оказывается, насекомые и черви здесь всё же были! Меж камнями имелась засохшая почва, на которой росли маленькие, похожие на камни, грибы и лишайники.
— Хороший, — с одобрением указал на Сияра вождь. — Много еды.
Тьфу ты! У них только жрачка на уме!
— Где есть вода? — толковал Лён.
— Эге! — отвечал обезьяний предводитель. — Живи у нас, три девка дам.
— Спасибо уж! — с иронией отозвался Лён, и тут же две самки, которых ему предлагали в жёны, подскочили к нему. Одна принялась деловито открывать его дорожную суму, вторая стала проверять карманы.
— Нет, нет, я имел в виду — не надо! — тут же понял он свою ошибку.
— Не можно так, — сурово отвечал вождь. — Взял замуж — люби!
Так, достаточно. Он встал с места, снял с себя обеих "жён" и сказал:
— Я удаляюсь!
И направился к Сияру, который ждал его поодаль и нетерпеливо отмахивался хвостом от дерзких обезьяньих самок.
— Всех баб бери, — толковал главный обезьян, ковыляя следом. — Детишки будет умный.
Смеясь, Лён вскочил на коня и тронул повод. Одним прыжком жеребец перенёсся через груду камней и далее легко помчался, едва касаясь копытами земли.
Старый вождь с сожалением смотрел вслед уродливому и непомерно рослому чужаку. Такой едва ли поместится в их подземном жилище, да и еды, наверно, много переводит — поди вот, прокорми такого. Но дерётся сильно, хороший воин. Детишки, конечно, были бы с рожи не ахти, но свежая кровь тоже бы не помешала. Одно плохо: лысыми родятся.
Старый Тык почесал в затылке и вернулся к племени. Сегодня они будут есть мясо. Жалко воинов, конечно, но не пропадать же добру.
Самки о чём-то спорили и вокруг чего-то прыгали. Оказалось, что это какой-то непонятный предмет — большой, раздутый. Детишки торчали тут же и боязливо тянули раздутыми ноздрями воздух — запах от мешка был непонятный, но очень соблазнительный.
— Наверно, гость забыл, — возбуждённо заговорила при виде мужа старая Ула. Она дёргала предмет за верёвочки, непонятно зачем запутанные в узел, и в страхе отпрыгивала прочь. Однако, судя по всему, предмет был неживой.
— Не мешай, — сказал старый вождь, давая затрещину второй жене, которая проявляла излишее для её положения любопытство. Он сосредоточился, осторожно взял корявыми пальцами конец верёвочки и потянул. Узелок тут же распустился, а вместе с ним разошлось и горловина вещевого мешка.
— О, Тык, какой ты умный! — благоговейно прошептала старая Ула — она потому так долго и продержалась при нём, что всегда знала, когда вставить похвальное слово.
— Ты сунешь руку внутрь, а оно откусит! — возбуждённо заговорил один из старших сыновей, Гог, подпрыгивая от нетерпения.
— Вот потому вождь я, а не ты, — назидательно ответил старый Тык, смело засовывая руку в мешок. — Это гость оставил мне в знак почтения.
Он достал из мешка круглую мягкую вещь, от которой исходил настолько изумительный запах, что вся стая, собравшаяся вокруг вождя, застонала. Тык втянул ноздрями воздух и откусил от пшеничного каравая небольшой кусок. Весь уйдя в ощущения, он медленно жевал. Потом поднял глаза на жадно ожидающих соплеменников и сказал с достоинством:
— Съедобно.
Далее из мешка были вынуты ещё три каравая, печёная картошка, яблоки и репа. Всё это богатство было сложено на плоском валуне и племя, потрясённое королевским даром пришельца, уселось кружком, ожидая, когда вождь даст каждому его долю.
— Эй, Ула, — сказал вождь, роняя слюни. — Скажи там бабам, пусть мясо порежут на полоски и посушат.
Старый Тык торжественно разломил на части каравай и первым делом оделил детишек.
Наевшись впервые за многие годы до отвала, племя отправилось на водопой — к маленькой грязной луже, что была неподалёку. Самки обшарили опустевший мешок, усердно потрясли его, но со дна вывалился только какой-то мусор. Он залетел среди камней и там остался. Это были злаковые семена, о которых племя приматов, забредшее когда-то на эту бесплодную каменистую равнину, ничего не знало. Они не знали, сколько лет уже живут в этом враждебном мире, и какова была их прежняя жизнь. Они привыкли к нищенской скупости своего существования и полагали, что нет в природе ничего иного. Этот случайный эпизод внёс недолгое оживление в их маленькое общество, и племя на все лады обсуждало визит странного существа.
— Хороший нож был, — Гог с сожалением поделился с отцом. — Жажлоков сильно убивал.
Отец сидел на вершине камня, сложив на груди худые жилистые руки и закрыв глаза, словно величественно медитировал. На его плечах, как мантия, был накинут вещевой мешок.
— Мой лучше, — не открывая глаз, ответил он. — Тебя на свете ещё не было, когда я им убивал сквабаров.
Семена занесло в щели меж камнями, где скопилось немного земли. Ночной туман принесёт немного влаги, и семена однажды прорастут. Тогда — кто знает?! — возможно, у племени, живущего на бесплодной каменной равнине, будет хлеб.
Глава 3
Летающий конь снова нёсся по воздуху, а всадник с высоты разглядывал безлюдные равнины и старые горы. Если и было тут что живое, то тщательно скрывалось, как племя бесхвостых обезьян, короткая встреча с которыми подтвердила подозрение Лёна в том, что когда-то эти места были обитаемы. Металлическая дверная петля, ловко приспособленная под нож, правильные очертания на месте странной свалки — это были признаки давно ушедшей отсюда человеческой цивилизации. Эх, зря он отказался от обмена. Конечно, не дивоярский меч следовало им отдать, а что-нибудь из еды, ведь скатерть-самобранка всегда при нём. Но возвращаться не хотелось, к тому же Лён не знал, зачем вообще ему могла пригодиться эта обточенная дверная петля.
Он пересекал каменистую равнину, рассчитывая на той стороне обнаружить край аномальной зоны. Где-то здесь должна скрываться пещера, в которой спрятан Красный Кристалл, но Лён не стал о том расспрашивать обезьян — от этих едва ли что узнаешь. Вот если бы здесь были люди!
По широкому каньону, над которым проплывал Сияр, наверно, когда-то текла река. Теперь это был такой сушняк, что камни растрескались. Солнце клонилось к заходу, а день — к вечеру. Вымершая местность никак не кончалась, и впереди по курсу всё те же старые горы и ущелья, перемежаемые безжизненными равнинами. Впервые Лён встретился на Селембрис с такой безнадёжной скукой. Даже солнце здесь было тусклое и маленькое.
Останки длинной стены, сложенной из валунов и сильно порушенной, извивались вокруг возвышения, на котором ничего не было. Кто-то выстроил очень давно эти укрепления для защиты от опасности, но это их не спасло. Опустившись на землю, Лён рассматривал циклопическое сооружение. Это снизу стена казалась невысокой, а тут местами она достигала четырёх метров и, наверно, когда-то опоясывала стоящие на возвышении поселение. Судя по размерам городища, эта мера была отчаянной попыткой защитить себя, потому что обычно такие небольшие селения не огораживают такими мощными стенами. Наверно, они возводили этот бастион не один год, всякий раз достраивая и латая прорехи. Но, в конце концов, сдались перед неизбежностью. Силами небольшого гарнизона держать осаду очень трудно, а на возвышенности могло располагаться разве что несколько домов. Здесь была какая-то загадка.
