Спасение.26-29

— Милорд, я не хочу, как Вы выразились, уподобляться клеветникам, но Вы сами бросили ей этот упрек. Скажите, Вы уверены, что смерть Вашего брата не случайна?

— После смерти возлюбленной господина д'Артаньяна Вы еще сомневаетесь, что имели дело с отравительницей? У Вас были подозрения, когда она была Вашей женой?

— Мне бы не хотелось говорить об этом.

— Вы ищете доказательств, что она хоть немного, но любила Вас? Не желаете верить в злой умысел, предпочитая видеть во всем случайность?

— Я знаю, что был не первым ее мужчиной и далеко не последним, — глухо ответил Атос. — Мне больше нет дела до чувств, какие она испытывала. Но я хочу быть справедливым даже к преступнице.

Винтер пожал плечами:

— Я сказал то, что знал. Мой брат был здоров, крепок и умер неожиданно при странных обстоятельствах. Что я должен думать?

— Но чем он мог быть опасен ей?

— Совершенно очевидно, что он собирался выяснить правду о той давней истории. Если бы Бекингем подтвердил, что был в связи с Шарлоттой, тем более, если бы оказалось, что герцог знал о ее беременности и эта беременность от него, Шарлотту ждал, в лучшем случае, монастырь с самым строгим уставом и самой жестокой настоятельницей.

— А в худшем?

— Не знаю, Новый Свет, колонии, возможно — Тайберн. Там наверняка обнаружилось бы клеймо и тогда... Все, что угодно. Положение нашей семьи таково, что...

— Ей грозила бы смерть?

Винтер покусал губы:

— Не знаю, но брат был человеком непреклонным в том, что касалось чести имени. Наверное, в этом он был похож на Вас.

Атос вдруг страшно побледнел и странно улыбнулся:

— На меня? А Вы знаете, что сделал я?

— Выгнали ее.

— Я ее повесил.

Теперь побледнел Винтер. Очень медленно он выговорил:

— Значит, Вы имели такое право.

Атос глубоко вздохнул и на секунду прикрыл глаза.

— Милорд... Вы... Позвольте Вашу руку.

Они обменялись рукопожатием и Атос продолжил:

— Говорить с тем, кто тебя понимает — это такое облегчение. Вы были правы, когда полагали, что мои друзья не поймут. Один из них сказал мне — "это убийство".

— Я не знаю, каково было Ваше положение, но не могу представить Вас просто убийцей.

— Я был облечен полнотой власти во всем, кроме того, что подлежит исключительно королевскому правосудию.

— Преступления против короля и государства?

— Да. В остальном...

— И вы исполнили закон.

— Да, — Атос кивнул. — Но чего мне это стоило...

— Она выжила.

— Так решил Господь. Он дал ей еще одну возможность.

— Тогда тем более нам не о чем сожалеть. Она сделала свой выбор сама и сделала его не единожды.

— К счастью, ни мне, ни Вашему брату она не оставила наследников.

— Гм, — откашлялся лорд Винтер. — Не хотел говорить, но... возможно, Вам лучше знать.

Он поднялся и добавил:

— Прошу, давайте пройдем в дом, пообедаем, а после продолжим. Мне надо собраться с мыслями.

Атос внимательно поглядел на Винтера и лорд кивнул:

— Думаю, я должен рассказать. Но, прежде, дайте мне немного времени.

Атос тоже встал и стряхнул налипшие на одежду травинки:

— Тогда пойдемте.

В столовой был накрыт стол. Слуги только ждали знака, чтоб начать подавать блюда.

После обеда лорд Винтер оставил Атоса в каминной комнате отдыхать, предоставив в его распоряжение несколько интересных книг из своей библиотеки, а сам удалился собираться с мыслями. Прошло около двух часов, когда он появился на пороге и сказал:

— Прошу Вас в мой кабинет. Мне там удобнее и, если у Вас нет других предпочтений...

— Я здесь гость и полагаюсь на хозяина. Пойдемте.

Предложив Атосу самое удобное кресло, Винтер сел напротив, глубоко вздохнул и начал....

ХXIX

— Позвольте мне говорить так, как мне удобно, даже если Вам будет непонятно, зачем я так многословен. Вы человек воспитанный и никогда не скажете мне этого в глаза...

Атос чуть улыбнулся и Винтер кивнул в знак того, что заметил эту улыбку:

— ...не скажете, но подумаете. Потому заранее прошу Вас быть терпеливым. То, о чем я хочу поставить Вас в известность, касается Вас непосредственно. Я не сразу решился на этот разговор, даже полагал поначалу не затевать его, но Вы сказали, что желаете быть справедливым даже к преступнице и потому я решился. Возможно, в глубине души, Вы упрекнете меня и пожалеете, что не остались в неведении, но это уже дело Вашей совести. Итак, я рассказал Вам о том, как Шарлотта вошла в нашу семью, как стала сначала женой лорда Винтера, а после вдовой. Я виделся с ней после похорон брата. У меня было много вопросов, но она умела быть убедительной. Странная смерть мужа? Она сама ищет ответа, за что Господь так покарал ее. Поспешные похороны? Но она знала, что я далеко, что посольство принца Уэльского не спешит в Лондон и ждать можно очень долго. Не вернулась в Лондон? Как можно — она вдова! В конце концов, это даже неприлично оставаться в обществе, когда только что похоронила мужа. Все было верно, я был обезоружен. Мое мнение о достоинствах этой женщины было невысоко, но одно дело подозревать ее в авантюризме, алчности, корысти, и совсем другое — в убийстве. Я не мог жить, отравленный подозрениями, которые невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

— Вы предпочли ей поверить.

— Да, и это было моей ошибкой.

Атос вздохнул и грустно улыбнулся.

— Если кто и упрекнет Вас за легковерие, то уж никак не я.

— Понимаете, тогда я не имел к ней иных претензий, кроме того, что она соблазнила моего брата. Но он действительно любил ее и был счастлив, так что даже здесь она могла возразить, что дала ему то, чего он искал. Она всегда была очень ловка. Всегда и со всеми...

Винтер встал и прошел к столику, где было поставлено вино. Он налил себе и Атосу. Атос едва пригубил, а Винтер одним глотком проглотил содержимое бокала, налил еще и, не выпуская бокала из рук, вернулся в свое кресло.

— Граф, Вы виделись с ней, когда она вернулась во Францию? Я имею в виду, была ли между вами личная встреча? До Армантьера?

Атос вздрогнул.

— Какое это имеет значение?

— Огромное.

Атос пожал плечами:

— Да.

Винтер вздохнул и снова отпил из бокала.

— Я не знаю, когда именно она вернулась во Францию. Мы почти не виделись. Я не покидал Лондона, а она не показывалась в столице. Однако, до меня доходили слухи, что в провинции она позволяла себе намного больше того, что было прилично вдове. Ей приписывали мужчин. Я не желал этого знать. Возможно, она хотела устроить свою судьбу. Зачем мне было ей мешать? От мужа она получила около миллиона...

Атос невольно поднял брови.

Винтер усмехнулся:

— Я говорил, что наша семья богата. Большую часть получил я, поскольку у брата не было детей, но и миллион — очень неплохо, не так ли?

Атос отвесил ироничный поклон:

— Для Франции — просто немыслимо. Даже страшно спрашивать, сколько получили Вы.

— Что-то около 6-7 миллионов. Но у меня было и свое состояние, а вот для нее это было просто как манна небесная. Именно наследством миледи объясняла свое нежелание искать французских родственников. Якобы опасалась, что под предлогом родства, они попытаются отнять у нее состояние Винтера. Ей не хотелось судебных тяжб, она предпочитала считать себя англичанкой даже во Франции — миледи Винтер. Меня все это не волновало. Те титулы, которые она получила от мужа, она могла носить до смерти, либо до повторного замужества. В обоих случаях все должно было вернуться к нам в семью. После долгого перерыва я встретился с ней на балу у милорда Бекингема. Она извинилась, что не поставила меня в известность, что будет здесь, и сослалась на то, что не успела, поскольку только-только приехала из Франции. Тогда она и сообщила мне, что уже долгое время живет на континенте, и лишь изредка наведывается в Англию, когда того требуют дела. Мне не понравилось, что она пыталась флиртовать с Бекингемом, но после бала она уехала из Лондона и милорд не вспоминал о ней. Я спросил у нее парижский адрес, поскольку он мог мне пригодиться. Как оказалось — не зря.

Винтер медленно допил вино, словно давал себе передышку, прежде, чем продолжить.

— Граф, когда Ваш друг вызвал меня на дуэль, он просто искал повода войти в дом графини де Винтер?

Вопрос был задан неожиданно и застал Атоса врасплох, поскольку он не ожидал такой резкой смены темы.

— Да. — Атос чуть нахмурил брови. — Д'Артаньян увидел графиню многими месяцами раньше и... она произвела на него сильное впечатление. Он долго искал этой возможности, пока не подвернулись Вы.

— Вы знали, что он ищет встреч с ней?

— Милорд, я не буду обсуждать моего друга.

— И все же — знали?

— Да, я все знал, — немного резко ответил Атос. — Я не намерен больше говорить о чувствах господина д'Артаньяна.

— Конечно. Я сам достаточно видел в Армантьере — его волнение, его порыв. Вы остановили его. Даже готовы были скрестить с ним шпагу из-за графини.

— Нам обязательно это вспоминать?

— Я лишь ищу объяснений, как Вы могли опять... Хотя что удивительного! Мой брат был сама рассудительность — и не устоял! А что она сделала с Фельтоном? Он, пуританин, преданный мне до глубины души, забыл и честь и разум ради нее! Когда Вы сказали, что Вы ее муж, я решил, что у Вас помутился рассудок, настолько невероятным тогда казалось, что Вы тоже ее жертва. Это поистине был демон под женской личиной! Так Вы встречались с ней снова?

— Да, и что?

Вместо ответа на вопрос, Винтер продолжил свой рассказ:

— Как-то ко мне пришла горничная миледи. Я знал эту девушку, она была из тех, кого миледи сама наняла еще до замужества. Девица хитрая, ловкая, она всегда вызывала у меня подозрение своей показной преданностью. Она пришла в надежде на поживу — миледи выгнала ее и нахалка рассчитывала, что я захочу заплатить ей за тайны миледи, которые она готова продать. Она уверяла, что госпожа была к ней несправедлива, хотя я полагаю, что миледи просто поймала ее на воровстве или на излишней откровенности с посторонними в ущерб самой миледи. Скажем, в письме, что мне подбросили, были достаточно интимные подробности, которые могла рассказать только сама миледи... или горничная. Чтоб сразу заинтересовать меня, она открыла мне секрет — во Франции миледи родила. Чей это ребенок девица не знала — миледи пока могла старательно скрывала беременность даже от нее. Горничная предполагала, что миледи забеременела в один из своих приездов во Францию и потому рожать поехала туда — там был отец ребенка. Кроме того, леди Винтер желала иметь незапятнанную репутацию в глазах английского двора, а беременная вдова не слишком добродетельно выглядит.

Чем дольше говорил лорд Винтер, тем мрачнее становился Атос, но он ни разу не перебил своего собеседника и Винтер продолжал без помехи:

— Уже после родов миледи несколько раз посещал мужчина. Посещал тайно. Горничная была уверена, что это — отец ребенка, который даже не подозревает, что стал отцом, поскольку миледи никогда не говорила при нем о ребенке. Возможно, она боялась, что любовник бросит ее. Горничная описала незнакомца как важного на вид дворянина лет тридцати, черноволосого, привлекательного внешне.

Винтер замолчал, выразительно глядя на Атоса. Поскольку тот молчал, лорд уточнил:

— Вы сказали, что встречались с миледи?

Атос опешил — намек дошел до него не сразу:

— Вы думаете это я? Я с ней... Что я мог с ней...? После всего! Вы в своем уме?

— Горничная слышала, что миледи называла дворянина "граф", — виновато добавил Винтер.

— Чума забери Вашу горничную! — вспылил Атос.

Он встал и сделал несколько резких шагов к столику. Налил себе так, что хлынуло через край, и залпом выпил. Потом налил еще один бокал и в два глотка осушил и его.

— Так это были не Вы? — растерянно проронил лорд Винтер. — Неужели я ошибся?

— Черт побери!

— Вы... — Винтер не решился продолжить, но Атос на лету поймал несказанную мысль:

— Нет! Проклятье на всех горничных мира, я — НЕ ЛГУ! Я не был с ней! И я не пытаюсь ни от чего откреститься!

— Но описание так подходит Вам! Ваш титул... Я был уверен! А когда Вы признались, что имели с ней встречи...

— Встречу — одну-единственную! Во время осады Ла Рошели. И уверяю Вас — нам было не до любви!

Винтер отер вспотевший лоб:

— Ла Рошель! Я совсем не подумал, что Вы могли видеться с ней позже! Но кто был этот дворянин?

— Какая разница.

— Атос, простите меня — я оказался идиотом.

— Давайте выпьем.

— Охотно!

Господа осушили три или четыре бутылки, пока успокоились настолько, что смогли продолжить прерванную беседу. Теперь лорду Винтеру не терпелось оправдаться:

— Простите меня, я свалял порядочного дурака.

— Девица вообще могла солгать.

— А если нет? Конечно, ребенок мог умереть в младенчестве. Его могли отдать на воспитание, в монастырь, подкинуть на паперть. Горничная не знала, что стало с ребенком — ее выгнали. Она знала только, что родился мальчик и родился живым. Я тоже выгнал негодяйку, но ее слова заставили меня задуматься. Я достаточно молод и не жалуюсь на здоровье, но наша жизнь полна случайностей и судьба милорда Бекингема тому подтверждение. У него было все, что может пожелать человек, но смерть настигла его в самом расцвете. Потому я допускал, что миледи переживет меня. Как я уже сказал, ее титулы и имения должны были вернуться в семью, но если у нее есть ребенок, то после моей смерти она могла бы устроить какую-нибудь штуку и объявить его наследником. Будь это девочка — я бы не волновался, но, по словам, девицы, родился сын.

— Это противозаконно.

— Но при сильных покровителях и при условии моей смерти, кто знает! А если бы она объявила его сыном моего брата?

— Когда родился ребенок?

— В феврале 25-го.

— Сын, рожденный два года спустя после смерти отца? Помилуйте!

— Закон дает на посмертных детей 10 месяцев, считайте почти год. Остается еще один. Она могла бы подделать документы о его рождении, подкупить свидетелей, чтоб доказать, что ребенок — сын лорда Винтера, но воспитывался во Франции. О, после ее авантюры с замужеством я ожидал от нее многого. Меня бы еще обвинили в том, что я обманом присвоил наследство племянника! Конечно, при моей жизни она бы не посмела, но после? Я не мог спокойно думать, что имя Винтера получит какой-то бастард, плод развратных утех. Я поехал во Францию и попытался на месте узнать правду. Вы знаете о моем путешествии, ведь именно тогда мы познакомились. Увы, узнать я ничего не смог — вся прислуга была новой, нанятой уже во Франции, по видимости после родов. Таинственного дворянина я ни разу не видел. Никаких следов присутствия ребенка я тоже не нашел. Несколько раз я пытался намеком задеть ее, чтоб заставить проговориться, но результатом были лишь ссоры, одна из которых послужила для Вашего друга поводом к дуэли. Мне оставалось уехать ни с чем. После ее смерти ни в бумагах в доме на Королевской площади, ни здесь, в Лондоне, ни в поместье — нигде не обнаружилось ничего, что проливало бы свет на эту историю. Или она тщательно все скрывала или никакого ребенка не было. Ее новая горничная Кэтти исчезла без следа. Я не смог ее найти.