— Если хочешь на вертолет, нам всегда нужны стрелки. Можешь вызваться добровольцем.
— Да, могу, наверное, — Дэниэлс, кажется, расстроился. — Но вообще у меня и так получается. Еще шесть месяцев, и домой.
— Ну, если передумаешь...
— Да, если передумаю.
К кабине подошел Рубенски:
— Только что друга нашел, мистер Мейсон.
— Он служит в этой части?
— Ага, это моя бывшая рота. Сейчас хочу, чтобы он перевелся в 229-й, бортстрелком.
— А он чего?
— Говорит, давай. Только представьте нас двоих на одном вертолете. Мы ВК просто распашем, реально распашем.
Один из стрелков должен быть борттехником, как Миллер, что я тут же и объяснил.
— А-а, неважно. Достаточно, чтоб мы были в одной роте. Мы с ним в Чикаго прошли огонь и воду. И планы на будущее у нас тоже есть. Знаете, сэр, нас тут столькому научили, что мы с другом, пожалуй, даже сможем выставить банк.
— Выставить банк? Вы хотите ограбить банк?
— Да, мелочевка, конечно. Может, мы возьмемся за что-то посерьезней, чем банк. Вот почему нам так важно быть вместе. Мы можем придумать правильный план. Он — мозг, а я — мускул.
Я бы в жизни не подумал, что Рубенски хочет посвятить себя преступной карьере. Скорее всего, это были просто мечты, которые помогали ему держаться. Я рассмеялся.
— Думаете, шучу?
Я опять засмеялся.
— Подождите, мистер Мейсон. Вот увидите. Рубенски и Макэлрой. Запомните эти имена, сэр. Лучшие из лучших.
— Буду читать газеты, Рубенски.
— Отлично. Вот и все, что мне нужно. Читайте газеты. Дайте нам шанс.
Рубенски обернулся и увидел, что 'сапоги' организуются:
— Сейчас вернусь, — и помчался к группе солдат.
Переодевшись в свежую форму, 'сапоги' возвращались к делу. На борт нам погрузили пустые продуктовые контейнеры плюс пару ребят с легкими ранениями. Когда солдаты уходили от вертолета, я увидел, как Рубенски обнимает одного из них на прощание. Он запрыгнул на борт как раз, когда я запустил двигатель.
ВК, которых выдавливали на юг, двигались к слиянию в долине Кимсон. В этой долине один поворот реки был такой крутой, что почти образовывал петлю. И в этой петле стояла большая деревня.
На Стрельбище, в штабной палатке майор Уильямс показал на карту:
— Это зона Птица. В ней и в джунглях к северу от нее закрепились северовьетнамцы и Вьетконг. Мы будем штурмовать непосредственно деревню. Заход идет над возвышенностью к югу от Птицы и предполагается, что здесь огня с земли не будет. В Птице обнаружены зенитные позиции, но до нашей высадки зона будет тщательно подготовлена. После того, как первая волна окажется на земле, часть наших машин вернется в зону подскока, чтобы взять подкрепления. Удачи. Пошли.
Пока мы шли к машине, Реслер сказал:
— Господи, мне иногда кажется, что я прямо на войне!
— А ты что думал? Что когда ты вернешься, война кончится?
— Надеялся. Боже, видел бы ты Бангкок. Совершенно потрясающие женщины, отличная еда, дикие пейзажи и, самое главное, не стреляют.
Мы подошли к вертолету и забросили шлемы с нагрудниками перед креслами. Гэри делал предполетный обход вертолета [35], а я забрался наверх, чтобы проверить винт и вал.
— Эти девочки такие хорошенькие и застенчивые. Ты натурально в шоке, когда обнаруживаешь, что они просто обожают ебаться.
— Хорош, — ответил я. С винтами было все в порядке, отслоений не обнаружено.
— Нет, правда. Они на меня практически вешались.
И он тут же сказал технику:
— Здесь заклепки не хватает. Не знаю, важно ли, если рядом вот эта пулевая пробоина.
Демпферы были разблокированы, трещин не образовывалось, главная гайка была на месте и видимых повреждений не нашлось. Я спустился вниз.
— Сапфиров-то достал? — спросил я.
— Нет, я в них не разбираюсь. Зато натрахался.
— Гэри, я тебя убью, если ты не заткн...
— У них самые большие глаза, какие ты только видел. Тонкие такие черты. Маленькие, твердые груди и маленькие тугие дырки.
— Тугие? — вздохнул я.
— И сочные, — Гэри хихикнул и пошел вокруг машины, чтобы залезть вовнутрь.
— Господи, мне надо в Бангкок, — пробормотал я. — И дорого это?
— Бесплатно, — ответил Гэри, пристегиваясь.
— Бесплатно?
— Ну. Все твои, сколько выдержишь. И если уйдешь на своих двоих, значит, вообще не пытался.
— Запуск! — заорал кто-то.
Я забрался в свое кресло и пристегнулся:
— Этой ночью, Реслер, я тебя задушу.
Он хохотал до слез.
Строй из пятидесяти машин мчался в прохладном воздухе к зоне Птица. Мы с Гэри были где-то двадцатыми. По дороге говорили немного. Странное щекочущее чувство в животе при начале каждого штурма было у меня, пожалуй, не от страха. По крайней мере, я не осознавал, что боюсь. Вместо этого я сосредотачивался на радиопереговорах, чтобы быть в курсе, как идут дела, напрягал и расслаблял мышцы, чтобы не деревенели шея и плечи (от этого никуда не денешься) и похлопывал по пистолету.
Когда мы прошли гребень, то в котловине увидели зону. Потоки дыма от подготовки поднимались вверх и уносились прочь. Двадцать машин перед нами образовали колонну и пошли вниз, как по лестничным пролетам. Через строй безмолвно проносились здоровенные трассеры от зениток. Единственные звуки боя, которые я слышал, доносились сквозь шлемофоны. За разговорами пилотов я слышал стрельбу их бортовых пулеметов.
— Борттехник тяжело ранен! Я возвращаюсь, — радировал кто-то впереди.
Рядовой первого класса Миллер получил прямое попадание в нагрудник, но осколки пули оторвали ему руку. Если бы пилот мгновенно не вышел из боя, Миллер истек бы кровью до смерти.
— Вас понял. Доставьте его к госпитальному модулю.
Единственной причиной для выхода из боя было ранение члена экипажа или тяжелое повреждение машины. Если ранят 'сапога', ты продолжаешь идти вперед.
Пилотировал Гэри. Мягко удерживая управление, я рискнул и сделал несколько снимков. Я не смотрел в видоискатель, просто щелкал затвором наугад.
Никогда не понимал, почему кажется, что трассеры летят так медленно. Я знал, что они движутся очень даже быстро, но всегда казалось, что их полет ленив. Безошибочен, но ленив.
Ребята впереди нас сделали всю работу, приняли на себя весь риск и потеряли две машины. К тому моменту, как подошли мы, 'сапоги' уже уничтожили тяжелые зенитки, только одна еще продолжала бить.
Мы приземлились на чьем-то огороде и 'сапоги' выскочили, устремившись к опушке. Гэри опустил нос вертолета вниз и мы сорвались с места. Ушли. Целехонькие. Обратно в прекрасное небо, где в прохладном воздухе плывут облачка.
— Отдаю, — сказал Гэри.
— Взял.
Нам предстояло взять на борт еще солдат и вернуться. Гэри настроил радиокомпас на станцию в Кинхон. Нэнси Синатра исполняла 'Сапожки, чтоб пройтись'.
— Довольно неплохой прием, на такой высоте, — заметил Гэри.
— ПошелнахуйДжиАйпошелнахуйДжиАйпошелнахуйДжиАй! — раздалось по радио.
— Ух ты, чарли вышел на нашу волну, — сказал я.
— Чарли, прошу повторить, — отозвался Гэри по тому же каналу.
— ПошелнахуйДжиАйпошелнахуйДжиАй...
— Кто вызывает чарли? — рявкнули с командирского вертолета.
— ПошелнахуйДжиАйпошелнахуйДжиАй, — продолжал голос с восточным акцентом.
Я повернул верньер компаса и когда стрелка пришла в ноль, получил примерное направление на передатчик:
— С юга.
Гэри вызвал командира:
— Перехватываем передачу чарли с южного направления.
— Вас понял.
— ПошелнахуйДжиАй... — высокий голос все продолжал и замолчал, как только 'Хьюи' развернулся в его сторону.
— У мелкого гука явно яйца есть, ага? — сказал Гэри.
— Это точно. Они, небось, больше, чем он сам.
Если бы всех гуков поубивали, то лучше бы этот остался. Каждый раз, слыша его вдохновенное стаккато насчет 'Пошел на хуй, Джи-Ай', я хохотал до потери пульса. Кто-то еще в этом мире ссал против ветра.
Пока командирский вертолет пытался запеленговать вьетконговскую передачу, мы с Гэри добрались до зоны подскока и взяли солдат на борт.
Вторая посадка прошла без приключений. Мы приземлились справа от деревни в каких-то садах. Нам приказали заглушить двигатель и ждать, пока на борт погрузят трофеи, захваченные в бою.
Пока мы шли пешком к захваченной и уничтоженной деревне, 'Чинуки' доставляли артиллерию. Когда-то колыхавшиеся пальмы превратились в нелепые палки, торчавшие между воронок и сожженных хижин. Я не видел ни одного живого вьетнамца.
Трупы ВК складывали рядом с бункером. У некоторых не хватало голов или конечностей. Другие были обожжены, их лица исказились в болезненном, гротескном крике. Стрелок ВК лежал у пулемета, его рука, прикованная к оружию, задралась вверх. Американские солдаты обыскивали трупы и, найдя оружие, складывали его во все растущую кучу. Большинство улыбались победной улыбкой. Дым от сгоревшего дерева хижин мешался с вонью от сгоревшего мяса и волос. Солнце палило, воздух был влажный.
На берегу реки несколько 'сапог' развлекались с лодками-корзинами — плетенками шести футов в диаметре. Солдаты плескались, как дети. Крестьяне использовали эти лодки для рыбалки. Сейчас, конечно, никаких крестьян не осталось.
Над рекой все еще вращалось гигантское водяное колесо. Оно было футов двадцать пять в диаметре, пять футов шириной и сделали его исключительно из бамбука. По периметру колеса горизонтально располагались длинные бамбуковые трубы, закрытые с одного конца. Внизу они наполнялись водой, а вверху опорожнялись в желоб, проводящий воду на поле. Вода поднималась больше чем на двадцать футов и методично выплескивалась в желоб, безразличная к судьбе строителей.
'Сапог' внизу схватил колесо, попытавшись его остановить. Оно подняло его из воды. Он выпустил его, поднявшись на десять футов. Тут же еще один 'сапог' тоже вцепился в колесо. Оно пронесло его до самого верха и вновь опустило в реку. Двое попробовали одновременно и колесо замедлилось, почти остановилось, но все же протащило их через верх. Когда этим занялись трое, колесо все же подняло их воды, прежде чем замереть. Они разразились радостными воплями. Победа!
Я осмотрел одну из плетенок. Она была настолько туго и точно сплетена, что не пропускала воду. Ее не конопатили между полосами, но все же лодка не текла. И лодку, и колесо построили из материала, который рос вокруг деревни. Мне стало интересно: как наши технологии могут помочь вьетнамцам? Может, после того, как мы поубиваем таких людей, как эти крестьяне, которые были способны так элегантно жить в своей стране, тем, кто останется, понадобится наша технология. Водяное колесо было эффективно ничуть не меньше, чем любой механизм, который смогли бы создать наши инженеры. Знание, которое помогло его построить, систематически уничтожалось.
Мы провели час в Птице. Я все смотрел на колесо и на людей, которые с ним играют и думал, кто же здесь варвар.
Когда мы взлетели, я увидел, куда шла вода. По этому полю не ходили люди и там ничего не росло. Вода заполняла воронки от бомб.
На следующий день, вместо того, чтобы отправить нас с Гэри на штурм, нам придали специальную команду радиоразведки, чтобы выследить ВК, который все еще вел передачи по нашим каналам. Разведка выяснила, что северовьетнамский генерал передавал сообщения своим войскам, не стесняясь нашего присутствия. В штабе решили взять этого генерала. Особые команды солдат стояли в готовности.
В грузовую кабину поднялись четверо со здоровой антенной пеленгатора. Мы летали по долине то туда, то сюда, выполняя их требования. Один хлопнул другого по плечу и вызвал меня через переговорное устройство:
— Ладно, ложитесь на курс один-восемь-ноль. Попался, уебок.
Высадили солдат, окруживших запеленгованное место. Те обнаружили горевшие костры, всякое разное имущество и еду, но не нашли ни радио, ни ВК, ни генерала.
— Ладно, возвращайтесь на два-семь ноль, — сказал нам командир группы. Пилотировал Гэри, так что я развернулся, чтобы поглазеть на разведчиков.
Они, похоже, разозлились.
— Чего там? — спросил я.
— Гуковский генерал опять в эфире. И ржет.
Они продолжали вращать крестообразную антенну. Мы несколько раз сменили курс, прежде чем они вновь вычислили местоположение генерала. Пока мы возвращались для дозаправки, туда послали еще одну команду солдат.
Вновь поднявшись в воздух, мы узнали, что место опять было пустым, за исключением признаков того, что его поспешно покинули. Люди в грузовой кабине качали головами. Один из них сказал мне:
— Охуеть. Этот гук — натуральная лиса.
После еще двух часов полета над долиной, генерал позволил обнаружить себя еще раз. За каким дьяволом ему это было нужно? Вновь послали команду. И опять обнаружился поспешно оставленный лагерь. Операцию прекратили с началом сумерек и решили возобновить наутро.
Генерал играл в свою игру еще два дня, пока она не потеряла смысл. Разведрота Кавалерии взяла в плен северовьетнамского полковника. Тот заговорил и выдал расположение штаба, который генерал пытался спасти. Это место, прозванное Железный Треугольник, находилось в противоположном направлении. Генерал уводил нас от своего гнезда. Больше его не слышали. Железный Треугольник был захвачен после двух дней ожесточенных схваток. Все решили, что с чарли в Бонсон наконец-то все. Но бои продолжались.
И вскоре после этого мы с Гэри вновь услышали знакомые песнопения нашего старого приятеля: 'ПошелнахуйДжиАйпошелнахуйДжиАй...'.
Хуже, чем сорняки выводить.
Кайзер, ссутулившись, глядел вперед. Казалось, что он игрок проигрывающей футбольной команды, но на самом деле он был уставшим вертолетчиком.
Я курил 'Пэлл-Мэлл', прислонившись к двери, чтобы расслабить ноющую спину. Мы летали на штурм больше восьми часов подряд, без перерывов, и теперь направлялись обратно на Стрельбище.
— Желтый-2, Священник-6.
— Священник-6, вас понял, продолжайте.
— Вас понял. Ложитесь на курс два-шесть-девять и сделайте, что можете.
— Вас понял, — ответил я. Пока я настраивался на частоту 'сапог', Кайзер качал головой.
— Желтый-2, Росомаха-1-6. Мы под плотным минометным огнем, у нас несколько тяжелораненых.
— Вас понял, скоро будем. Ваши координаты?
Лейтенант прочитал шесть цифр и я нанес их на карту. Место было всего в двух милях. Я показал на карту Кайзеру и тот молча изменил курс. Я прислонился к двери и выкинул в окно сигарету. Может, она расчистит джунгли.
По дыму, заполнявшему поляну, найти их было несложно. Если не считать дыма, никакой другой активности я не видел.
— Желтый-2, у нас чисто. Повторяю, чисто. Минометы прекратили огонь.
— Вас понял, садимся.
Типа того. Никто из нас не думал, что часть попала в ловушку, окружена. Что минометы могут начать стрелять в любой момент. Всем было без разницы.
Мы зашли на поляну в тенях, заходящее солнце было впереди нас. Даже когда Кайзер провел машину над высокими деревьями, я не почувствовал адреналина. Я выпрямился, расправил плечи, положил руки на управление, но не встревожился.
Рубенски внезапно дал очередь по деревьям справа от нас.
