Он бросил взгляд на узенький канал, мимо которого проезжали. Во всех больших городах этой страны они были то тут, то там, бессмысленные, но довольно красивые, выложенные камнем. Вода увлекала за собой то лепестки, то листья, то всякий сор, хотя, надо признать, оставалась вполне себе водой, а не помоями. В чем, в чем, а в аккуратности и дисциплине здешним не откажешь.

Приняли гостя в длинном и узком зале, отделанном черными деревянными плитами и белым камнем. Ни малейшего цветного пятна в убранстве зала — только светильники из того же черного дерева украшены золотом.

И одеяния местной знати — а тут собрали всю верхушку ее, и с наследниками — были слишком уж однотонны на взгляд Камарена: темно-синие с аметистовым у братьев Таэна, у других — сливовые и цвета старой хвои, мха и граната, с более бледным оттенком примерно того же для нижних одежд. Молодежь посветлее одета, но тоже не пестро. И узор чаще неяркий, хотя вышит причудливо. В Риэсте разрядились бы во все цвета радуги. Камарен в алом, белом, лимонном, оранжевом почувствовал себя некой заморской диковинкой. Почти все тут были одеты в шелк, а он — в льняное полотно и тонкую шерсть, и, несмотря на некоторое знакомство со страной, не оставляло ощущение, что находится среди текучих глянцевых змей или блестящих рыб.

Почему они считают птицу своей прародительницей, интересно? Во всех смыслах больше подошла бы ящерица или змея. Камарен прекрасно помнил — если кто-то из них и скажет "да" или "нет", то прежде чем поверить, сто раз подумай, то ли он имел в виду, что и ты. Есть у них ценное качество — верность долгу; так пойди еще разберись, как они этот долг понимают.

На лбу у генерала — кстати, он и вправду выглядел не таким замороженным, и в шелке смотрелся слегка чужеродно — написано было желание со всем этим побыстрее покончить и отбыть по делам. Риэстиец его интересовал, как снег по ту сторону гор. Да, любимцем Солнечного ему вряд ли быть... И слова приветственные он сказал через силу. Таким голосом не приветственные речи плести, а команды выкрикивать!.

Зато брат его говорить явно умел. Умел, но именно говорить, а не трепаться. Камарен поглядел на него с интересом. А этот может быть камешком, о который зуб сломать совсем нет желания. Но, судя по сведениям из Столицы, реальной силы за ним маловато. Интересно, зачем он сюда вернулся. Что еще за склонность к самоубийству?

В остальные лица всматривался риэстиец — не в открытую, исподволь. Старые и молодые, красивые и не слишком, откровенно недружелюбные и благожелательно-равнодушные. Или фальшиво-дружелюбные, как у этого, весьма объемного мужчины средних лет, Тори Аэмара. Брр, ну и жаба... и не полнота этому сходству виной. Но очень умная жаба, и прекрасно собой владеющая.

Только у одного в глазах читалось явственное любопытство — он смотрел так, что Камарен вспомнил собственных малышей, когда приносишь им новую игрушку. Непривычно было здесь видеть столь искреннее, неприкрытое проявление интереса.

Он был в черном и белом — мог бы со стенкой слиться. Но, в отличие от стенки и всех этих церемонных статуй, казался вполне себе живым. Будто птицу или какую зверушку впустили в зал.

И, кстати, стоял рядом с братьями, хозяевами здешними. А Кэраи Таэна покосился на него, едва заметное движение глаз — но риэстиец успел его заметить. Значить это могло все, что угодно, только настороженность читалась отчетливо. Не все гладко у этих двоих...

Торговый путь из стран, лежащих за Аталином, когда-то проходил через Хинаи на юг, но уже довольно давно движение караванов по нему почти прекратилось, некогда полноводная река превратилась в ручеек. Дорога через соседнюю провинцию, через ложбину между двумя горными массивами Земель Солнечной Птицы оказалась и удобней, и безопасней, хоть и длиннее.

Камарен знал — Хинаи сама по себе мало что может решить в отношении того, как пройдут торговые пути, а раздоры с соседями из Таннай делали разговор об оживлении караванных дорог нелепостью. Однако попробовать стоило.

Пообещать охрану; зная, что между Риэстой и Таннай вражды нет, могут поверить. А прохождение караванов через провинцию — всегда выгода для нее.

Сама же Риэста поставляла в Земли шерсть и черный мелкий виноград, льняные ткани, сыр, оловянную и медную руду. Теперь вот заинтересовалась недавно открытым сурьмяным рудником.

На родине, в Риэсте, всегда понятно, когда кончается торжественный прием — и люди становятся проще, и музыка начинает звучать. Тут, правда, заиграло что-то, к чему Камарен так и не сумел привыкнуть — капель и струны ветра, красивое, но какое-то потустороннее. Годится не для созданий из плоти и крови, а для каких-нибудь водяных или облачных духов.

Серьезного разговора больше не будет — сегодня, и хорошо бы поближе узнать этих местных — но проще побеседовать с тенью.

Какой-то важный господин, кажется, один из глав торгового ведомства, всячески изображал радушие; он провел посла в другой зал, напоминающий сплетение ветвей ивы, и сулил золотые горы, ежели через Хинаи пройдут караваны с севера. С торговцами надо держать ухо востро, но они все же понятны.

— Когда-то Хинаи был сильной землей, объединение не слишком способствовало его процветанию, — посетовал собеседник.

Он говорил слишком очевидное, можно было поддакивать и слушать вполуха. И наблюдать. Часть знатных особ покинула дом — в их числе семья Нэйта, которую Камарен еще по дороге на север отметил как любопытную.

А женщин здесь не было — ни одной. Они заперты в домах, жаль... то есть, конечно, не под замком сидят, но в дела мужчин не мешаются. Северянин не сдержал улыбки, представив тут одну из знатных риэстиек по-прозвищу Выдра... ее крутого нрава побаивался даже правитель.

Взгляд скользил по стенам, и, будто бы невзначай — по лицам. Посланник подмечал все — кто обменялся дружескими приветствиями и лицо при этом было и впрямь дружелюбным, кто держался в стороне один от другого...

Тот, кто при первой встрече показался Камарену отличным от прочих и остался неизвестным, появился в зале внезапно. Будто ветерок повеял и замер, предпочтя человеческую свою ипостась. Теперь можно было изучить его получше. Молодой, тонок в кости, довольно высок — или из-за стройности кажется выше. Лицо... Камарен несколько раз поймал себя на том, что не может внимательно его рассмотреть. Взгляд скользил мимо и останавливался то на парчовом белом воротнике-стойке, то на серебряной застежке у горла — морском дракончике. На худой конец волосы разглядеть удавалось. А лицо все-таки...

Бесполезно.

Риэстиец не любил оставлять загадки без ответа. Ему было в общем-то безразлично, как и кто выглядит в этом городе, но почему не удается взять и прямо взглянуть? Или манеры здешних все делать исподтишка успели проникнуть в кровь и плоть?

Заинтересовавший его сам подошел к северянину, с легким поклоном представился: Энори Сэнна. Странно, насколько тот молод для занимаемой должности. Вот значит как. Наслышан. Даже правителем страны может считаться ребенок, но помогать при сложных делах мудрым словом...

— Советник? И вы занимаетесь... делами гражданскими, я полагаю?

— Не по обычным делам, — он ничуть не обиделся. — Тех, кто дает такие советы, у нас хватает... я всего лишь могу слушать ветер и горы, указывать тропы и прочее... у вас есть слово, обозначающее подобных людей?

— Нет, пожалуй. Разве что колдуны, но те редко встречаются возле власть имущих, — осторожно сказал Камарен.

И снова попробовал как следует рассмотреть собеседника, но взгляд риэстийца снова ушел в сторону, будто соскользнул с лица Энори.

"Наваждение какое-то", — подумал северянин. "Будто отводит глаза".

Про колдунов в Риэсте слышали не раз и не два, но чтобы при хозяине провинции? И молодой, а в риэстийских сказках они старые, сморщенные... Что из себя представляет этот советник и насколько он в самом деле обладает особым даром, следовало разобраться. Остается надеяться, что он не читает мысли, подумал Камарен, и, оставшись ненадолго один, на всякий случай занялся разглядыванием узора на стенах.

Времени прошло достаточно — пора было избавить хозяев от своей персоны.

Посол откланялся и направился в отведенный ему отдельный дом — то ли вежливость, то ли наоборот, попробуй, определись! На родине важного гостя у себя бы оставили.

Провожатых ему, разумеется, выделили, только этот сновидец, или как они тут, сам вызвался проводить — и ведь так и смотрел на гостя, как на диковину.

Тэйлар Камарен на пару мгновений нечто вроде умиления ощутил — эх, когда-то и сам был юным и любопытным! Любопытство, правда, осталось. А этот парнишка то ли бросил свои колдовские штучки, то ли посланник привык — смотреть на него стало попроще, особенно если искоса.

"В носилки мы вдвоем не поместимся, а иначе — какая беседа?" — успел подумать риэстиец, жалея, что здесь не слишком любят просто ходить по улицам.

— Вы тоже не любите эти кошмарные коробки? — прозвучало весело и сочувственно.

Да, здесь не Столица, где влиятельные Дома сидят один у другого на голове, размышлял Камарен, пока за приятной беседой осматривал город. На окраинах Земель Солнечной птицы до сих пор хозяева — одна семья, как повелось издавна. Остальные помельче — в Столицу не суются, понимая, что вряд ли там преуспеют. Лучше здесь властвовать — если и не совсем безраздельно, то достаточно широко. Камарен уверен был — долго такое положение вещей не продержится.

Так думал, но отвечал на совсем иные вопросы. А Энори расспрашивал обо всем.

Спрашивал с искренним интересом, порой едва ли не детским — необычно для этой страны. Малыши здесь наверняка тоже любопытны, а может, и взрослые, только детей до посла не допустят, а сами не подадут виду, что могут восхититься чем-то чужим.

— Я слышал, у вас в озерах водятся огромные рыбы, размером чуть ли не с целый корабль?

— Бывают... поменьше корабля, врать не стану.

— Говорят, у этих рыб на морде два щупальца, а на спине гребень? А чешуи вовсе нет? Разве бывает так?

— На морде у них усы, а чешуя... мелкой и вправду нет, в ряд крупные пластины с боков, вроде как пряжка ваших военных поясов, — риэстиец не сдержал улыбки. Обычно так расспрашивают сыновья полудиких народов или женщины, — но он ни тот, ни другой.

— Можете навестить нас, милости просим!

— Нет... не могу, — Энори загрустил и больше ни слова не произнес. Впрочем, и дорога как раз кончилась.

Вечер Камарена мог бы показаться пустым человеку, привыкшему постоянно чем-то заниматься. Но риэстиец и был занят — он размышлял.

Честное слово, тут и носильщики смотрят на чужака, будто на драного помоечного кота. Что в Столице, что здесь — одинаково. Энори, пожалуй, единственный, в ком ощущается истинное любопытство. И, по крайней мере, приветлив — искренне, не как эти — согласно этикету, у которых на лбу при всем том написано, куда риэстийцу отправиться.

"Они называют нашу страну Аталин — земля оленей". Красиво и точно, пожалуй. Только, видимо, помимо оленей они и замечать никого не хотят".

— Что ты думаешь об Энори Сэнна? — спросил Камарен, останавливаясь посреди комнаты.

Пулан сморщил нос — верный знак, что размышляет.

— Я бы не стал с ним связываться, — сказал осторожно.

— Почему?

— Никак не могу взять в толк, надо-то ему чего? Вроде прелесть, а не парнишка, а душа не лежит. Вот смотрел на всех этих господ, все похожи, без разницы, кто о чем печется. Хоть по их лицам читать тяжело, тоже, ледышки с глазами змеиными! А у этого... ну будто с клочком пуха котенок играет, если понимаете, о чем я. Ненадежный он.

— А генерал верит.

— Ну, может, есть с чего верить... только мне о том не ведомо.

— А я все же попробую и с ним... подружиться, — обронил риэстиец. — Вреда не будет.

День ото дня люди Кэраи приносили новые слухи о нем самом. Мол, приехал, надышавшись воздухом Столицы, и теперь, похоже, собирается прогневать всех местных духов. А иные даже говорят, что подлинного младшего Таэна убили в дороге, а сюда прислали подменыша, чтоб отобрать землю у генерала. Кто прислал — разное говорят, от злых столичных чиновников до не менее злых темных сил.

— В открытую, само собой, трепать языками боятся, — докладывал Ариму. — Ну и не верят многие, только расползаются сплетни, будто дождевые черви, в каждом комке земли. Одного разрубишь — станет двое.

Своих осведомителей у Кэраи пока было мало, но кое-кем обзавелся. Некоторые служили брату и Айю, переманил их к себе, из тех кое-кто привел знакомых и поручился за них. С такими людьми он обращаться умел, и не только с помощью денег — обещал им защиту и помощь, и пару раз уже доказал, что слово свое держит. Не всегда эта помощь была законна, но ценность личных шпионов была важнее. Если те позволят себе слишком многое и станут проблемой, то и ценность их упадет.

Уже знал, что Энори причастен к ползущим по городу слухам, но поймать его было не на чем. Он, может, и не говорил ничего впрямую, нужный намек и сам развернется в уверенность в головах слышавших.

— Сам поручи проверить, где он бывает и кто и что говорит потом, — сказал на днях брату, уже зная, что ничего тот не сумеет, через его сеть осведомителей мог бы пройти табун лошадей, и ни одна бы нитка не дрогнула. А лучших он уже склонил на свою сторону, брат и не понял. И вот теперь очередные известия — некий гадальщик предсказывает множество бед, если то, что чуждо, не отправится восвояси. Его пытались поймать, но он, видно, почуяв опасность, перестал появляться на улицах.

— Пусть оседлают коня, — сказал Кэраи. — Надоело мне это все.

Он пока не решил, что делать. В прошлом не раз приходилось сталкиваться с завистниками, клеветниками, желающими скинуть его с высокого места. Но они были понятны, они подкупали, угрожали, обманывали, оставаясь по эту сторону мира. Был у Солнечного звездочет-предсказатель, но он в чужие дела не лез.

Вот и дом брата. Тяжелые ворота открылись, у конюшни Кэраи спрыгнул наземь, передавая повод красавицы Славы подбежавшим встретить. Увидел, как группка людей в запыленных простых одеждах направились за хозяйственный двор, туда, где жили слуги.

— Что за паломничество? — спросил Кэраи, у конюха, приостановившись.

— К господину Энори. Вы знаете, к нему обращаются многие. В дом их не пустит никто, а там, в беседке, он и принимает.

— А этим что нужно?

— Да с разным, — конюх выразительно приподнял бровь. — Кого-то найти, украденное вернуть, и, вроде, одного с земли сгоняют. Они, господин, в гостинице ждали срока, чтоб всем сразу придти.

— Не ожидал, что их столько.

Он вспомнил, что даже в его доме нашлись благодарные Энори. Правда, их просьбы были обычней — помочь со здоровьем, или там с удачным свадебным сговором. А вот сторонние приходили с вопросами посерьезней, даже крестьяне издалека не жалели ног, чтобы просить заступничества. Здесь, не у местных старейшин или чиновников.

— Ты, оказывается, не мой брат, а оборотень, столичный засланец, хочешь бед этой земле, — пошутил Тагари, приветствуя брата. Был он, вопреки всему, в превосходном настроении.