Баловень судьбы (первое продолжение)

По условному сигналу со стены на веревках по обе стороны ворот резко спустились егеря и ринулись молча как на караул (отделение солдат), так и на их сменщиков в кордегардии. За пару минут все было кончено, но без криков и шума все-таки не обошлось. Захваченные в плен караульные беспрекословно открыли ворота и в город уже с ревом ворвались французские гренадеры, навстречу которым из домов стали выбегать с оружием первые австрийские солдаты. А с острова по мосту бежали гренадеры новые....

Глава тридцать восьмая. Конец войны, начало мирной жизни.

В серии сражений, произошедших во второй половине сентября в Восточной Баварии между объединенными армиями Журдана и Моро и армиями Вурмзера и Карла Австрийского, сила все же поломала солому: против 110 тысяч французов, вошедших в Австрию, имперцы смогли выставить лишь 70 (корпус Латура, увы, был целиком пленен). И тогда разгромленные австрийские армии стали быстро пятиться: сначала к Пассау, потом к Линцу.... Последней соломинкой, сломавшей хребет империи, стало известие о том, что армия Бонапарта разгромила корпус Кваждановича и спустилась с Альп в Иннсбрук.

25 сентября 1796 г в городе Амштеттен между Францией и Священной Римской империей было заключено перемирие, а после прибытия полномочной делегации из Франции начались переговоры о мире. Забегая вперед, следует сказать, что Габсбурги долго юлили, но осознав, что большая часть ее воинов оказалась в плену у французов и набрать новую армию им просто не из кого, они были вынуждены пойти почти на все условия, которые им продиктовали победители. Так они согласились, что права Бурбонов на правление Францией утрачены, а родственники казненного Людовика 16 могут обитать у своих более дальних родственников: либо в Неаполе, либо в Испании. Было также объявлено о распаде той самой Римской империи германской нации и создании на ее обломках Рейнского союза, куда вошли Франция, Гессен, Баден, Вюртемберг, Бавария и еще ряд мелких княжеств и ранее свободных городов (а также Батавия). Прочим княжествам и королевствам бывшей Римской империи (Пруссии, Саксонии, Гольштейну и др.) был гарантирован суверенитет. Австрия же (с ее сателлитами: Венгрией, Богемией, Словакией, Хорватией, Трансильванией и др.) получила право организовать собственную империю. Особо оговаривались права новообразованных государств Северной Италии (Транспаданской и Циспаданской республик), а также Гельветической республики. И так далее.

В связи с прекращением войны многие офицеры Рейнско-Мозельской и Самбро-Маасской армий (особенно те, что не являлись командирами боевых частей) были отправлены в отпуска. В их числе оказался и новоявленный полковник Фонтанэ, который закончил войну в должности начальника штаба в корпусе Сен-Сира (прежнему начальнику, Шарлю де ла Саблоньеру, было предложено возглавить дивизию вместо убитого под Ландау Бопюи). Антон уже собирался ехать в Равьер (заранее трепеща предстать на глаза проницательной Констанции), но вдруг Сен-Сир и друг его Бернадот предложили ему съездить сначала с ними в Париж.

— Разве вас тоже отсылают в отпуска? — спросил удивленный Антон.

— Нет, конечно, — ответил со смехом Бернадот. — Но мы едем как бы в командировку, с отчетами к Лазару Карно, а наших солдат могут пока погонять заместители. На деле же нам хочется просто пофланировать по парижским улицам и заглянуть в модные салоны, которыми правят хорошо знакомые нам прелестные дамы. Весной они изволили быть капризными с нами, но теперь мы явимся к ним несомненными героями, которым отказать в чем-либо просто неприлично....

— Мне что-то не хочется выглядеть рядом с вами, рысаками, пристяжной лошадью, — промямлил Антон.

— А кто оттеснил меня и прочих штаб-офицеров от приснопамятной Ингрид? — вмешался Сен-Сир. — Представляете, Жан, графская дочь в Хайденхайме влюбилась в него почти мгновенно и отдалась безоговорочно. А он прикидывается сейчас зеленым лопушком.... Вы-то, Антуан, как раз и будете перепархивать от дамы к даме в роли героя-любовника, а нас они будут рассматривать лишь в качестве мужей для себя или своих дочерей....— Но Вы, Лоран, кажется, уже женаты? — засомневался Антон.

— Ах, да, я ведь женат и уже целых полгода, — спохватился Сен-Сир. — Правда, после медового месяца жены больше не видел. Бедная кузина! На черта она за меня пошла?

Вечером 20 вандемьера (12 октября) 1796 г Антон прикатил в наемном экипаже к небольшому особняку на "Allee des veuves" (аллее Вдов), в котором обитала нынешняя законодательница мод Парижа 23-летняя Терези Тальен. Он знал про хозяйку, что она была формально замужем за членом Комитета общественного спасения Жан-Ламбером Тальеном, но жила отдельно от него и числилась сейчас в любовницах то ли у главы Директории Барраса, то ли у финансиста Уврара. При этом она взяла себе за образец греческих гетер и была открыта к новым любовным приключениям. Свой особняк Терези называла "Chaumiere" (хижина) и обустроила сообразно своим прихотям.

Когда Антон в новеньком мундире из качественного сукна вошел в просторный вестибюль с мраморными колоннами, он уперся взглядом в стоящую посреди него статую обнаженной женщины (вероятно, богини Дианы), а окинув взглядом рисунки, развешанные на стенах, осознал, что содержание их сплошь эротично и даже порнографично. Подойдя к двери в гостиную, он увидел, что ручки ее изготовлены в форме фаллосов, а подсвечники по обе стороны двери стилизованы под вагину. Крутнув головой и усмехнувшись, Антон вошел в гостиную и выхватил меж гостей оригинал, с которого была высечена статуя, — одетую в белоснежную тунику и обутую в греческие сандалии высокую статную красавицу с греческим же профилем и венцом из черных кос, скрепленных изумрудной брошью. Тут она повернулась к новому гостю, и он увидел, что левая грудь Терези (а это была, несомненно, она) совершенно обнажена. Антон поспешил перевести взгляд с груди на лицо хозяйки, понимая, что предательски краснеет, а она удовлетворенно улыбнулась и двинулась к нему навстречу, говоря:

— Сегодня у меня в гостях столько офицеров и все красавцы! Но Сен-Сир и Бернадот мне знакомы, а Вы, вероятно их друг, полковник Фонтанэ?

— Да, ла бель дама, я зовусь Антуан Фонтанэ и в генералы еще не вышел.

— Такой бравый мужчина обязан быть генералом, и Вы им, разумеется, станете. А знаете, Антуан, что мы с Вами почти однофамильцы? Не так давно я была замужем за маркизом де Фонтене. Да это просто судьба свела меня с Вами!

— Увы, Терези, я недавно женился, и моя жена вынашивает ребенка.

— У меня двое детей от разных мужей, но я надеюсь родить третьего и на этот раз только по любви. Я поделюсь с Вами секретом: любящая женщина не обращает внимания на семейное положение своего избранника. Ей важно лишь одно: горит ли его взгляд, когда он смотрит в ее направлении....

— Вы так прекрасны, что взгляды всех мужчин в этом зале должны гореть, созерцая Вас....

— Должны, Антуан, но, увы, многие из них попритухли. Только вы, бравые офицеры, просто ослепляете меня сегодня своими взглядами. Но простите, будучи хозяйкой, я не имею права посвящать все свое время одному гостю, даже столь очаровательному. Впрочем, обещаю: мы с Вами еще найдем сегодня время для уединенной беседы....

Когда гиперактивная Терези отошла от Антона, он огляделся, заметил Сен-Сира и Бернадота, потягивающих вино из бокалов и оглядывающих женщин, и подошел к ним.

— Что, Антуан, взяла Вас в оборот прекрасная Тальен? — хохотнул Бернадот. — Вы пообещали стать ее пажом и менестрелем?

— Пажом я стать не прочь, лишь бы не ее кошельком, — улыбнулся в ответ Антон.

— Ваш кошелек ее прельстить не может. К тому же их у нее сейчас два: в карманах у Барраса и Уврара.

— Как же они терпят друг друга?

— Так Терези себя поставила, — сказал Сен-Сир. — Баррас стал ее любовником раньше, имеет уже других любовниц, но прекрасную гетеру отпускать не хочет. Уврар умолил ее недавно и все еще не отойдет от роли просителя. А мы можем стать для нее калифами на час, неделю, месяц и не более....

Меж тем дамы затеяли какую-то перестановку у дверей в другую комнату. И вот гости увидели две ширмы в рост человека, меж которыми была натянута полупрозрачная кисея. Вдруг за дверьми раздались звуки лютни и бубна, послышалось пенье на два голоса, а потом двери отворились, и за кисеей появились две полностью обнаженные дамы, танцующие и играющие на указанных инструментах. Движения их совершенных стройных тел были плавны, часто сменялись поворотами, так что гости могли рассмотреть все дамские прелести, но не акцентироваться на частностях. В одной из дам Антон узнал Терези, а другая, столь же высокая и статная, но менее зрелая была ему совсем незнакома. Чудесное зрелище продолжалось минут пять, но вот обе прелестницы слаженно подпрыгнули, развернувшись в воздухе, и исчезли за дверьми. Когда через некоторое время эти дамы появились в зале уже одетыми, Антон не удержался и встретил их аплодисментами, к которым присоединились все прочие гости.

А Терези, следуя, несомненно, своей программе, дала знак слугам и в гостиную вошла группка музыкантов: скрипач, альтист, виолончелист и флейтист. Они устроились в уголке, настроили инструменты и без проволочек заиграли хорошо знакомую Антону мелодию, в которой он через пару мгновений опознал менуэт Боккерини. Терези повернулась было к нему и сделала движение навстречу, но Антон в ужасе скрестил перед лицом руки и помотал еще для убедительности головой в знак того, что танцевать менуэт совершенно не умеет. Тереза усмехнулась, повернулась к Бернадоту, взяла его за руку и тот слаженно начал первую фигуру знаменитого придворного танца. Вслед за ними танец начали и другие пары. За менуэтом последовал экосез, затем англез, гавот, котильон — все их Антон пропустил, стоя у стеночки.

Но вот одна из разрумянившихся дам воскликнула в перерыве между танцами:

— Ручеек! Хотим ручеек!

Терези встрепенулась как конь, кивнула музыкантам, уверенно направилась к Антону и сказала:

— От этого развлечения Вы, полковник, уже не отвертитесь!

Музыканты заиграли нечто бравурное, пары тотчас стали выстраиваться одна за другой, взявщись за руки, (Терези с Антоном оказались в числе последних), вдруг подняли их высоко вверх и пошли вперед мимо первой пары, которая осталась почему-то стоять под этой движущейся аркой. Но когда он дошел, сжимая нежные пальцы Терези, до стоявшей пары, то понял, что они целуются! И лишь когда последняя пара "ручейка" миновала целующихся, они оторвались друг от друга и пристроились в хвост ручейка. "Ручеек" тем временем совершил коленце, повернул назад и стоять под ним осталась вторая пара — для того чтобы поцеловаться в свой черед. Оказавшись в хвосте "ручейка", вторая пара встала было за "первой", но тут они поменялись партнерами и, весело смеясь, пожурчали дальше — с тем, чтобы, в конце концов, перецеловаться со всеми участниками этой игры.

Когда Антону и Тальен пришла пора стоять в "ручейке", и его губы впились в ее маленький рот, он ощутил пылкий ответ, дальнейший подъем своих чувств, страстный трепет ее льнущего тела, и время для них остановилось. Оказавшись в хвосте ручейка, Терези посмотрела на партнера вдруг сурово и сказала с нажимом:

— Обещай, что никого больше в этом "ручейке" так не поцелуешь!

— Хорошо, — кротко сказал Антон, разжал пальцы и пошел к своей стеночке.

Глава тридцать девятая. В постели с Тальен

Несколько следующих дней Антон и Терези почти не вылезали из постели. Осознав, что раскованная французская "гетера" рада любым сексуальным экспериментам, Вербицкий применил почти весь арсенал известных ему интимных удовольствий. Впрочем, дня через три увлечение экспериментами у мадам Тальен прошло, и она стала ограничивать Антона в его стремлении поразить ее.

— Антуан, — говорила она, — лучше просто поцелуй меня в губы, но так, чтобы я вновь затрепетала в твоих объятьях как в тот первый наш вечер.... Или прочти то стихотворение поэтессы Сафо, от которого у меня оцепенел позвоночник....

— Хорошо, — согласился Антон. — В этот раз я попробую его пропеть. Но поняла ли ты, что в нем речь идет о любви женщины к женщине?

— Как это может быть, Антуан? Чем ей не угодили мужчины?

— Мы ведь грубоваты, Терези и далеко не всегда понимаем ваши желания. Зато когда я смотрю на твое воркование с мадам Рекамье, вы кажетесь мне олицетворением единодушия.

— А у меня впечатление единодушия возникает с тобой, когда я ощущаю внутри себя твой фаллос. И мне так не хочется с ним расставаться, хоть он уже потерял свою силу и способен только сморщиваться. Но мы отвлеклись от того, с чего начали: от стихов Сафо.

— Тогда слушай....

И он запел, вспоминая не раз слышанную у отца виниловую пластинку Тухманова "По волнам моей памяти", сетуя на несовершенство своего перевода с русского на французский:

— Богу равным кажется мне по сча-астью

Человек, который так близко-бли-изко

Пред тобой сидит, твой звучащий не-ежно

Слушает го-олос и прелестный смех....

У меня при этом перестало сразу бы сердце би-иться

Лишь тебя увижу — уж я не в си-илах вымолвить слова

И немеет тотчас язык, под кожей быстро легкий жар пробега-ает,

Смотрят, ничего не видя глаза, в ушах же звон непрерывный.

Потом жарким я обливаюсь, дрожью члены все охвачены,

Зеленее становятся травы, и вот-вот как будто с жизнью прощусь я....

Но терпи, терпи: чересчур далеко все зашло, зашло, все зашло....

Вдруг посреди недели днем к ним нагрянул Бернадот.

— Терези, — сказал он извиняющимся тоном. — Я скоро должен буду вернуться в свою дивизию. Но я обещал Фонтанэ познакомить его с Талейраном, который недавно приехал в Париж из Америки и ищет места в правительстве. Вы знаете, что я вхож в салон мадам Рекамье, а там стала бывать мадам де Сталь и с ней ее приятель Талейран. Сегодня как раз среда, салонный день у Жюли....

— Я не держу мсье Фонтанэ на цепи, — кривовато улыбнулась Тальен. — Надо ему познакомиться с этим пережитком прошлого, пусть идет в дом Неккара, снятый мужем для Жюльет, и любезничает там с мадам де Сталь. Жюли, конечно, моя лучшая подруга, но в дни, когда у нее бывает самоназванная писательница, которую никто не читает, я к ней пойти не могу.

— Талейран станет скоро министром иностранных дел, — буркнул Антон. — Таково мое предсказание. А когда мир приходит на смену войне, роль дипломатов резко возрастает....

— Так ты, мон ами, желаешь стать дипломатом? — искренне удивилась Тальен.

— А куда податься отставному полковнику? Я все-таки знаю пять языков и больше, по-существу, ничего не умею. Если не считать дара предсказания....

— Опять новость! — возбудилась Терези. — Почему же ты мне ничего еще не предсказывал?

— Могу предсказать, — с язвинкой сказал Антон, — что если ты будешь продолжать вожжаться с этим Увраром, он наделает тебе кучу детей и будет изводить своей ревностью, а еще все больше зажимать твое содержание....

— Вы смеете называть меня содержанкой? Подлец, негодяй, совратитель! Прочь из моей постели! Можете ночевать сегодня у мадам де Сталь!