От автора
Это мой собственный рассказ о том, что я увидел во Вьетнаме, и как это повлияло на меня. Все события реальны; хронология и география настолько близки к настоящим, насколько я знаю. Имена персонажей и их мелкие черты изменены (если это не было бессмысленно делать), из уважения к их праву на личную тайну.
Я хотел бы извиниться перед "сапогами", если им не пришлось по душе это слово. Я не испытываю к ним ничего, кроме уважения, вспоминая о них и о тех условиях, в которых им пришлось служить.
Я надеюсь, что такая подборка моих воспоминаний заставит заговорить и других ветеранов. Я считаю, что о вьетнамской эпохе и о том, как она повлияла и на отдельных людей, и на общество в целом, невозможно знать слишком много.
Вместо того, чтобы остановиться на политических аспектах войны, я сосредоточился на том, чтобы рассказать о реальной жизни вертолетчика во Вьетнаме в 1965-66 годах. Я надеюсь, что события будут говорить сами за себя.
Также я хотел бы поблагодарить Мартина Круза Смита, Нокса Баргера, Джеральда Ховарда, Констанс Синкотти, Джека и Бетти Мейсон, Джеральда Таулера, Брюса и Сюзан Дойл и Джима и Эйлин Хелмс за их щедрую помощь и ободрение.
Я в особенном долгу перед своей женой Пэйшнс за ее постоянную поддержку в тяжелые времена — и в написании книги, и в той жизни, о которой эта книга рассказывает.
Пролог
Я пошел в армию в 1964 году, чтобы стать пилотом вертолета. Теоретически, я знал, что меня могут послать на войну, но по глупости считал, что такое может произойти только в случае национальной катастрофы.
Я ничего не знал ни о Вьетнаме, ни о его истории. Я не знал, что французы захватили Вьетнам после двадцати лет попыток, в 1887 году. Я не знал, что в ходе Второй мировой наша страна поддерживала Хо Ши Мина в его борьбе против японцев. Я не знал, что когда вьетнамцы считали, что уже разделались с колониализмом, британские войска, оккупировавшие страну, с согласия Америки преподнесли ее обратно Франции. Я не знал, что Хо Ши Мин вновь начал борьбу за изгнание французов, и борьба эта длилась с 1946 года до французского поражения при Дьен-Бьен-Фу, в 1954 году. Я не знал, что свободные выборы, назначенные Женевской конференцией в 1956 году были заблокированы, поскольку стало ясно, что Хо Ши Мин победит. Я не знал, что наше правительство поддерживало деспотичного и продажного лидера по имени Нго Динь Зьем, а потом принимало участие в его свержении и смерти в 1963. Я не знал ничего из этого. Но те, кто решил начать войну, знали. А я знал, что хочу летать. И больше всего на свете хочу водить вертолеты.
Часть 1
Девственники
Глава 1
Крылья
Экспериментальная дивизия, которой было поручено испытать концепцию [воздушного штурма] вызвала сильнейшее межведомственное противоречие за последние годы. Существуют определенные сомнения относительно того, как такие аэромобильные части покажут себя на настоящей войне.
"Ю. Эс. Ньюз энд Уорлд Рипорт", 20 апреля 1964 года.
Июнь 1964 — июль 1965
Ребенком я мечтал о левитации. В этих мечтах я мог взлететь с земли, только если никто не смотрел. Мой дар покинул бы меня, стоило лишь кому-то взглянуть.
Я был мальчиком с фермы. Мой отец работал на своей собственной и на других фермах, и на рынке в Пенсильвании, в Нью-Джерси и Западной Вирджинии. Когда мне было девять лет, он начал работать на большой птицеферме к западу от Делрэй-Бич, во Флориде. Здесь, в перерывах между работой по дому, я мечтал о полетах — до такой степени, что действительно строил высокие башни, чтобы оторваться от земли.
К тому времени, как я пошел в среднюю школу, мой отец переключился с сельского хозяйства на торговлю недвижимостью и мы переехали в город. Когда я учился в предпоследнем классе, мой друг, неопытный пилот, обучил меня основам управления легким самолетом. Самолет стал большим шагом вперед по сравнению с механизмами, о которых я мечтал: у него всегда получалось взлететь. Ко времени моего выпуска у меня уже была лицензия пилота-любителя. В 1962 году, после того, как я кое-как проучился два года во Флоридском университете, я отчислился и отправился путешествовать по стране.
Годом позже, в Филадельфии, со мной случились две очень важные вещи. Во-первых, я встретил Пэйшнс, мою будущую жену[1]. И во-вторых, я пошел в армию, как летчик-кандидат. Когда в июне 1964 года я приехал в Главную вертолетную школу Армии США, в Форт-Уолтерсе, в Техасе, то считал, что осуществил мою самую заветную мечту. Я провел машину через главные ворота. Вертолеты летали над холмами неподалеку, вертолеты проносились над головой, везде были вертолеты. Мой попутчик, Рэй Уорд высунулся из кабины и заухмылялся. Он тоже пошел в армию, чтобы стать вертолетчиком. Мы подъехали к группе бетонных зданий, похожих на общежитие. Там был знак, который гласил: "УОРРЕНТ-КАНДИДАТАМ ДОКЛАДЫВАТЬ ЗДЕСЬ". Впечатляло. Мы уже прошли курс начальной подготовки в Форт-Дикс и плюс месяц дальнейшей подготовки в Форт-Полк и считали, что все армейские постройки — это что-то в духе Второй мировой: старинные, деревянные, зеленого цвета. Я остановил машину.
— Ух ты, здорово, — улыбался Рэй. — Спроси этого парня, куда нам багаж забросить.
Парень, о котором он говорил, молча направлялся к нам. Это был сержант, в белом шлеме и ярких нарукавных повязках. Но мы уже не были новобранцами и бояться нам было нечего.
— Скажите, сержант, — обратился я к нему приветливым тоном, — а куда бы нам багаж забросить?
— Багаж? — он дернулся от гражданского слова. И я и Рэй были в штатском.
— Ну да. Нам надо доложиться до пяти, и надо где-то в форму переодеться.
— Вы кандидаты? — он спросил это негромким, мягким тоном, с тем плохо скрытым презрением, которое я так часто видел в ходе начальной подготовки.
— Ага, — кивнул я, подтянувшись.
— Так хули вы тут раскатываете в гражданском?! Вы что, туристы?
— Никак не...
— Машину поставили на ту стоянку! Живо! Сами с багажом сюда! Бегом! Пшли!
— Есть, сержант, — ответил я автоматически. Я сдал назад, а сержант глядел на нас бешеным взглядом, стиснув кулаки на бедрах.
— Развернись, — сказал Рэй.
— Некогда. — Я провел машину задним ходом всю дорогу до стоянки.
— Ох, блин, — сказал Рэй. — Похоже, это будет не пикник.
Никто из нас не подозревал, что в армии учат водить вертолеты точно таким же манером, как ходить строем и стрелять. Но так оно и было. 120 кандидатов нашего класса назывались "уоррент-кандидаты". Уоррент-офицер специализируется в какой-то особенной профессии. Среди многих других бывают уорренты-электронщики, уорренты-снабженцы и уорренты-пилоты. Звания уоррентов — первый уоррент-офицер, второй чиф-уоррент, третий чиф-уоррент и четвертый чиф-уоррент соответствуют второму лейтенанту, первому лейтенанту, капитану и майору, причем уоррент-офицеры получают те же привилегии и почти ту же зарплату, что и настоящие офицеры.
Когда я впервые услышал о программе подготовки авиаторов-уоррентов, я был гражданским и меня мало волновало, что означает звание. Все, что я знал — они летали. Обучение летному делу занимало девять месяцев. Оно начиналось с месяца предполетной подготовки и четырех месяцев начальной летной в Форт-Уолтерс, за которыми следовали еще четыре месяца дальнейшей летной подготовки в Форт-Ракер, в штате Алабама. Предполетное обучение — это был период непрерывных унижений, его целью было отсеять тех, кто лишен задатков лидера. Если вы выдерживали такой прием, вас действительно начинали учить летать. А потом пытались вышвырнуть за ошибки или за медленное освоение летного дела, и это не считая обычной ругани, сопровождавшей всю программу подготовки уоррент-офицера. Предполетники передвигались только бегом, в столовой сидели на краешках стульев, драили полы до блеска и обязаны были по-уставному вешать одежду в своих шкафах. Нам позволяли покинуть базу только на два часа, в воскресенье, чтобы сходить в церковь. В общем, тот же бред, что и в ходе начальной подготовки, только еще хуже.
Сержанты назначали нас на разные должности в курсантской роте: командиры отделений, командиры взводов, первый сержант, взводные сержанты и так далее. Один из нас должен был стать командиром курсантской роты. Мы должны были занимать эти посты в течение недели, а инструкторы пытались довести нас до безумия и оценивали наши реакции. К несчастью, я оказался первым командиром курсантской роты.
Среди нас были и старослужащие, которые пошли учиться летать. Остальные, как я и Рэй, так и пришли прямо с гражданки. И если по-честному, то Богу следовало поставить командиром роты парня поопытней. Но Бог, в лице сержанта Уэйна Мэлоуна, редко когда поступал по-честному. Моей первой официальной задачей, как командира роты, было провести роту в столовую, за четыре дома отсюда. Дело нехитрое. Смирно. Налево. Шагом марш. Стой. Пищу принять. Но сержант Мэлоун, его приятели и начальник класса создали препятствие. Они стояли прямо передо мной и орали на меня, а я пытался построить роту по стойке "смирно".
— Ну так что, кандидат? Идете в столовую, или нет? — рявкнул начальник класса, нос которого почти касался моего.
— Так точно, сэр. Если вы дадите дорогу, я...
— Что? — он ушам не поверил. — Дать тебе дорогу!
И к моему оппоненту тут же присоединились остальные:
— Кандидат, ты как со старшими разговариваешь?
— А ну быстро отвел эту ораву в столовую, пока не закрылась!
— Есть, сэр! — я едва слышал собственный голос. — Рота, смирно! — крикнул я, но из-за воплей сержантов и начальников никто не слышал моего голоса.
— Они тебя не слышат! — заорал начальник, дыша мне в лицо. Я попробовал еще раз. Опять никто не слышит. Я поднял руку вверх и опустил ее. Командир взвода крикнул:
— Смирно!
Сигналы жестами? Как только мои одноклассники стали по стойке смирно, несколько офицеров бросились к строю с криками:
— Кандидат, ты слышал команду "смирно"? А почему тогда встал "смирно"? А нет сигнала жестом для команды "смирно"! — и так далее. Постепенно они дали мне командовать, потому что столовая закрылась бы. Потом — бегом марш до столовой и подтягивания и отжимания снаружи. Внутри мы расселись на краешки стульев и ели вилками, поднимая их из тарелок вертикально и поднося ко рту под уставным углом. Подобные вещи — обычное дело для всех кандидатских школ, но какое отношение это имеет к полетам? Ответ в том, что в армии каждый в первую очередь военный, и лишь во вторую специалист. Нам должны были выдаться долгие девять месяцев. В первую неделю я должен был вовремя отводить нас в классы, следить, чтобы комнаты были в идеальном состоянии и Боже упаси, чтобы у кого-то оказалась ненадраенная пряжка ремня. Я ни разу не сломался и не заплакал, как некоторые, когда меня донимали, но все же мои реакции были неудовлетворительными. Я отвечал на вопли моих мучителей своими собственными воплями. Сопротивление, плюс очевидная неопытность дали в итоге плохие оценки. Когда я стоял в строю, сержант Мэлоун, в кабинете которого висела табличка Woccus Eliminatus, частенько шипел мне в ухо: "Тебе не добраться до выпуска, кандидат". И когда четыре недели предполетной подготовки истекли, Мэлоун и в самом деле поместил мою фамилию в список из двадцати восьми кандидатов, предназначенных на отчисление.
Я помню, как мне было погано, когда я сидел в темном коридоре вечером, прежде чем предстать перед комиссией. Я провалился еще до того, как получил шанс хотя бы посидеть в кабине вертолета. Если меня вышвырнут, я буду должен прослужить оставшиеся три года, как пехотинец, и это унижение было нестерпимо. Рэй Уорд и я прошли через начальную подготовку, потом через дальнейшую и попали в летную школу, и я провалился в первый же месяц. Прежде, чем появился список, Рэй подбадривал меня и говорил, что на самом деле у меня все отлично получалось, и никто не собирается меня отчислять. А я припомнил, как Мэлоун нашептывал угрозы. Кроме того, офицер-инструктор объявил, что исходя из его анализа моего почерка, я определенно не гожусь в летчики. Я знал, что буду в этом списке. И я там был. Мы с Пэйшнс решили, что она и Джек, наш сын, которому был месяц, будут жить с моими родителями во Флориде, пока я не закончу предполетную подготовку. А потом они отправятся в Техас и поселятся недалеко от базы. Я почти собрался позвонить ей и сказать, что я все слил. Не смог. Я решил дождаться комиссии.
На следующий день комиссия вызывала двадцать восемь обреченных кандидатов по одному. Мое имя было названо после обеда и к этому времени я окончательно оцепенел. Я помню, как зашел в кабинет, где заседала комиссия, горя от страха и напряжения. Я сел на краешек стула в центре кабинета. Майор смотрел несколько мгновений на меня, а потом на рапорт, лежащий перед ним. Семь остальных членов комиссии пристально меня разглядывали. Майор заговорил, и пальцы стенографиста задвигались.
— Здесь говорится, что вы не проявили ни малейшего признака энтузиазма в обучении навыкам командира. Ваши инструктора утверждают, что вы не проявили заинтересованности в деятельном исполнении обязанностей командира курсантской роты.
И тогда заговорил я. Не помню точно, что я сказал, но я говорил в спокойном и убедительном тоне, совсем не так, как действительно себя чувствовал. Я сказал им, что только что прошел начальную подготовку и не имел опыта. Я очень серьезно относился к тому, чтобы закончить школу, просто, возможно, и не показывал этого. Я летал с семнадцати лет. "Я хочу быть вертолетчиком. Я учился этому, и думаю, что оценки предполетной подготовки доказывают это. Когда я буду возить солдат, я надеюсь стать одним из лучших вертолетчиков, которые только заканчивали школу. Вы не дадите мне шанс?". Я говорил пять минут. Стенограф кивнул в знак того, что слова записаны. Майор сделал пометку в моем деле.
— Подождите в ротной казарме, пока мы вас не вызовем.
Я ждал с собранными вещами и видел, как мои одноклассники избегают и меня, и других изгоев. Когда посыльный из кабинета произнес мое имя, я чуть не выпрыгнул из собственной шкуры. Я ворвался в штаб курсантской роты и крикнул:
— Кандидат Мейсон по вашему приказанию прибыл, сержант!
Мэлоун глянул на мои ноги и рявкнул:
— Не попал на белую линию, кандидат! Выйти и зайти снова!
Я повернулся кругом, вышел и попытался встать на белой линии перед столом Мэлоуна, прикасаясь к ней лишь носками ботинок, не глядя вниз. После еще двух попыток мне это удалось. Мэлоун вразвалку подошел ко мне сбоку. Мои глаза сверлили стену.
Мэлоун заговорил мне в ухо:
— Мне больно говорить, кандидат, но комиссия по отчислению, в своей безграничной мудрости, решила восстановить твою жопу в списках.
Я обернулся, улыбаясь этим новостям.
— Равнение на середину, кандидат! — моя голова резко повернулась обратно. — Да-да, они решили тебя оставить, вопреки моим яростным возражениям, должен тебе сказать. А потому тащи свою везучую жопу вон отсюда. В казарму, к твоим приятелям. Пшел!
Я повернулся и выбежал, смеясь всю дорогу до казармы. Я позвонил Пэйшнс и сказал, чтобы она приехала.
