У меня похолодело всё внутри от страшного предчувствия. Я перестал дышать, вжался в землю и стал лихорадочно соображать, что же делать. Справиться с тем мужиком, самому заступиться за мальчишку было немыслимо, даже и без ножа он бы в секунды одной левой нас с тем пацаном прикончил. Вот если бы Олег был рядом! Может, позвать Олега? Он должен услышать, тут совсем недалеко. Но пока Олег будет сюда продираться, этот медведь действительно вполне успеет нам обоим "кишки выпустить" и уйти зарослями.
Пока я размышлял, мужик с мальчиком остановились метрах в пятнадцати от меня. Изо всех сил стараясь не шуметь, я отполз чуть в сторону, чтобы лучше их видеть. Мужик всё так же воровато озирался кругом и прислушивался, а мальчишка, глядя на него круглыми от ужаса глазами, судорожно стягивал с себя одежду. Когда он остался совсем голым, мужик что-то коротко приказал ему, и пацан покорно опустился перед ним на колени.
Тут я не выдержал. Уже не думая о том, что будет сейчас со мной, я вскочил на ноги и пронзительно заорал срывающимся от отчаяния голосом:
- Оле-е-е-г Иванови-и-и-ч! Скорее сюда! Быстрее! Игорь! Заходи слева! Стас! Окружай гада!
Мужик резко повернулся ко мне, в руке у него и в самом деле блеснул нож. Выражение его лица явно говорило о том, что он разгадал меня, понял, что никаких "олегов, игорей и стасов" поблизости от нас нет, и сейчас он начнёт меня потрошить. Я почувствовал в ногах противную слабость, почувствовал, что никуда не смогу от него убежать, буду так же, как тот несчастный пацан — с бессильным ужасом, не отрываясь, глядеть, как он подбегает, замахивается ножом...
В это время заросли слева от меня как будто взорвались, и из них с треском вылетел Олег. И, не останавливаясь, бросился к мужику. Я ещё успел тупо подумать, как это он умудрился за одно мгновение прибежать сюда аж с того склона горы, а из горла сам собой рванулся отчаянный крик: "Олег, у него нож!"
От отчаяния я даже назвал его просто по имени, без отчества. Первый, и пожалуй — единственный раз в жизни. Не было времени на вежливость.
Олег притормозил совсем рядом с мужиком и как-то очень спокойно, негромко сказал: "Вижу, Макс." И так же негромко, но очень уверенно и властно добавил: "Игорь!" И глазами показал за спину мужику, дескать, заходи сзади, отвлеки. Это было до того правдоподобно, что даже я, отлично знавший, что никакого "Игоря" здесь нет и в помине, невольно скосил глаза, пытаясь увидеть этого загадочного "Игоря", которого сам же только что и придумал. Наверное, это же сделал и мужик с ножом.
Поэтому ни он, ни я не увидели начало того бешеного скачка, я успел заметить только конец его, когда неизвестно откуда взявшимся прутом Олег резко хлестнул мужика по глазам. Хлестнул, уже завершая прыжок, уже подлетая вплотную, блокируя вскинутую руку с ножом и тут же вкручиваясь всем телом ему за спину...
Это осталось в моей памяти каким-то неестественно замедленным, тягучим, хотя на самом деле всё произошло, наверное, почти мгновенно. Вот Олег со всего размаха, не останавливаясь, рванул захваченную руку с ножом вниз и вокруг себя. Мужик должен был от этого мощного рывка побежать вокруг Олега, пытаясь спасти равновесие. Но что-то происходило совсем не так, как на тренировке. Мужик был намного, как минимум раза в полтора тяжелее Олега, и он не побежал, а лишь едва покачнулся, сделал совсем небольшой шаг. Олег стал поворачиваться в другую сторону, выкручивая руку с ножом навстречу мужику, делая "коте гаеши" [Бросок поворотом кисти]. С огромным трудом, но Олегу удалось бросить мужика, вернее, повалить на землю. Бросок вышел совсем не таким красивым, как на тренировках, но всё же Олег сумел сделать этот бросок.
А вот удержать внизу поверженного противника уже не сумел.
Противник этот оказался не только сильным как медведь, но и неожиданно быстрым и ловким, несмотря на свои размеры. После падения он, не останавливаясь, кувыркнулся, вырвал руку с ножом из захвата Олега, и, опёршись другой рукой о землю, стал подниматься.
Я сразу понял, что Олег не сможет помешать ему встать, не хватит веса, не хватит силы. Бросился к ним, точно зная, что не успею, а проклятое воображение рисовало мне продолжение схватки: вот этот медведь, не обращая внимания на повисшего на нём Олега, встаёт, хватает его левой рукой, а правой по рукоять всаживает нож ему в бок. Но я бежал, хотя и знал, что помочь Олегу не смогу, что когда я добегу до них, всё уже будет кончено.
Когда я добежал, всё и в самом деле было уже закончено. Но совсем не так, как нарисовало мне воображение. Олег не стал виснуть на поднимающемся противнике. Он просто упал ему навстречу, всем телом, всем своим весом всаживая локоть ему между лопаток. Раздался хруст, как будто сломали завёрнутую в мокрую тряпку ветку. Олег, чуть приподнявшись, резко ударил локтем ещё раз. Потом вскочил и ударил ногой по затылку, втаптывая, вколачивая голову в землю. И опять, всем весом, вкладывая всю силу тела и распрямляющейся ноги — втаптывающий удар ступнёй в шею. Опять раздался противный хруст, голова мужика неестественно запрокинулась, он забился в конвульсиях.
Мальчишка всё ещё стоял на коленях и глядел на Олега с ужасом едва ли не большим, чем на своего недавнего мучителя. Его била крупная дрожь, он был близок к истерике. Олег взял его под мышки, поднял на ноги, встряхнул, легонько шлёпнул пару раз ладонью по щекам, потом прижал его белобрысую голову к своей груди и, похлопывая по спине, стал успокаивать: "Ну, всё-всё. Всё хорошо. Ничего же не случилось. Всё, малыш, всё, не тронет он тебя". Мальчишка зарыдал. Олег как куклу передал его мне в руки и сказал: "Успокой и помоги одеться".
Успокой! Легко сказать! Кто бы меня самого успокоил! Из всех нас действительно спокойным был только Олег. Даже мертвец (я сразу понял, что мужик уже стал мертвецом), и тот всё ещё продолжал как-то нервно подёргиваться.
Кое-как помогая пацану натягивать одежду, я, чтобы отвлечь мальчишку, стал его довольно назойливо расспрашивать. Обо всём, что приходило в голову. Как его имя, с кем он сюда приехал и тому подобную ерунду. Олег одобрительно кивнул мне.
Пацан, захлёбываясь от плача, всё же старался отвечать. Что зовут его Рома, живёт он в Харькове, а здесь он с родителями в группе "цивилизованных" туристов, с экскурсоводом. Что на привале у озера он отошёл "по нужде" в кусты, и тут этот... (Рома так и не смог подобрать нужного слова, видно, как и я, был "домашним мальчиком" и не мог "выражаться" при взрослых), этот... схватил его, пригрозил ножом и потащил в заросли...
Мальчишку продолжали сотрясать рыдания, но всё-таки он явно приходил в себя. Наверное, на него подействовал очень уж спокойный и невозмутимый вид Олега, как-то деловито и обыденно возившегося с трупом. Отвечая на мои настырные вопросы, Рома искоса поглядывал на возню Олега, поглядывал с растерянностью и при этом с явным любопытством. Олег, перехватив один из этих взглядов, опять сказал, довольно на этот раз сердито: "Ну всё, я сказал! Говорю же, не тронет он тебя! Он из больницы не раньше, чем через полгода выберется, да и после этого будет всю жизнь на костылях ползать!"
Что он несёт? Какая больница? Какие костыли?
Наверное, это же подумал и Рома и от неожиданности даже всхлипывать перестал.
- А р-разве он не?.. А разве в-вы его не?.. — заикаясь, нерешительно проговорил Ромка.
- Что "он не"? Что "я его не"? Хочешь спросить, не убил ли я его? — сварливо спросил Олег. — Успокойся, жив он. Видишь, как со страху обделался? Стал бы он так пугаться, если бы был мёртвым?
По-моему, глупее "доказательства" придумать было невозможно. Но Ромка, как ни странно, сразу поверил, что его мучитель жив. Мужик ведь и в самом деле "обделался", чтобы в этом убедиться, и смотреть не надо было, воняло от него как от выгребной ямы. Значит, действительно страшно испугался. Ромку родители, наверное, ещё больше, чем мама меня, берегли от преждевременных знаний о грубых реалиях, о том, что "обделаться" может и труп, мальчишка явно не знал. Значит испугался. А раз испугался, значит жив.
Рому это известие, по-моему, не очень обрадовало.
- А что, он слышит, что мы говорим? — прошептал он. Видно было, что Ромка опять испугался, ему показалось, что мужик, который так и не выпустил из руки нож, сейчас вскочит и бросится на нас.
- Да нет, вряд ли, — как можно более равнодушно ответил Олег — Без сознания он сейчас. В больнице очухается, да и то явно не сегодня. Ну что, пошли?
У Ромки явно остались сомнения, стоит ли вот так просто оставлять лежащего с ножом. Но он промолчал, очень уж обыденный, даже скучающий вид был у Олега. Глядя на него, Ромка, похоже, пришёл к выводу, что Олегу приходится чуть ли не по несколько раз в день вот так, как сейчас, "укладывать в больницу" таких вот нелюдей, это дело до смерти ему надоело, но толк в нём он знает. Поэтому Ромка, немного поколебавшись, решил, что волноваться и в самом деле больше не стоит.
Пока я помогал Ромке одеваться и заговаривал ему зубы, Олег успел обшарить спортивную сумку убитого (что мужик был всё-таки убит, сомнений у меня не было никаких), вытащил оттуда несколько пачек сигарет, распотрошил их и обсыпал всё вокруг табаком. А сейчас, на ходу, он продолжал разламывать оставшиеся сигареты и высыпать табак под ноги. Ромка с любопытством следил за его действиями.
- Отсюда "скорую" не вызовешь, мобильники здесь не берут, — объяснил Олег — позвоню потом, от шоссе. А врачи сами его в этих зарослях не найдут. Вот и делаю след, чтобы собака к нему вывела.
Пацан поверил и этому бредовому "объяснению"! Его наивность, легковерие и полное незнание жизни просто поражали и в то же время радовали. Если бы не это легковерие, может, до сих пор был бы ещё в истерике. А так он уже почти успокоился.
Но какая наивность! И это меня Олег дразнит "домашним мальчиком"! А кто же Ромка тогда?
- А скажите, пожалуйста... — Ромка решился задать вопрос, который мучил его — Если бы не вы... Если бы вы не помогли мне... Он, что?.. Он... убил бы потом меня?..
Ромку опять затрясло, но Олег, казалось, не обратил на это никакого внимания.
- Да нет, ну что ты! — фальшивым беззаботным тоном отозвался мой тренер, — Он гад, конечно, но не убийца. Так, попользовался бы и отпустил. Этот — не убийца. Но среди таких гадов бывают и убийцы. Так что малыш, будь осторожен и больше таким, как он, не попадайся.
Ромка, кажется, всё-таки понял, что означало это "попользовался бы", а может, мужик успел объяснить ему, что собирался с ним сделать. Ромку передёрнуло от отвращения, но он опять успокоился. Он сразу и безоговорочно верил всему, что говорил Олег.
- Рома, у меня просьба небольшая к тебе, — Олег чуть поморщился. — Ты, пожалуйста, не говори никому... никому, понимаешь? Даже маме и папе, что там произошло. Дело это грязное очень, а если привлечь сюда милицию, дать делу ход, вся эта грязь на тебе же и на твоих родителях останется, тебя же потом дразнить этим будут. Тем более, что и не было ничего, не успел он ничего сделать. Да и мне, честно говоря, связываться с милицией страсть как неохота. Этот урод потом ещё в суде доказывать будет, что я без всякой причины на него напал, и что нож этот не его, а мой. В общем, забудь про это всё, как будто и не было ничего, хорошо?
Ромка очень серьёзно пообещал забыть, сказал, что всё понимает, не маленький, кому охота с такими уродами судиться? Что этот "урод" ни с кем уже судиться и никому ничего доказывать никогда не будет, Ромке, похоже, уже и в самом деле даже в голову не приходило. Он даже, когда мы уже подходили к озеру, попросил Олега, чтобы тот не забыл вызвать всё-таки скорую к "уроду". Олег так же серьёзно пообещал, что не забудет, и пацан совершенно успокоился.
На прощание Ромка спросил, откуда мы сами приехали, и Олег очень правдоподобно соврал, что из Ростова, что "нашему детскому дому" заморские "благотворители" выделили деньги, и его, Олега, вместе с лучшими воспитанниками отправили в Крым. Ромка с каким-то жалостливым выражением взглянул на меня, видно было, что он хотел и меня о чём-то спросить, но так и не решился.
Всё это происшествие на склоне "сопки" заняло буквально считанные минуты, и родители Ромки ещё не успели начать беспокоиться о только что отошедшем в сторону ребёнке. Ярко светило солнце, раздавались весёлые крики нашей "детдомовской" компании, пацаны уже успели придти в себя после перехода, и теперь азартно носились друг за другом между деревьями. Казалось, что весь недавний ужас просто мне померещился.
Но Олег свистком собрал экстренное построение, пересчитал ребят и объявил тридцатисекундную готовность к выходу. Говорил он совершенно спокойно, но что-то в его голосе было такое, что пацаны даже не пытались спорить. Мы мгновенно похватали свои нехитрые пожитки и бодрым шагом двинулись в путь. Ромка, о чём-то разговаривающий с родителями, проводил нас "понимающим" взглядом.
Отдохнувшие пацаны, шагая, весело горланили:
Я вчера нашёл щенка, да гусиного перо,
Да, обычного гусиного перо — удачный день!
Шёл я, выпимши слегка, всех тропинков поперёк,
А дело в том, что приглашён был на пирог...
Эту песню мы услышали, когда прошлым летом были в Бухте. От человека, которого Олег называл Яциком, а я сразу стал называть про себя Бардом. Ночами я иногда просыпался и слушал, лёжа в палатке, его странно тревожащие душу песни, которые он пел у разведённого неподалеку маленького костерка. Возле того костра обычно был и Олег. Я тогда ещё удивлялся, когда же Олег успевает спать, песни у костра продолжались часто до утра.
Днём Бард обычно не пел, только один раз по просьбе Олега устроил концерт для нас, пацанов. Песня про щенка запомнилась сразу и мы сразу включили её в наш "походный репертуар". Петь во время пеших переходов мы начали ещё раньше. С лёгкой руки Гошки, пацана, которого все любили за весёлый и беззлобный характер, за стремление поделиться с другими радостью, то и дело переполняющей его певучую душу. Голос у Гошки не очень сильный, но чистый и звонкий, подпевать ему — одно удовольствие. Если Гошка начинал, через минуту пели, точнее — горланили, все. Даже те, у которых не было не только голоса, но и слуха. Главное — не это! Пели для себя, для души. Пели, чтобы веселее было шагать, чтобы чувствовать, что нас много и нам хорошо вместе.
Песни были разные. Про щенка с пером была одной из любимых, хоть и пели её не очень часто.
Нет, вы представьте, братцы: шустренький комочек,
В зубах — перо... Шарман! Чудесный документ!
И чую я — сказать мне шо-то хочет,
И видить он, шо я — интеллихент... [Из песни Сергея Яцуненко]
При слове "интеллихент" многие, естественно, бросали хитрый взгляд в мою сторону. Но я не обижался. Мне сейчас было не до этого. Я смотрел на Олега, который быстро вёл нас и, кажется, был доволен, что народ настроен бодро, и подгонять его не надо.
И спросил я у щенка: "Как дела?" и "Как ваще?"
Он сказал: "Служу три месяца от роду при судьбе,
Жизнь собачья несладка, вижу сны из кислых щей,
