— Превращая его в статическое электричество, для отвода глаз охотника... — Девушка поморщилась. — А еще, их шерсть жутко воняет, выдавая охотнику с головой. Вот уж не думала, что этих "пожирателей источников", кто-то догадается перенести в поле планеты, давая второй шанс...
— Пожиратели? — Я действительно не понял, отчего Санти так отзывается о реликтовом гоминиде, увидеть которого, так никому и не посчастливилось.
— Эти существа селятся рядом с источником, развиваясь на его силе. Чем мощнее источник — тем больше особей, сильнее, быстрее... Вот только ресурсы источника, они не бесконечны. — Санти налила мне свежего взвара и села рядом, касаясь своим бедром, моего. — Источнику надо давать "отдохнуть", восстановиться... А эти безмозглые твари, сжирают его полностью, оставляя после себя "черные дыры". При чем, в большинстве случаев, эти... Мрази, успевают смотаться из зоны опасности, оставляя остальных наедине с проблемой.
— Полегче, Сарна... — Керрам вновь ткнул планету своим призрачным пальчиком, заставляя крутиться быстрее.
— Мало того, некоторые особи, особо обожравшиеся сил, начинают пакостить уже серьезно: кое-кто, например, "забирается" в сны и активно качает из спящего силы, словно выдавливая, наваливаясь на человека, всей своей массой.
— Это — не доказано! — Керрам подпрыгнул со своего места. — Сарна, ты несешь полную чушь, повторяя выдумки предков, которые во всем, что отличалось — видели угрозу. И, между прочим, шерсть здольгинга — не воняет! Они чистоплотные, аккуратные...
— Ага. Чистоплотные и аккуратные — лабораторные образцы... — Девушка примирительно пожала плечами. — А дикие... Если ты не в курсе, именно АпльТсен, пробил на Совете на этих "чистоплотных и аккуратных", Большую Охоту. После того, как две черных дыры, оставшихся после них, стерли с лика планеты больше миллиона человек. Среди которых, были жена и дети самого АпльТсена.
— Это — позорное пятно в нашей истории... — Керрам помрачнел еще больше и принялся жестикулировать, уменьшая проекцию планеты. — Разумные должны с уважением относится...
— Вот, именно поэтому, я и предпочла стаю... — Девушка сжала кулаки так, что побелели костяшки. — Когда встречаются дикарь и воспитанный человек — всегда побеждает дикарь.
— Прикажешь всем превратиться в дикарей? — Меня, разглагольствования Керрама, также не утешали и не восхищали, но не поддеть сидящую рядом, красивую девушку, я просто не мог. — Добро с кулаками, самооборона с превентивным расстрелом, санация недовольных, кнут и пряник?
— Гармоничное развитие личности... — Керрам, поняв, что его никто не слушает, наконец-то угомонился обличать всех и вся, ненароком, дав ответ на мой, плохо сформулированный вопрос.
— Интересно... Сколько лет мы были "неизвестно где"? — Санти крутила в руках керамическую чашку, что мне очень нравилась, ежесекундно рискуя ее разломить на две, далеко не равные, части. — И где, это самое "неизвестно где", находилось?
— Судя, по рассказу Ситаля... Мы проболтались в "неизвестно где", самым минимум, пару-тройку столетий... — Керрам, почесал затылок с таким видом, что стало понятно — мне он верит с трудом.
— Скорее уж, пару тысячелетий. — Сарна покачала головой, вспоминая свой бег за "кровником", по возрождающейся после долгого сна, планете. — Причем, болтались мы там, куда свет Саханоца, точно не залетал...
— С чего такие предположения? — Керрам управился с планетой и вновь уселся на стул, напротив нас.
— Записанные в инфополе цепочки возрождения, активируются только светом нашей звезды. Причем — определенным количеством, чтобы не допустить глобального уничтожения всех видов. — Отодвинув от себя чашку, девушка шмыгнула носом. — И, раз виды стали оживать только сейчас, значит, вертелась наша дражайшая планета совершенно точно не вокруг нашей беспутной звезды...
— Думаешь, "Бегство" зашвырнуло планету...?!
— Лучше ты мне скажи... Ты же в "проекте участвовал"... — Санти почесала глаз и зевнула, не успев прикрыть рот ладошкой. — Могло планету зашвырнуть так далеко, что свет Саханоца, до нее, и добраться не смог?
— Нет. — Керрам цокнул языком. — Любое перемещение в пространстве, на такие расстояния — безумие. Потребление сил будет такое, что весь проект рухнет раньше, чем планета стронется с места...
— А, если ее никто с места и не трогал? — В голову мне пришла презабавная мыслишка, в аккурат на то, о чем я уже думал. — Что, если планету отправили в путь не в расстоянии... А в измерениях? Что, если все эти Города — это точки пересечения Суттары, с другими планетами, через которые она пронеслась, спасаясь, от какой там, говоришь, катастрофы? Планеты-бродяги?
— Хорошо рядом смотритесь, голубки... — Керрам, без улыбки, растворился в воздухе, оставляя меня со спящей у меня на плече... Богиней?!
"Чур меня, чур! Я и с обычной-то, в лучшем случае, на год-два, уживаюсь... А богиня меня и вовсе на веревки изовьет и начнет жаловаться подругам, "какой он скучный!". Знаем, летали. А еще, очень хорошо знаем, что та, кто спит на плече — на груди спать не будет. Стопроцентная примета, срабатывающая на моей шкуре". — Со вздохом, осторожно пошевелил затекающим плечом — нет, приятно, конечно, нет слов! Но вот...
Санти, чуть рыкнув, как заправская собака, потерлась носом о плечо и, не открывая глаза, "на автопилоте", встала со стула, помотала головой и, отчаянно зевая, вышла из кухни.
Что же, если я все правильно понял — спать мне сегодня в "прозектерской".
Передернув плечами, от подобной перспективы, принялся убирать со стола. При всей своей нелюбви к уборке, мытью полов и посуды, есть у меня замечательная привычка — когда я в дым пьян, когда мне надо обдумать нечто действительно важное, когда мне надо просто успокоить разгоряченные спором, нервы — я мою посуду.
Это нехитрое занятие просто вгоняет меня в медитацию — шум воды, одни и те же движения рук, и все — на всю стопку посуды, до тех пор, пока раковина не засияет первозданной чистотой — я вне времени, событий, споров и внешних раздражителей. "Бывшая" утверждает, что при всем при этом, я еще умудряюсь поддерживать внятную беседу. Только голос становится бесцветным, но этого мало кто замечает — "набравшиеся" гости вообще, редко что замечают.
Скорее всего, она права, не врать же ей по мелочам-то?
Кухонный таз с горячей водой, кувшин холодной и всего бед, на пятнадцать минут. Оставив тарелки на столе, на сушку, вытер руки полотенцем и вновь сел за стол.
Пока рассказывал свою историю совершенно посторонним людям, точнее — не людям — открыл и еще одну сторону своего дара, полученного при переходе через шунговый экран — если я могу призвать сигареты и зажигалку, то... Кто мне мешает заполучить то, что я хочу? В ограничение по размерам, массе и происхождению, верить не хотелось.
Отодвинувшись от стола, мысленно нарисовал лежащую на нем сигарету. Накрыл "рисунок" ладонью, пытаясь почувствовать рисунок на ощупь.
Получилась стандартная фигня, именуемая в просторечии "индейским домиком".
Представил пачку сигарет и китайскую, прозрачную зажигалку, лежащую на пачке.
Открыл глаза — лежат и есть-пить не требуют!
И, спрашивается, что я делаю не так?!
Раз каноны классической фэнтэзятной магии не действуют, обратимся к собственным наблюдениям: Вельда, активировала свое заклинания шевелением пальцев, словно маститая пианистка играет сложное произведение, левой рукой на арфе, а правой — на фортепиано. Старик Прэн, шептал про себя, одно-два слова-активатора. Драконы, насколько я понял, были насквозь пропитаны магией и, для управления ею, использовали собственный разум. Но это — не точно. "Мои драконы", например, собственные порталы-проходы открывали с трудом. А я — на чистом испуге — в легкую.
Из принципа, призвал свой кинжал, не подумав о возможных последствиях.
Точнее, много о чем забыв.
Когда на стол мягко лег льдисто-синий "Дикошарик", не особо желающий поизображать из себя ваньку-встаньку, захотелось курить.
"Медицинский инструмент", на моих глазах высосавший бога досуха, вновь сменил цвет, удлинил рукоять сантиметров на десять, простецкая гарда, превратилась в какую-то, слишком, на мой взгляд, вычурную и не удобную — ворох коротких шипов, призванных придержать оружие противника, не дать развернуть лезвие. Волнистые кромки, остались волнистыми.
Встав из-за стола, взял клинок в руки и, слегка рисуясь перед самим собой, сделал два выпада-удара, сверху и сбоку, как видел в китайских боевиках.
Свист разрезаемого воздуха, легкое сопротивление уголка стола, которому не повезло оказаться на пути лезвия и... Все.
Для фехтуна... Или фехтера? А, фехтовальщика! Я, все-таки, совершенно бездарен. Больше всего шансов, что я отрублю что-нибудь своим союзникам или себе, любимому. А противник просто сдохнет от смеха, наблюдая на мои танцы с саблей.
Знакомых "рукомах" от моих успехов, приходил в дикое возбуждение, пытаясь понять, отчего я, вроде адекватный, взрослый мужчина, оцениваю расстояния с какой-то, совершенно непонятной, точки зрения. Все, что дальше вытянутой ладони — игнорируется. Все что ближе... Блокируется из любого положения, переходя из короткого блока, в резкий тычок-удар иили порез на отходе. Учитывая, что "Его Величество", особым терпением не отличался... Меч он у меня отнял на третьем занятии, вручил в руки два резиновых ножа и отправил на спарринг, на "карусель выживания". На третьем круге я позорно слился, "отхватив" по уху бамбуковым шестом, но задел был положен. "Рукомах" принялся натаскивать меня на два коротких ножа, искренне восхищаясь, что "законченный правша", работает левой рукой с ножом лучше, чем правой.
За полгода многому не научишься, конечно. Но, с ножами у меня есть хоть какой-то шанс прожить в "средневековом мире хитро сделанных колдунов и сурово насупленных воинов", достаточно долго, чтобы оставить свой след.
Пусть и кровавый.
Остался пустяк — подобрать себе подходящие клинки. По руке, по длине... По красоте, черт дери, ибо оружие просто обязано быть прекрасно!
"Дикошарик", в моих руках, странно дернулся, увлекая к двери, ведущей на ледник с мясом.
За открывшейся дверью, оказалась лестница, которой здесь отродясь и не могло быть: беломраморный язык, метров пяти в ширину, с мелкими ступеньками, пологий и бесконечный, изгибающийся в трехоборотную спираль, диаметром метров пятьдесят. Ажурные перила яруса, на котором я вышел из двери, чуть ниже превращались в массивные, а чуть выше, над моей головой, функцию перил словно выполнял солнечный свет, замерший и слепящий так, что глаза враз заслезились.
Меч увлекал меня вниз по ступенькам, странно вилял кончиком и казалось, что вместо меча у меня в руках, маленькая собаченка, типа таксы или спаниэля, рвущаяся на волю, виляющая хвостом и умильно оглядывающаяся на хозяна, мол, чего ты медлишь, там, столько всего!!!
Ни демону,
Ни богу.
Ни в небеса,
Ни в воду.
Ни на закланье,
Ни на дань.
Нет света звезд,
Нет блеска глаз.
Нет мира...
Ни в душе,
Ни боле...
Странные, не рифмованные, но отчего-то ранящие, строчки. Быть может — привет от прошедших лет, расстояний или множества измерений, что остались между мной и тем самым миром, из которого я позорно сбежал.
Повторяя их про себя, словно всемогущую мантру, осторожно ступал по ступенькам, спускаясь все ниже, ниже и ниже, и ниже. Три витка, что я рассмотрел от "своей" двери, превратились в пять, шесть, десять.
Одурманенный незатейливым стишком, попавшим в резонанс с моими собственными мыслями, бездумно переступал со ступеньки на ступеньку, кажется, даже закрыв глаза.
Что смотреть в бесконечной карусели, в спирали, уходящей в точку?
— Стой! — Голос, нет, точнее будет "ГОЛОС", попытался меня остановить, разбивая плен гипнотического стиха, помноженного на монотонность движений. — СТОЙ! Безумный!
Как, каким чудом я услышать этот крик?!
Но в душе,
Но в судьбе.
Но в краю,
Но в бою.
Крови бой,
Крови стон.
Крови шорох,
Крови звон.
Мир придет,
Лишь глаза ты открой!
И я так и поступил — открыл глаза!
Кто бы не жаждал моей смерти, он очень сильно промахнулся. Промахнулся, создавая все великолепие иллюзии, исчезнувшей, едва я вышел из гипнотического ритма, сделав шаг с последней ступеньки.
Я стоял на ветхой, деревянной лестнице, спускающейся откуда-то с колокольни — у моих ног лежала почти сгнившая вереска, до сих пор привязанная к упавшему сверху, языку колокола. Будь глаза закрыты — сделал бы я свой последний шаг и, одно из двух — либо запнувшись за веревку, либо за позеленевший колокольный "причиндал" и... Дальше только пара секунд свободного падения: сразу за препятствиями открывался раскрытый зев волчьей ямы, с острыми кольями на дне.
Из вредности, поддел тяжелую медяшку мечом и обрушил вниз. Трухлявое дерево против окислившегося металла... Без вариантов — металл победил.
— Кто ты, человек? — Голос, поняв, что я снова в "своем уме", убавил громкости и теперь звучал так, как, по моим представлениям, должен звучать голос Творца Всего сущего — чуть устало, чуть иронично — буднично и открыто. Никогда не мог представить себе Высшее существо, на плечи которого легло создание "всего мира", истеричным, раздраженным или обиженным. Творец всегда Творец. Только... Вот, только... Что прикажете этому Творцу ответить?
— Здравствуйте. — Меня так и подмывало вместо мягкого и вежливого "здравствуйте", ляпнуть невидимому существу детско-истерично-шутейное "Трям", нагло скоммунизденное из мультика. А еще, вот ведь незадача, в голове закрутился совершенно нарковский мультик "Ежик в тумане", и сонмы, и сонмы, породившихся от него, анекдотов.
— "Лошадь! Вот тебе синяя изолента"?! Ха. Ха-ха-ха-ха! — Голос, для которого мои детские потуги скрыть мысли, были сродни попытке бабочки потушить море синее, залился счастливым смехом. — "Синяя изолента"! "Синяя изолента"!
Вволю отсмеявшись, Голос шумно провентилировал легкие, оглушительно чихнув.
Раздавшийся сверху звук падающего колокола, задевающего перекрытия и оттого звенящего всеми нотами мира, заставил меня заняться поисками путей ретирады.
В общем, через ров я перепрыгнул с места... Как говорится, жить захочешь...
Колокол, отчего-то черный, как самая черная дырка, в которой боится прятаться мышка, врезался в последние степени лестницы, почти там, где я стоял до этого, подпрыгнул, медленно-медленно перелетая через ловчую яму, доказывая, что "половина дела" — это половина дела, как ты не крути.
От дури, страха и неожиданности, рубанул "Дикошариком" подлетающую "медную чугуняку", рассчитывая на лучшее.
Вру, конечно.
Ни на что я не рассчитывал — просто сделал то, что первым пришло в голову.
Но, надо отдать должное, пришло в голову самое правильное: колокол, от удара мечом, замер в воздухе, стремительно меняя свой цвет от черного, до блестящего, обжигающего глаз блеском начищенного и отполированного заботливыми руками мастера, металла.
