| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Родня тоже в стороне не осталось, не забыли ткнуть его носом, какой он тощий, что даже на ирийца не похож. На деле, тощим он казался только в сравнении с Ирскими, зажравшимися на дворцовых харчах, а выглядел не намного хуже, чем сейчас. Чтобы понять свою ошибку, пришлось прогуляться голым по дворцу. Не суть, воздерживаться ему, действительно, надоело, вот и решил найти выход. Не желая позориться, Гортензий решил на всякий случай делать своими любовницами невинных девушек. Чтобы ни с кем сравнить не могли, и не удивлялись, почему он не снимает исподнее и всегда тушит факелы. Более того, памятуя о случае с Рамоной, он стал подозрителен. На цепь любовниц не сажал, скандалами не донимал, не хватало еще унижаться, однако за ними присматривали. Чуть дала повод? Надоела. Зачем ждать, пока раздвинет ноги перед другим, лучше выгнать прежде...
Жить можно, не сказал бы, что страдал. Большинство любовниц ему, действительно, надоедали, не успев дать повод. Тем не менее, это невменяемо. Считать себя уродом он и так перестал, но мало ли... Вдруг этот страх вызвал безумие? Не зря в мании его тянуло на плотские утехи. Других причин он все равно не нашел, но ведь... надо же что-то делать. Вот и решил сходить на оргию, хотя изначально собирался найти причину для отказа. Невинных там не будет, после него девица определенно возляжет с другим мужчиной. Заставит себя смотреть. Если надо, будет ходить на оргии, пока не станет все равно...
Эрика велела устроить не просто оргию, а театрализованное действо в духе издевательства над святошами. Она рассказала, как в Небельхафте организовала так называемый Орден Порока, ритуалы которого заключались в пошлых и похабных песнях, пьянстве и, разумеется, оргиях. Обязательных предписаний на счет одежды не было, однако приветствовались насмешки над всеми культами, придуманные прозвища и откровенные наряды. Можно даже богами себя называть. Хоть самим Проклятым. С прозвищем Гортензий определился сразу. Он решил назваться Посланником Солнца Акимэ Самриаки. Три раза он мнил себя им в безумии. Пожалуй, мог бы счесть, что дело в прошлой жизни, но в первом случае он возомнил себя Сиолом. Как бы там ни было, назваться Акиме полезно для дела, пусть прозвище напоминает о безумии, дабы он не пошел на попятную.
С гардеробом граф решил не мудрить. Лучший наряд для оргии — его отсутствие. Он ведь носит исподнее из черного креонского шелка, в нем и отправится. Сойдет для Посланника Солнца. На голове он думал состряпать креонский пучок на макушке, но попытка провалилась, а звать лакея не захотел. Решил — оставит распущенными. Рубаху граф надевать не стал, он же собрался прекратить смущаться. Конечно, синяки после фехтовального клуба и тренировки с Ее Величеством остались, да и на спине шрамы от плети Дармигория, но в первом случае смущаться нечего, во-втором, все уже видели...
Когда Гортензий пришел в зал, все уже было готово к началу. На столах яства и выпивка, лакеи караулили рядом, шлюхи обоих полов, наряженные в одни золотые набедренные повязки стояли у стен. Музыканты играли непринужденный мотив, а жрицы любви соблазнительно танцевали. Гортензий напустил безразличие и мысленно радовался, что в зале полумрак, не так заметно смущение. Покраснеть на оргии, едва войдя в зал, попросту глупо. Он прошелся вдоль бассейнов и остановил взгляд на самой крупной заглавной табличке.
"Всемогущий Порок, сотворивший похоть, дай мне силы не свернуть с пути разврата и не поддаться искушениям стыдом. Силы четырех стихий, не оставляйте меня в неравном бою со смущением. Распутный огонь, разожги пламя желания. Порочная вода, смой все сомнения. Грешная земля — помоги взрастить сластолюбие. Ветер страсти, стань же мне попутным в порыве вожделения. Великий Порок, помоги пройти испытания на пути к торжеству похоти", — Дочитав переделанную заглавную молитву Мирозданию, он рассмеялся. Кому-то шутка, ему же впору всерьез эту молитву повторять...
Первым пришел Феодор Тильский, который любезно вызвался выступить церемониймейстером действа. Герцог нарядился в цветастый атласный халат и представился богом искусства и любви Никарием из хамонского культа Апартиды.
— На вашем месте я бы поостерегся сразу обнажаться. Леди могут... э-э-э, растерзать вас еще до начала оргии, — обеспокоенно заметил Феодор после приветствий.
"Если бы ты разделся, оргию пришлось бы отменить", — на языке так и вертелся язвительный комментарий, но все же нехорошо портить настроение церемониймейстеру.
— Я куда лучшего мнения о наших леди. Ваша Светлость, завидуйте молча, — в шутку отмахнулся граф.
— Помилуйте, но мне никогда в голову не приходило вам завидовать. Пусть лучше одна леди оценит мою душу и страсть к наслаждению, чем я стану тратить свою жизнь на мучения ради восхищения сотен, — заявил Феодор, восприняв его шутку всерьез.
— С чего вы взяли, что меня заботит чье-либо восхищение и что я мучаюсь? — с подчеркнутым изумлением осведомился он.
— Глядя на ваши синяки, я могу вам только посочувствовать. Как минимум, это больно, — Феодор поморщился, — а стоит мне представить, как вам пришлось усердствовать, чтобы при ваших проблемах так выглядеть и такое делать, мне становится дурно, — он сочувственно вздохнул.
— Прискорбно, что вы считаете проблемами сущую ерунду. Вы лучше не представляйте, вдруг удар от ужаса хватит. Где мы церемониймейстера возьмем? — с иронией ответил граф.
— Пожалуй, прислушаюсь. На самом деле, единственный человек, кому я когда-либо завидовал это Загульский. Его стряпчий подавал самые изумительные блюда в Империи, — Феодор упомянул барона, который оказался среди заговорщиков.
— Теперь его милость в Бездне, а стряпчий, наверняка, служат вам.
— Разумеется, я просто не мог упустить его. Вы ведь имели возможность оценить его изумительное искусство на ужине! Разве языки голубей с морошкой не божественны? — Герцог заметно оживился.
Речь пошла о трапезах. Феодор увлекся и принялся рассуждать, какие запланированные на действе блюда он желает отведать. Складывалось впечатление, он пришел на оргию жрать. Хотя, чему тут удивляться? Трапезничать у Тильского получается лучше, чем услаждать похоть. Гортензий свечку не держал, но был в курсе, о чем болтают при дворе. Придворные лицедейки не стеснялись сплетничать, что в постели Тильский скучный лентяй и возлегать с ним никакого удовольствия. Лежит на спине, подобно невинной леди в первую брачную ночь и заканчивает, не успев начать. Тоже самое утверждали шлюхи Чести Империи...
"Вот это я болван, как мог смущаться? Этому плевать, что он толстый урод, еще и в постели толку никакого", — изумился граф.
Мало того, Феодор любовник никудышный, как он выглядит, даже говорить не надо, едва в дверь проходит, и это ему только двадцать лет исполнилось. Граф помнил, когда тот приносил клятву Императору как Герцог Тильский, он был заметно худее. В гвардейской школе, которую Феодор почти закончил, даже самому ленивому разжиреть не дадут, но за четыре года он успел перегнать иных престарелых ростовщиков...
Тем временем, Тильский, наконец, понял, что ему неинтересно обсуждать блюда и решил сменить тему.
— Ваша милость, откройте секрет, как называется изумительная ткань, из которой пошит ваш сюртук, в коем вы изволили быть на сегодняшнем ужине.
Граф поморщился. Не зря он всегда считал Герцога одним из самых скучных собеседников. Феодор болтал без умолку, однако если не выказывал глупые сплетни, то обсуждал, искусство трапезы и гардероб. Все это его не интересовало.
— Я уже десятки раз говорил, что не запоминаю подобные мелочи, — ничуть не слукавил он.
Весь его интерес к гардеробу ограничивался распоряжениями озаботиться самым дорогим из уместного по последней моде. Гортензий отдавал себе отчет, что отличается отсутствием вкуса, причем разбираться в этом не хочет, но позориться, расхаживая как шут или голодранец, не собирался. Запоминать названия тканей — тоже.
— Не может такого быть! Ваш гардероб по праву считается одним из самых изысканных при дворе. Хотя бы признайте, что не желаете рассказывать! — сокрушался Тильский.
— Благодарю за похвалу, но как по мне, гардероб как гардероб. Надо же что-то надевать. Вот вы думаете, у меня забот мало, запоминать пустяки? Полно о ерунде, расскажите лучше, что твориться при дворе. Я слыхал, Вахнутий отрезал себе член и спрыгнул со стены, — Гортензий счел, уж лучше Ирского обсудить.
Феодор мигом забыл про ткани и принялся живо выкладывать свое мнение на счет произошедшего. Пришлось выслушивать версию о якобы мужеложстве Вахнутия. Замолчать его вынудило только появление Эрики. Граф и сам на миг потерял дар речи. Оделась Императрица довольно неожиданно — в красное платье на аркадийский манер, которое едва прикрывало грудь, полностью открывало спину, а разрез слева обнажал бедро. Помимо прочего, можно было рассмотреть многочисленные татуировки. Перчатки она проигнорировала, не став прятать знак отречения. Выглядела Эрика странно, но это не помешало графу поймать себя на недвусмысленных желаниях...
Гортензий сам себе удивился. Он ведь даже как женщину её не воспринимал. Ясно, что не юнец, но ведь и девица — одно название. После тренировок с ней только убедился, как был прав. Причем, не ожидал, насколько трудно будет не упасть в грязь лицом. При том, ему ещё повезло, что Императрица приходила на тренировку срывать злость, по сути оставив ему хладнокровие в качестве преимущества. Все равно вначале осрамился... Демоны с этим, не настолько у него паршиво с самолюбием, как минимум, она его не выгнала. Он отдавал Императрице должное как достойному противнику, но чтобы захотеть...
Казалось, на что ни глянь, все выглядит как плевок на понятия о женской красоте. Рост слишком высокий, грудь едва заметна, пышных бедер нет и следа, зато в наличии неженские мускулы, татуировки, небрежная осанка, прихрамывающая походка, еще и альбинос. Черты лица у нее недурные, но и тут шрам на левой щеке. Манеры, особенно когда она не на публике, больше подошли бы головорезу. Даже пару таких недостатков могли изуродовать любую леди, но, видимо, суть в том, что от леди у Императрицы одно имя и наличие полагающихся признаков. Как "оно", если так можно выразится, Ее Величество выглядела очень даже ничего...
— Как я понял, ты сегодня жрица Великой Матери? — уточнил граф, отметив у нее в руке характерный жезл. Что-то подсказывало, его можно использовать не только с целью подчеркнуть образ.
— Не святотатствуйте, именуя богиню жрицей, — с подчеркнутым укором вклинился Феодор.
— Позвольте представиться, богиня Делия Аркадия, Великая Мать всея живых, — с иронией заявила Императрица.
Только сейчас граф заметил, что Эрика была без обуви. Великая Мать всегда изображалась босой и в красном одеянии. Не в таком, правда, откровенном, но глумиться, так глумиться.
— Нижайше прошу прощения. К вашим услугам Посланник Солнца из Креонии Акимэ Самриаки, — представился граф.
— Накарий, бог искусства и любви, — с улыбкой заявил Феодор.
— У нас собирается достойная компания, — прокомментировала Эрика.
"Она давно хочет. Почему бы и нет?", — подумал граф, поймав себя на мысли, что нагло рассматривает прелести Ее Величества.
Раз уж захотел, грех не возлечь. Тем более, он давно ловил себя на мысли, что фаворитам Эрики определенно повезло. Этого нельзя было сказать на счет фаворитов её предшественницы. Миранда была довольно капризна и ревнива, а отказ или расставание, не важно по чьей инициативе, были равнозначны отлучению от двора. Гортензий, как прибыл ко двору, отдавал себе отчет, как минимум в одежде выглядит прилично и поначалу сознательно старался на глаза той не попадаться. Не хватало еще запороть всю придворную карьеру из-за стервы. Благо, в предпочтениях у Миранды были гвардейцы или музыканты с поэтами, видать, сановников она считала скучными. Потом она вовсе увлеклась Рафаэлем и можно было спать спокойно...
В случае Эрики всё проще. Знай себе возлегай и никаких проблем. Про чувства врать не надо, обхаживать не надо, верность ей не нужна, а то и вовсе смутит. Сочтет еще, что влюбились. Вот тогда, здравствуй немилость. Эрика смерти так не боится, как любовных чувств в свою сторону. Странно, конечно, даже невменяемо, но зато её фавориту, чтобы огрести, нужно быть совсем идиотом. Раньше, если не считать безумия, Гортензий даже мысли не допускал. Не хотелось, а тут нате...
Первым гостем оказался Валенсий. Герцогу явно запал в душу портрет Святого Сиола. Он обмотался синим полотном, распустил седые волосы, а на голову водрузил золотой лавровый венок. Все прямо как у Сиола на портрете. За канцлером шли Максимус и Ромиус. Те пришли как на обычный пир. Когда они спустились, Феодор поприветствовал всех, канцлер с довольным видом представился Святым Сиолом, а его спутники с куда меньшим энтузиазмом назвались своими именами. Они хоть и были без масок, ощущали себя не в своей тарелке. Наверняка, Валенсий долго уговаривал их прийти. Все трое странно на него покосились, осмотрев с головы до ног.
— Неужели Посланнику Солнца так не терпится приступить, что уже изволил раздеться? — в недоумении спросил Валенсий.
— Посланник Солнца не нуждается в одежде ибо всевидящее светило одарило его вечным огнем души, — отшутился граф.
— Посмотрим, как ты заговоришь в холодном бассейне, — с иронией бросила Эрика, когда Валенсий с компанией пошли к креслам.
— Боюсь, если я решу спеть, оргию придется прервать. Лучше помолчу, — отмахнулся он.
Гортензий уже привык к напрочь лишенному тактичности чувству юмора Эрики. Другое дело, ради избавления от безумия придется привыкать к вещам, более раздражающими чем шутки. Например, тупые вопросы. Оные не заставили себя долго ждать.
— Ваша милость, так вам не только от мороза, но даже от холодной воды дурнеет? — спросил Феодор.
Дурак что ли? Раз он не сдох в том сраном походе, логично, что это не важно. Все же не зря по части тупых вопросов Тильский давно оставил позади всю столицу.
— Не беспокойтесь, приятного мало, но не дурнеет. Как минимум, я не сокрушаюсь на всю столицу из-за дождей, — съязвил он, намекнув на нытье Феодора.
Тот по чести возмущений на счет погоды превзошел даже леди. Стоило пойти дождю или похолодать, тот негодовал так, будто началась война, а дворец уже окружен врагами. Причем, делал он это не выходя из дворца...
— Вы даже не представляете, как я ненавижу дожди. Настроение портится. Особенно зимой, когда и так холодно, — прокомментировал Тильский.
— Буду знать, куда тебя отправить в ссылку, если накосячишь. В Клеонию. Там не бывает дождей только зимой, — съязвила Эрика и рассмеялась.
— Помилуйте, не пугайте так! Ужасное место! Я до сих пор не могу понять, как там живут. Еще и зимы холодные, говорят, холоднее чем даже в Ирии, — Феодор тут же обратил взор на него, — Кстати, ваша милость, давно хотел спросить...
Спросить, наверняка, очередной вздор он не успел, отвлек Кадмиэль Де Стенк. Посол надел парадную алую тогу Ордена Великой Матери и представился Жрецом, не забыв отдать особую честь "Богине". На него он посмотрел едва скрывая недоумение. До Гортензия, наконец, дошло, похоже, он оделся, а точнее, разделся неуместно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
