-С нее станется, мой господин! И, скажу вам откровенно, я даже уверен, что она придет. Если она тогда пришла к вам, а ситуация была не столь острой, то сейчас... Если мадемуазель только проведает, что вы собрались воевать где-то у черта на рогах, на краю света, да еще с такими злодеями, как пираты Магриба, да еще с таким отчаянным командиром, как господин де Бофор — о! Считайте, что мадемуазель де Лавальер уже придумывает аргументы, чтобы удержать вас здесь! И у нее это получится.

-Не придет она! Все кончено!

-Придет! Вот увидите!

-Что ж, в таком случае ты выпроводишь ее. Ты не пустишь ее на порог. Ты спустишь ее с лестницы, как последнюю шлюху!

-Да что вы себя заводите? И почему я? Я спрячусь на чердак, разговаривайте с ней сами! С меня хватит! Достаточно было прошлого раза! И вообще, должен вам заметить, я не могу быть грубым с женщинами. Даже ради вас, господин Рауль, даже по вашему приказу.

-Я тоже, к сожалению.

-Я про что и говорю. Вы ей и слова грубого не скажете.

-Черт возьми! Полагаешь, что я размякну и начну говорить нежности?

-А почему бы и не помириться, раз вы уезжаете. Пожалейте девушку, успокойте ее. В такой ситуации даже ложь будет благом.

-Значит, ты советуешь сидеть дома, ждать визита этой особы, а потом сказать: "Мадемуазель, все прошло. Отныне мы друзья. Все будет хорошо".

-Вы сказали, мой господин. Это самое разумное решение. Так что же мы сидим? Что вам подать? Вас завить? Или бежать за цветами и угощением?

-Это не понадобится. Мы сматываемся вдвоем.

-Как? Вы хотите выйти из дома?

-Не выйти, а выехать. Давай лошадей.

-Я не ожидал такого распоряжения, господин Рауль.

-Мог бы привыкнуть. Я человек непредсказуемый.

Когда Оливен пришел доложить, что лошади готовы, его хозяин, одевшись точь в точь как в своем сне — черная шляпа с черными перьями, черный плащ и черные ботфорты, расправил перед зеркалом кружево своего воротника, поправил сапфировый аграф и слегка сдвинул шляпу на глаза.

-Готов? Отлично! — сказал Бражелон, натягивая перчатки, конечно, тоже черные, — Тогда едем!

-Куда, позвольте вас спросить?

-Покататься.

-Это похоже на бегство, сударь.

-Ну и пусть.

-И на вызов.

-Тоже не исключено. А, может быть, все вместе — и бегство и вызов.

-Вы имеете в виду планируемую вами прогулку?

-Да, мой друг, но не только это.

-Ваш отъезд с Бофором?

-Догадался, молодец.

-Это было не так-то трудно, мой господин. А куда мы направляемся?

-В Сент-Антуанское предместье.

-Зачем?

-Покататься, я же сказал!

х х х

"С призраками ночных кошмаров надо встречаться при дневном свете", — сказал себе Рауль, направляя своего коня в сторону Бастилии. Оливен с кислой миной ехал рядом. Новая блажь хозяина его отнюдь не радовала — он предпочел, чтобы они были как можно дальше от этой мрачной крепости. Но рано утром Бастилия-явь не внушала нашему герою такого ужаса, как Бастилия-сон.

-Я, наверно, был очень непрофессиональным узником, — сказал он насмешливо.

-Мало ли какая дрянь приснится, так теперь из-за нее терзаться будете?

-Вовсе нет, — возразил Бражелон. Он сдвинул шляпу на затылок, продолжая созерцать королевскую тюрьму.

"Что это на него нашло?" — тревожно подумал Оливен, уловив странный блеск в синих глазах хозяина. Красавец с сапфировым аграфом — игра камня сочеталась с цветом глаз всадника, щеголь, одетый с иголочки, заставил своего коня подъехать еще ближе...

А в мечтах он видел, как рушатся эти стены, башни охватывает пламя, и даже прикидывал, сколько взрывчатки понадобится, чтобы королевская цитадель взлетела на воздух. Он зажмурился и представил этот взрыв. Открыл глаза — Бастилия стояла на прежнем месте.

-Вы так смотрите, словно хотите поджечь Бастилию своим взглядом, — прошептал Оливен.

-Кардинал Ришелье когда-то велел срыть укрепления в прошлом неприступных замков независимых сеньоров, — проговорил Рауль.

-И что же?

-Прогресс остановить невозможно. Пойдет какое-то время, и новая Фронда снесет эту цитадель деспотизма.

-Когда? — пожал плечами Оливен, — Уж во всяком случае, не при нашей жизни. Так что поехали отсюда, мой господин, от греха подальше.

-Да-да. Сейчас.

Но господин де Бражелон любил оставлять за собой последнее слово. И он попрощался со своим кошмаром весьма неприличным жестом, который заставил Оливена зажмуриться от ужаса — чем-чем, а осторожностью его дерзкий хозяин не отличался!

Больше ста лет отделяло наших всадников от 14 июля 1789 года — дня взятия Бастилии. Об этом Рауль знать не мог, но, если бы знал, очень возгордился бы — это был день его рождения.

х х х

-А теперь куда? — спросил Оливен.

-К Ратуше.

-А там-то вам что понадобилось?

-Узнаешь на месте.

-Как скажете,— промолвил Оливен,— Сударь! Гляньте-ка сюда! Видите этот кабак?

-Ну и что?

-Здесь вербовщики вашего Бофора записывают солдат в армию герцога. Сейчас тихо — еще рано. А днем там дым коромыслом!

-Дураков ищут, — пробормотал виконт.

-Не скажите, сударь! Такая рекламная кампания... Афиши по всему Парижу! Музыканты, даже кукольники ухватились за эту тему! Это нынче в моде! Я уж и сам подумывал записаться.

-Ты? Да ты спятил! Рекламная кампания, музыканты, афиши, балаганы. Дурят людей.

-Но позвольте, господин Рауль, я же поеду с вами.

-Куда это ты собрался?

-На кудыкину гору! — огрызнулся Оливен, — Туда же, куда и вы! Пиратов бить!

-Нет. Ты останешься здесь

-Как?! — заорал Оливен, — Вы меня не возьмете?! Я уж настроился.

-Я сказал ясно — останешься здесь!

-Вы — без меня?! Да разве такое возможно?

-Возможно. Будешь сторожить дом и выгуливать кота.

-А мы кота с собой возьмем.

-Кота — на войну? Ты хочешь превратить меня в посмешище?

-На кораблях викингов жили коты. Почему бы не быть коту на корабле Бофора?

-Ты же ничего не знаешь о викингах.

-Это-то я знал!

-Никуда ты не поедешь! Все! Разговор окончен! — отрезал виконт.

-Да как же вы там без меня будете обходиться? Поверьте, господин Рауль, я вам еще пригожусь! Неужели вы наймете другого слугу? Но это же предательство!

-Не ори, глупец, люди смотрят.

-И вы скоро уезжаете? — убитым голосом спросил Оливен.

-Завтра или послезавтра.

-А я думал, что поеду с вами.

-Нет. Я сказал нет, значит, нет.

-Ужасно, — проговорил Оливен, — О Господи, ну как же все ужасно! Я тоже хочу!

-Приключений, что ли? Наивный!

-И приключений, конечно. Путешествие на парусном корабле, горы, пальмы, восточные красавицы, сказки тысяча одной ночи!

Экзотика! Сокровища Али-Бабы!

-Это все рекламная кампания, чудак-человек.

-Облом, — вздохнул Оливен.

-Это на арго?

-Это из "Докучных" вашего Мольера.

-Этот облом ты как-нибудь переживешь.

-Да, переживу! Вы-то сами будете гоняться по горам и морям за мусульманами, похищать гурий, завоевывать города, а я сиди в Париже и паси вашего кота! Удружили, господин Рауль, спасибо вам за ласку!

-Помолчи хоть минуту. Вот уже и Гревская площадь.

-Веселенький маршрут, позвольте заметить.

-Куда веселее. А теперь спешимся, и я расскажу тебе мой сон в кратком изложении.

Перессказ сна занял несколько минут. Пока Рауль говорил, Оливен слушал его, крепко сжав губы. Рауль принял свой обычный насмешливый вид и заявил:

-А сейчас мне даже жаль стало, что это был всего лишь сон! Народу собралось — целое море! И я был главным героем этого спектакля. Хорошенькие девушки бросали мне цветы. А народ все кричал: "Помиловать!" Черт возьми, Оливен, я, наверно, здорово смотрелся в этой самой черной шляпе с черными траурными перьями!

Оливен посмотрел на своего господина. Поля широкополой шляпы отбрасывали тень на его лицо, и синие глаза Рауля казались в тени черными. Ветер шевелил длинные черные перья на его шляпе. Оливену показалось, что хозяин немного рисуется. Все это смахивало на игру в заговорщиков и дуэлянтов. А хозяин улыбался, и в улыбке его была ирония, грусть и какое-то торжество. Он словно любовался собой — героем трагической сцены на Гревской площади, и сожалел, что это только сон. Оливен зажмурился, представив все это наяву, и по его телу пробежала дрожь. Он открыл глаза — и увидел своего господина, насмешливо улыбающегося, в этой его черной шляпе. И разозлился:

-Да, господин Рауль! Вы правы, господин Рауль! Вы прекрасно смотрелись бы на черном эшафоте, усыпанном белыми цветами! А роковой помост, обитый черным сукном, очень подойдет по цвету к вашей шляпе! С черными перьями! Где вы столько черных перьев набрали? Кто вам их красил?

-Картин, кто же еще.

-А если бы пошел дождь, представляете, перья полиняли бы, и по вашему бледному лицу потекли бы черные ручьи!

-Тогда я стал бы чернокожим, — сказал Рауль.

-Просто супер! Супер омниа — превыше всего — что там у вас, дворян, превыше всего? Честь? Как же! Супер омниа — впечатление! Вам нужно произвести впечатление?! С чем вас и поздравляю! Красота! Хоть картину пиши! Впрочем, мой господин, вы всегда отличались изысканным вкусом, чего не скажешь о любителе розовых костюмов, бедном господине де Сент-Эньяне, который был так неловок и напоролся на вашу шпагу в вашем ужасном сне!

-Мне нравится эта шутка, Оливен, — смеясь, сказал виконт, — Ты мне ее подаришь?

-Хотите порепетировать речь на эшафоте? А я вас разочарую, сударь! Ничего не вышло бы из вашей затеи!

-Почему это? — сказал Рауль немного обиженно, — Ты же разбудил меня на самом интересном месте и не дал досмотреть.

-Мушкетеры, мой господин, мушкетеры! Разве они позволили бы хоть волоску упасть с вашей головы?

-Не только волоску, а всей голове со всеми волосами, если бы я захотел!

-Нет, господин виконт, — все так же резко продолжал Оливен, — Я верю в мушкетеров.

-Верь — только без латыни.

-Обойдемся французским! Я верю в то, что они спасли бы вас в самый последний момент. Даже вопреки вашей воле! Жаль, что я разбудил вас! Сами убедились бы.

-Мушкетеры не всесильны, — возразил Рауль.

-Вот как вы заговорили! Браво!

-Все же хорошо, что кровь не пролилась, — произнес Рауль вполголоса, — Когда де Сент-Эньян напоролся на мою шпагу, и она пронзила его тело насквозь, это было ужасно!

-А де Сент-Эньян не такой уж и плохой, — заикнулся Оливен.

-А в моем сне так и вовсе хороший, — усмехнулся Рауль, — Но я очень сомневаюсь, что он такой на самом деле. Да ну его! Пусть живет! Я примирился с этим уже давно. Но над снами мы не властны, и прошлое возвращается в сновидениях.

-И Людовик, может быть, не так уж виноват.

-Людовик?! — фыркнул виконт.

-Мой господин! Ударьте меня, если вам будет легче, но только выслушайте! Я, может, скажу очередную глупость, но я приведу пример с Киром Великим.

-Короля Франции и Кира Великого объединяет то, что они монархи. Правда, мой кот царит в нашем квартале.

-Я хочу сказать о том, что объединяет вас с вашим котом!

-Черное и белое, — пробормотал Рауль.

-Нет! Когда я во дворе кормлю Кира всякими косточками и прочими объедками, сбирается вся кошачья колония. И как себя ведет Кир? Наступает на кость лапой и ворчит. И прочие кошки не смеют приблизиться, пока Кир Великий не насытится. А когда Кир сыт — это добрейший зверь, вылизывает своих собратьев.

-Он и коня вылизывает, тем самым показывая свое лидерство. Насчет косточки я замечал не раз. "Мое, не дам!"

-"Мое, не дам! — чем не рыцарский девиз!

-Ну и к чему ты завел разговор о нашем кошаке?

-Ваше отношение к мадемуазель де Лавальер напоминает мне Кира с куриной лапой в зубах! "Мое — не дам!" — и угрожающее ворчанье.

-Ты хочешь сказать, что я смотрел на нее, как на свою собственность?

-Так выходило, мой господин. Вы же не допускали за ней право на выбор? "Либо я — либо никто!" Или я ошибаюсь?

-Она дала клятву выйти за меня замуж. А сама...

-Вы не ожидали такого соперника?

-Да! Когда я думал о том, что кто-то еще может полюбить Луизу и начать ухаживать за ней, мне все казалось очень просто — вызвать на дуэль и убить!

-Всего-то! Вызвать на дуэль, убить — и все дела! Легко убить мысленно какого-то абстрактного соперника! Которого вы не знаете. А короля?! Король — это не абстрактный соперник! Вы же не были врагами с Людовиком Четырнадцатым! И ему и вам пришлось резать

по-живому!

-Ему?! — усмехнулся Рауль.

-Может быть, Людовику и Лавальер еще хуже, чем вам! — выпалил Оливен.

-Почему это? Я же им больше не мешаю.

-Подумайте на досуге! Вам-то люди сочувствуют, за вас общественное мнение, а их осуждают. Потихоньку — на кухнях, в гостиных, кто посмеет осуждать монарха открыто?

-Мушкетеры! А сейчас король стал моим врагом!

-Только не кричите об этом на каждом углу, господин Рауль, — предостерег Оливен.

-Разве я кричу... — Рауль понизил голос и задумчиво сказал: — Да, дуэль не прошла, мой дорогой Оливен. Надо было придумать нечто покруче. Мятеж или заговор, на худой конец.

-Мятеж? Время мятежей прошло. Где же вы были во времена Фронды?

-Во времена Фронды я служил королю, и ты это прекрасно знаешь. Ну и дурак был! Надо было драться против короля на стороне Конде!

-Это сгоряча вы говорите так, господин Рауль!

-Сейчас я и без Конде обошелся бы, чтобы устроить мятеж!

-И воплотить в жизнь ваш кошмар? Спровоцировать смертный приговор?

-Король — предатель. Предатель станет палачом.

-У короля есть право помилования, — напомнил Оливен. На это Рауль ответил презрительной усмешкой.

-А мятеж, господин Рауль или маленькая гражданская война... это люди, которые пойдут за вами... пожары... смерть... разве вы не понимаете?

-Видишь, какой я добрый! — сказал Рауль, — Я отменил "маленькую гражданскую войну", чтобы не губить ни в чем не повинных людей. Я не могу быть ни мятежником, ни заговорщиком.

-И, слава Богу! — воскликнул Оливен, — Я удивляюсь, что вам — вам! — пришли в голову такие дикие мысли!

-А ты не удивляйся... Я придумывал много планов, но все они оказывались один глупее другого... На какое-то время я опьянял себя невероятными мечтами, а потом холодный рассудок разбивал этот бред воспаленного воображения. Похитить Луизу... отправиться в кругосветное путешествие, податься к буканьерам на Тортугу, вступить в Береговое Братство и вернуться сказочно богатым, этаким Фуке... но все это глупости.

-Вы разделались с этими глупыми романтическими планами не без помощи графа де Ла Фера?

-Что ты! Такой бред, такие дикие прожекты — стыдно даже заикнуться отцу о таких вещах!

-Понимаю. Такой роялист, как наш граф, даже разорвав отношения с Людовиком, осудил бы восстание или заговор против монарха. А Тортуга, так и вовсе ребячество! Идея подростка!