— А вот и убегу! — торжественно заявила эльфийка, демонстративно развернулась и направилась в лес. Плутала она часа три. И вышла к дому эльфа.
— Набегалась?
— Рррр! — оскалилась в ответ на колкость Тари и, развернувшись, снова скрылась среди деревьев. Так продолжалось целый день. Она пробовала идти не по тропинке, но всё равно каждый раз возвращалась к дому.
— Вот теперь точно набегалась. Хватит нагуливать аппетит, ужин стынет, — примирительно произнес друид.
— Колдун проклятый! Чары убери! — в тысячный раз маленькие девичьи кулачки забарабанили в грудь Аша. Это уже стало привычным ритуалом, чуть что — колотить руками эту глыбу.
— Еще чего, я помогать тебе бежать не собираюсь, — насмешливо ответил эльф, сгреб девушку в охапку и поволок в дом — ужинать.
Избавиться от друида она тоже пыталась. Вот только его рука всегда успевала перехватывать запястье девушки с кинжалом, ножом, а то и мечом. Ни ловкости, ни сноровки в обращении с оружием у Тари не было, поэтому попытки прирезать даже спящего сумеречника всегда терпели крах — спал он редко и очень чутко. А уж о том, чтобы подкрасться к бодрствующему эльфу, и речи не велось. Он забавлялся с нею, как с ребенком, когда она в очередной раз пыталась убить его таким способом. И уж совсем открыто смеялся, когда она пыталась его отравить. Травить друида, который в травах разбирается стократ лучше самого опытного знахаря, а из доступных ядов только травы, — дело неблагодарное. Аш веселился. И совсем не злился на все эти попытки.
Однако к осени Тари норов поубавила, поняв, что безнадежное это занятие — пытаться убить Аша или сбежать из его леса. Всё же убийцей не была и надежных способов не знала. А из доступных — разве что в очередной раз посмешить проклятого друида. Тем более что жизнь с ним была не так уж и невыносима. Он был заботлив, даже нежен, особенно когда касалось утех любовных. И с этим девушка тоже примирилась, не взбрыкивая больше и наслаждаясь жаром его объятий, плавясь в сильных руках, трепетно вздрагивая от каждого поцелуя. Сумеречник был опытным и внимательным любовником, и Тари никак не могла понять, что же тогда произошло при их первой встрече.
— Почему ты тогда так поступил? И почему сейчас так заботлив?
— Сейчас я такой же, как тогда. Просто ты привыкла, и тебе больше это не кажется диким.
— Разве тогда нельзя было иначе? Почему так? И почему не убил до сих пор или не прогнал?
— Просто ты мне подходишь. Тогда была проверка. И ты ее прошла.
— Но почему?
— Потому что я зверь. И это правда. Пойми же это, наконец.
* * *
А осень расстилала свои богатые ковры, засыпала щедрыми дарами закрома. Она пропахла грибами насквозь. Крепыши-грузди укладывались в корзинку доверху, переваливаясь через край. Тари нравились эти вылазки для пополнения запасов на зиму. Потом, когда они вернутся из лесу, Аш с деловитым видом будет солить грузди в пузатой дубовой бочке, а сейчас он осторожно собирал лесное богатство, незаметно подбрасывая самые красивые грибочки в корзинку девушки.
— Ты жульничаешь, — рассмеялась Тари.
— Ну и что? Я же в твою пользу жульничаю, — как ни в чем не бывало усмехнулся эльф.
— Всё равно нечестно.
— А кто здесь говорит о честности? — уж совсем откровенно рассмеялся Аш, заваливая девушку в мягкий пушистый мшаник.
— Пусти! Испачкаешь! — попробовала возмутиться эльфийка.
— Сам испачкаю, сам и отмою, — и говорил он явно не про одежду.
Когда его взгляд стал таким теплым? Когда вместо насмешки в улыбке поселилась грусть? Тари упустила этот момент и злилась еще больше, еще сильней ненавидела этого странного эльфа, пряча свои чувства под улыбкой, скрывая за томными стонами в жарких объятьях. Такой Аш пугал ее еще больше. К страсти примешалась непонятная и неведомая доселе бережность, словно она, Тари — хрупкая куколка, которую боятся сломать. Ставшие такими привычными и знакомыми сильные руки друида обнимали так, словно защищали от чего-то. Когда это начало происходить? Девушка запуталась, отказываясь понимать эльфа. Он и раньше-то был странным и загадочным, а сейчас и вовсе превратился в нечто неосознаваемое, непостижимое.
* * *
Зима пушистым покрывалом снега укутала землю, оберегая сон природы до весны. Вылазки в лес почти прекратились, лишь изредка Аш уходил на зов волков, если требовалась его помощь. Тари всегда об этом знала, потому что и сама могла слышать их призывы, просьбы о помощи. Они были разными: то волк скользнул по насту и свалился в яму, из которой не выбраться, то мор напал на стаю. Каждый раз друид шел и помогал. И возвращался уставший. Садился около огня, сгребал в охапку Тари и подолгу молчал, уткнувшись лицом ей в шею.
И были долгие зимние вечера, когда сумеречник усаживался у камина и вышивал новое платье для эльфийки. У него это искусно получалось, словно у опытной швеи.
— Так странно то, что ты умеешь шить.
— Поживи с мое, и не тому научишься. Не бегать же за каждой тряпкой в лавку.
— А ткань тоже сам ткешь?
— Это было бы, наверное, слишком. Нет, ткань я покупаю.
— А деньги выручаешь за дары лесные? — хихикнула Тари.
— Предпочитаю зарабатывать мечом. Торгаш из меня никакой, так что дары лесные не помогут.
— Мечом? Грабишь, что ли?
— Увы, всё не так романтично, как тебе кажется. Наемником иногда подрабатываю, учу новобранцев или нежить какую убиваю. За это неплохо платят, а мне много не нужно, поэтому хватает надолго.
— Наемником? Вот уж не подумала бы. Ты вовсе не похож на тех наемников, которых мне доводилось видеть.
— А я вообще ни на кого не похож, — отмахнулся Аш, давая понять, что разговор на эту тему закрыт.
— Бирюк-отшельник, — проворчала девушка недовольно. Ей было откровенно скучно, а разговор не клеился.
— Угу, он самый, — спокойно согласился эльф.
* * *
Они пришли холодной тихой ночью, когда, казалось, сам воздух замерз и не движется. Они не оставляли следов и не отбрасывали тени. И лишь тревожный вой волков предупредил о том, что опасность приближается. Они выплыли из портала посреди леса, и заколдованные дорожки вели их прямо к дому Аша. Они были вампирами, безжалостными кровопийцами. Пришедшими с одной лишь целью — убивать. Земли Аша не принадлежали ни к одному из кланов, поэтому иногда находились те, кто был не прочь присвоить этот лес.
"Не сметь к ним приближаться!" — приказ друида волкам стальным звоном отдался в голове Тари.
— Держись так, чтобы я мог тебя видеть. Не прячься, не беги. Не пытайся в это встревать, и тогда я смогу тебя защитить, — сумеречник был так серьезен и встревожен, что девушка настолько испугалась, что могла лишь утвердительно кивать.
Их было много. Тари в испуге застыла, не смея зайти в дом, не смея ослушаться приказа эльфа. Отчасти она понимала, что уследить за всеми вампирами он не сможет, и стоит ей скрыться с его глаз, как кто-то из них вполне сможет напасть на нее, когда Аша не окажется поблизости. Но от понимания не становилось легче. Представить, что один сумеречник может справиться со столькими кровопийцами, казалось невозможным. Всё же вампиры, насколько могла судить эльфийка, были серьезными и опасными противниками. Даже если один. А тут больше десятка. Внутри всё похолодело от ужаса, когда она увидела эти оскалившиеся клыками алчущие крови пасти.
А потом Тари увидела его, Аша. Хозяина, защищающего свой лес. Он не позволил вмешиваться волкам: знал, что они вампирам не противники. Одетый в тонкую кольчугу поверх туники, он двигался настолько быстро, что казался серебристым росчерком. Эльфийка не смогла уследить за его движениями, не успела заметить, как пали первые два кровопийцы, рассыпаясь пеплом. И мир стал адом. Та часть мира, которую видела девушка. И вдруг внезапно поняла, что бояться надо не вампиров. Да, они были сильны, они рвали друида на куски, наваливаясь скопом. Но он был ужасающ. В янтарных глазах полыхало пламя жажды убийства, мечи мелькали молниеносно, рассекая тела врагов. Его, и только его стоило бояться по-настоящему. Тари вдруг осознала, что впервые видит настоящего Аша, впервые стали доступны пониманию его слова о том, что он зверь.
Не просто зверь — чудовище, которое наслаждалось этой битвой. Весь залитый кровью, он не чувствовал ран, бросаясь на врагов снова и снова, круша их своей мощью. Но только мечей было мало, не успевал эльф за всеми, не мог достать каждого. И тогда Тари увидела, что же такое пресловутая магия друидов. Слепящий свет вспыхнул в раскрытой ладони, ладонь хлопком ударила в заснеженную землю. И прорываясь сквозь замерзшую почву, рванулись корни, пронзая врагов, разрывая тела, словно дряхлую ветошь. Бой превратился в бойню, сражение в кошмар. Девушка закричала, закрывая лицо руками, не находя в себе сил смотреть на это. Последний вампир попробовал бежать, несмотря на раны.
— Ваш! — скомандовал друид, и стая волков оскалившимися пастями впилась в тело врага, раздирая его на куски: с одним вампиром волки могли справиться без потерь. Лужайка перед домом была залита красным. И это была алая кровь Аша. Он покачнулся и упал на колени, удерживаясь за меч, воткнутый в промерзлую землю. Сумеречник был ранен и истекал кровью.
— Аш? — робко позвала Тари эльфа.
— Не прикасайся, я весь в крови. Испачкаешься.
Он рыкнул так, что девушка замерла. В глазах всё еще горела жажда убийства. Эльф был страшен.
— Почему? Почему сразу ты не сделал этого?
— Потому что зимой деревья должны спать, — прохрипел в ответ Аш, поднялся, шатаясь с колен, и побрел в дом. И Тари поняла, что он держался до последнего, хотя мог покончить с врагами сразу. Он берег свой лес и не хотел его тревожить. И лишь поняв, что всё же не справляется, прибегнул к магии, как к последнему средству. Видимо, было то, чем он дорожил больше, чем лесом. И это была явно не жизнь самого друида.
"Что же ты так яростно защищал? Кого?" — но вслух так и не спросила.
Сумеречник свернулся клубком у очага и так пролежал три дня. Всё это время Тари боялась выглянуть на кухню, прокрадываясь тихонечко лишь за едой, таская изредка фрукты из корзины на столе. Он запретил прикасаться к себе. Не стонал, ничего не просил. Не говорил вообще. Молча лежал, завернувшись в собственный плащ. Лишь на четвертый день девушка проснулась оттого, что услышала плеск воды. Осторожно выглянув из комнаты, она увидела, что сумеречник поднялся с пола, стащил с себя одежду и промывает раны. Хотя сами раны уже затянулись. Он просто мылся, очищая тело от засохшей крови. Стал похудевшим и осунувшимся, под глазами залегли темные тени. И это — за каких-то трое суток.
— Аш? — осторожно позвала она.
— С голоду помрешь, если будешь такой трусихой, — уставшим хриплым голосом отозвался эльф.
— Ты ненормальный, — изумилась Тари, когда Аш убрал следы своего пребывания на кухне и смыл с пола размазанную кровь. Он шатался от слабости, но всё равно делал то, что считал нужным. Убрав последствия схватки, как в доме, так и на теле, сумеречник дошел до кровати и рухнул, как подкошенный.
— Там в кладовой еда. Не голодай больше, дуреха.
Потом, намного позже, Тари вспоминала эти дни и понимала, что момент она упустила. Аш ведь был действительно беззащитен в эти дни, и убить его не составило бы труда. Но она была настолько напугана, что и думать забыла о своей мести. И... волновалась за него все эти дни.
Только беда не приходит одна. Сумеречник еще не успел оправиться окончательно от ран, как заболела Тари. И наступила очередь друида испугаться. Ведь эльфы не болеют. Те эльфы, которых он знал, которым сам являлся — они не простужаются и не сгорают в лихорадке. Другой мир, тот, откуда прибыла девушка, накладывал свой отпечаток. Пока она не забылась в бреду, говорила, что это уже не первый раз. Там, откуда была родом Тари, эльфы болели. Только вот Аш оказался к этому не готов. Все свои силы он растратил на сражение и на регенерацию. В отчаянии, стискивая виски ладонями, он судорожно вспоминал, какими травами лечить лихорадку. Чем исцелять раны, неважно, боевые или ссадины от падения с ветки — это знакомо, это всегда под рукой. А вот с простудой, причем настолько серьезной, друид столкнулся впервые.
Насколько горек был отвар, Аш прочувствовал на себе, поскольку напоить ним мечущуюся в бреду Тари смог только изо рта в рот. Полтора суток он сидел над ней, словно заботливая нянька, вытирая испарину, меняя компрессы, вливая горькое лекарство в пламенеющие жаром губы. К утру второго дня лихорадка отступила, жар спал. Тари пришла в себя, выкарабкавшись из вязкой мути бреда. И первое, что увидела — тревожные усталые янтарные глаза на посеревшем и осунувшемся лице эльфа.
— И часто ты так болеешь?
— Бывает, — неохотно ответила девушка, зарываясь в подушки.
— Напугала, — тихо произнес друид, но эльфийка уже не слышала, забывшись сном. Впервые за двое суток нормальным сном.
* * *
— Ты уверена, что все идет как надо? — спросил Время.
— Конечно, смотри, он уже почти готов, — ответила Земля.
— Не нравится мне все это, — вклинилась Огонь.
— Тебе вечно все не нравится, — отозвалась Вода.
— Нравится, не нравится, идет как надо, идет как не надо. Какие же вы скучные, — зевнул Воздух.
— Тебе всегда и всё скучно, — отмахнулась от Воздуха Сущность.
— Вот только что скажет на нашу затею ифирин? — поинтересовался Свет.
— А что он может сказать, если он заперт? — равнодушно ответила ему Вероятность.
— И все же лучше под присмотром ифирина, чем в стальной хватке этого, — проронил Металл.
— Уж кто бы говорил про стальную хватку, — хихикнул Путь.
— Да хватит вам, — прикрикнула на всех Молния.
— И всё же мне кажется, что мы чего-то не учли, — вставил свое слово Итог, но его, как всегда, никто не услышал.
* * *
Принесенное из подпола сокровище благоухало на весь дом. Ароматно, вкусно, зимне-яблочно. Летние яблоки пахнут иначе, они пахнут теплом, и солнцем, и сладким медом. Осенние — богатым урожаем, щедрыми дарами. И только зимние яблоки пахнут юностью, дерзостью, ворвавшейся в снега.
— Какое чудо! — совсем по-детски запищала Тари разве что, не прыгая на кровати.
— Иди сюда.
Она сидела на его коленях, теплый пушистый плед укутывал ноги, весело потрескивал поленьями огонь в камине. Сидела в кольце его рук, чистящих яблоки. Аккуратные дольки обмакивались в плошку с диким медом и отправлялись ей в рот. И она, смеясь, облизывала эти медовые пальцы, требуя еще. Словно ничего вкуснее никогда не ела. Аш улыбался. Не насмешливо, а как-то тепло и тревожно. Словно боялся спугнуть момент. Зыбкое ощущение тихого счастья. Заливистый веселый смех, когда капелька меда текла по губам. Медовая девочка с непослушными пшеничными вихрами. Тепло пламени, жадно облизывающего поленья. Трескучий мороз где-то там, за окном, и не проникнет, не проберется сюда. И во всем этом звенящем спокойствии эльф был похож на раненую птицу, но он все еще мог улыбаться.
Она не понимала, совсем не понимала, почему сумеречник так подолгу задумчиво смотрит на нее. Или отказывалась понимать. Замечала, но не хотела верить, что он может быть таким, вытесняя этот теплый и тревожный образ совершенно другим — разъяренным зверем, ожесточенно убивающий своих врагов. Так было легче, так было проще бояться его и ненавидеть. И мечтать отомстить, сдернуть отцовский подарок с его шеи, когда он уже не сможет дышать. Могла ли Тари задавить в себе эту ненависть, эту жажду мести? Наверное, могла. Но вот хотела ли?
