Фэнтези 2016 Кинопольский Волк

Теперь настала очередь Лакса остановиться и перевести на неё удивленный взгляд.

— С чего ты взяла?

— Когда его поставили главой Мантейфеля, — Копи чуть не задыхалась от волнения, — его стала раздражать Коалиция и он решил её разгромить. А ещё, чем больше будут убивать, тем больше его Мантейфель получит полномочий. Такая вот интрига. И ещё, он очень весело всё это воспринимает. Как будто он здесь хозяин. Я правильно угадала?

— Нет, неправильно. Твоему отцу вся эта кровь совершенно не нужна. Его работа — чтобы трупов не было, а у нас их уже на целую гектакомбу. Даже если он уничтожит Коалицию, он перед Москвой отчитаться не сможет. И даже тем, кто об этологии не слышал, станевится ясно, что членство в Коалиции даёт ему достаточно уважения и никаких проблем. Тут он может приказывать всем. А после разгрома ему пришлось бы отлавливать их поодиночке.

— А кто же тогда? Я знаю этого человека?

— Разумеется, — Лакс снова зашагал. Копи еле за ним поспевала, — я не знаю никого, кого не знала бы ты. Не забывай, я только пару дней в Кинополе и большую их часть я брожу по окрестным лесам. Мне остаётся только наблюдать и прикидывать. Смотрел я много, а только что — увидел. И сейчас надо увидеть твоего отца. Потому что то, что сейчас творится — это только начало. Целая река крови упирается в эту платину и очень скоро шлюз будет поднят. Этот человек не остановится.

— Ты можешь сказать, кто он?

— Лучше твоему отцу. Тут надо развёрнуто.

— Скажи сперва мне. Без пояснений, просто. Если я буду знать и донесу до него, он легко раскопает.

— У меня нет доказательств, только наблюдения. Может и не найти. Подожди, сейчас посмотрю.

Волченя прямо на ходу распахнул рюкзак, достал телефон и обнаружил, что тот заблокирован и нужен код. Громко выругался и чуть не запустил им в дерево.

— Лакс, тебя могут убить прямо сейчас! Если тебя убьют, а я убегу, что я отцу скажу? Этот юный биолог шёл рядом со мной, он знал, кто устроил эту мясорубку, но хотел рассказать тебе, потому что без списка литературы и рецензентов он результаты не публикует. Сейчас его убили, а статью он так и не написал. Такая вот, брат, этология!

— Я не могу давать информацию, которую не проверил до конца. Потому что уверенности тут не достаточно. На острове я тоже был абсолютно уверен, что прав. А оказалось — я полностью ошибаюсь. Сейчас у меня есть гипотеза, сильная, но проверяемая. Пока я её не проверю, я говорить её не могу. Почему? Да потому что она слишком симпатичная и в неё легко поверить, а опровергнуть непросто. И если она не верна, а твой отец возьмёт её в разработку, — особенно если услышит не от меня, а в чужом пересказе, — то настоящих убийц мы уже никогда не найдём!

— Ну, как знаешь, юный разведчик. Кстати, я ещё кое-что вспомнила.

— Что?

— Очень может быть, что мы не сможем выйти к генеральским домам.

— А почему?

— Потому что площадь Калинина, на которой соберутся народные мстители — совсем рядом.

Парадные ворота парка, выходившие на проспект, по-настоящему радовали глаз. С колоннами и тонким сводом арки, уже тронутые желтизной старости, они просто очаровывали. К ним хотелось прислониться и уже больше никуда не ходить.

Разумеется, прохожие к воротам привыкли и не обращали на старину никакого внимания. Людей уже было много, причём большая часть шла в левую сторону. Видимо, торопились на то самое богослужение. Прошли три милиционера и какой-то человек важного вида.

— Всё разрешено, — говорил он так громко, что было слышно даже Лаксу, — Всё разрешено и утверждено, ясно? Одобрили, ещё позавчера.

Волченя был настолько погружён наблюдения, что чуть не стукнулся лбом о чёрные прутья. Нахмурившись, он дёрнул за створку, но ворота оказались заперты.

— Когда открывается? — спросил он Копи.

— Наверное, в девять. Или позже. А может, некому открывать — все на служение ушли.

— Разве такое может быть?

— Сейчас такое время, что "может быть" всё, что угодно!

— Уяснили. Полезли через забор.

На них никто не обратил внимания. Уже нагревшийся асфальт покалывал ноги, а люди проходили мимо, даже не оборачиваясь. Копи делала вид, что на ней сейчас нормальное платье, но потом поняла, что смотреть на неё некому. За два года работы Церкви Воссоединения люди начали привыкать к странностям и чудесам.

— Лакс, ты куда?

— К Калинину.

— С ума сошёл, что ли?

— Надо закончить наблюдения.

— Лакс, ты собирался говорить с моим отцом и уверял меня, что знаешь, кто всё это устроил.

— Сперва посмотрим. А потом поговорим. Уточнить надо.

— Нас убьют.

— Не убьют.

— Ты уверен?

— Они не начнут убивать раньше срока.

Народу было полно, причём был он довольно мрачного вида. Были здесь бритоголовые, которые не понравились Лаксу сразу. Были уже знакомые ему экологи. Те пытались им что-то втолковать. Было и огромное количество взбудораженных людей, без особых примет.

Бронзовый дедушка Калинин смотрел на происходящего с ужасом.

— Смотри-ка!

— Что такое?

Галдёж на площади стоял адский, и приходилось сначала наклонять к собеседнику ухо, а уже потом всматриваться в ту сторону, куда указывает рука.

— Там, возле памятника. Помнишь этого человека?

— Помню-помню...

Варфоломей Гудзенко даже не смотрел в их сторону. Сперва он о чём-то беседовал со своим соседом, а потом стал продвигаться поближе к сцене. Он вымылся и переоделся в чёрный костюм, а глаза блестели так, словно и не было ни многотрудного вечера, ни бессонной ночи. Только лысина немного потускнела, да кожа казалась бледней, чем вчера.

— Очень примечательное зрелище.

Лакс обернулся. За его спиной изящно опирался на спинку лавочки парень лет двадцати с аккуратно подбритыми усами и бородой. Одет он был в дорогой костюм, совершенно неуместном на этом сборище. Тем не менее, явно чувствовал себя как дома. Умные глаза, казалось, видели тебя насквозь.

— Простите, — Лакс почесал затылок, — я вас где-то видел, а где — не помню. Мы не могли встречаться?

— Не могли. Я только сегодня из Лондона. Артемий Лосиноостровский, — он протянул руку.

— Александр Волченя, — Лакс протянул руку, — а это Лариса Апраксина. Она у меня консультант.

— Апраксина? — Лосиноостровский поднял бровь, — Она случайно не родственница одному из главных городских "природоохранителей"?

— Возможно. А чей родственник вы?

— Ну, мои родственники больших постов не занимают. Они делают деньги другими способами, — Лосиноостровский закурил, — Кстати, что привлекло будущего биолога на площадь? Вы решили побороться за престиж отечественной науки.

— Меня интересует поведение людей и других животных, — ответил Лакс, стараясь не сбиться с правил этого странного диалога, — Я и пришёл понаблюдать. А откуда вы знаете, что я биолог?

— Мне рассказал про вас один охотник. У вас довольно примечательная внешность, так что я легко вас узнал по его описанию. К тому же, убийство вашего дяди не могло не привлечь внимания в том числе и к его родственникам.

— Ну, я рад, — Лакс кивнул, — я рад, что про меня знают в городе, которого я пока, признаться, почти не знаю. А зачем сюда пришли вы?

— Здесь есть несколько моих друзей. И меня интересует социальная активность населения Российской Федерации. Я часто провожу такие исследования. К тому же, мне просто любопытно. Например, я бы очень хотел послушать вживую выступление представителей примечательной Церкви Воссоединения, которая, если верить их теоретическим трудам, считают русских богоизбранным народом наравне с корейцами. Была надежда, что прибудет сам патриарх Вальтер Ким. Но, к сожалению, я вижу, что сейчас будет выступать всего-навсего рядовой пастырь из новообращённых. Причём он личность более чем примечательная и широко известная в определённых кругах. Я и не подозревал, что Варфоломей так быстро отойдёт от почитателей Атаульфа Мюнхенского. Это делает его речь особенно интересной. Надо обязательно его послушать.

— Ну, вы слушайте, а нам пора. Кролики ждут.

Лакс пожал ему руку, перевёл взгляд на постамент — там уже ставили микрофон и колонки — а потом развернулся и начал выбираться из толпы. Завороженные люди даже не пытались ему мешать. Копи выбиралась следом, мечтая загрызть того лесничего, который положил в ящик это дурацкое псевдокимоно вместо нормального летнего сарафана.

Она догнала его уже на краю площади, где люди стояли свободней.

— Ну что, закончил свои наблюдения?

— Закончил.

— И что увидел нового и полезного?

— Ничего. Новых результатов почти не получено.

— Замечательное дело! Ты даже не послушал, что они будут говорить.

— И не буду. Мне не важно, что они здесь будут говорить. Намного интересней узнать, что услышат люди на площади.

— Ты потратил на это двадцать минут!

— Копи, не возмущайся. После истории с нападением на лагерь я стал проверять мои гипотезы более тщательно. Теперь я закончил проверку и можно идти к генеральским домам. Кстати, где они?

— Вот тут, прямо перед нами.

Огромный белый дом, прекрасный образчик сталинского ампира, просто подавлял своей степенностью. Широченный и пятиэтажный, он занимал целый квартал. Полукруглые окна на первом этаже, колонны по фасаду и две арки с лепниной по краям словно приказывали случайному прохожему переходить на строевой шаг, когда проходишь мимо таких важных чинов. В таких домах не живут, сюда вселяются.

Во дворе царило спокойствие. Дворник в оранжевой тужурке подстригал траву газонокосилкой. Солнце горело на стёклах дорогих машин, припаркованных прямо под окнами.

Копи набрала на домофоне номер квартиры. Лакс прислонился спиной к штукатурке и выдохнул. Зверь был вычислен, но как на него охотятся, он не знал. Впрочем, это значило немного. Охотиться будет Апраксин.

Замок пискнул и дверь распахнулась. За ней был светлый подъезд с полом в шахматную плитку. Пахло свежестью и чистотой.

"Ну всё, — подумал Лакс, — вот мы и за чертой. Теперь два хищника будут охотиться друг на друга".

XXVIII. За чертой

Первое, что поражало в квартире Апраксина — потолки. Они были по-настоящими высоченные. Казалось, их строили с тем расчетом, чтобы по комнатам можно было летать. Только потом он заметил скруглённые дверные проёмы, скрипучий старый паркет и непривычно голые стены. Шкафы и полка уже заняли свои места, но чуть дальше, возле входа в комнату, по-прежнему громоздились не распакованные ящики.

Лакс хотел разуваться, но обнаружил, что никакой обуви нет. Поэтому просто посмотрел в зеркало и разгладил волосы. Сейчас Волченя был похож на Маугли, чудом унёсшего ноги от пакистанского спецназа. Он осторожно опустил на пол рюкзак и пошёл следом за подругой.

Апраксин дожидался их в кабинете — огромной светлой комнате, выходившей во двор. На стенах висела большущая карта Кинополя, ещё более громадная и подробная карта заповедника ("Лесная Сказка" была перечёркнута свежим красным крестом), а также картина в непривычно реалистичном духе, изображавшая браконьерскую охоту на кота-манула где-то в Центральной Азии. Громадный дымчатый кот летел на браконьера, выставив лапы, и с первого взгляда становилось ясно, что нарушителю природного баланса сейчас будет худо.

Апраксин сидел за столом, уставившись в одну точку и напряжённо о чём-то думал. Он был в штатском чёрном свитере и небритый, а рядом стояли так и не початая бутылка креплёного вина в соседстве с гранёным стаканом. Заметив Копи, подполковник поднялся и поставил вино в стенной шкафчик.

— Сначала не нашёл водки, — заметил он, — теперь и повода напиться нет. Всё отобрали. Садитесь и рассказывайте.

— Мы были в Лесной Сказке... — начала Копи.

— Я уже знаю, что было в Лесной Сказке, — отозвался Апраксин, — Только мне сказали, что вы убиты. А вы живы. Это непорядок. Если вы призраки, признавайтесь сразу. Если нет — признавайтесь, как ушли.

— Мы не призраки, — сказала Копи, — мы вполне настоящие. А ушли через забор. Сейчас все так ходят.

— Хорошо. Кто будет рассказывать?

— Он. Он больше видел.

— Ну, здорово. Начинай.

— Сперва мяса, — попросил Лакс, — и куда-нибудь сесть. Я всю ночь на ногах, скоро хвост отвалится.

— Сесть можно вон на то кресло. Только газету постели, а то не отчистим потом. Вот эту вот газету, её не жалко. Копи, добудь волку мясо. И себе добудь. У вас была непростая ночь. И, раз уж вы живые, скажи, кто там ещё уцелел.

— Похоже, что ещё жив Лучевский. Его Маргадалян подобрал. Он довольно истощён, однако голова целая.

— Маргадалян — это отдельная песня. Давай про лагерь.

— На лагерь напали, — начал Лакс, — судя по речёвкам и гимну, это были люди из Церкви Воссоединения. А руководил ими такой Варфоломей Гудзенко, бывший электрик. Он, кажется, вам знаком.

— Ещё как знаком! Так что он там делал?

— Он ими всеми командовал. А ещё до этого приходил на разведку. Говорил о борьбе с коммунистическим прошлым и пытался пробраться за ограду. По-моему, он хотел удостовериться, что вся стая Альфа там в сборе.

— Какого Альфа?

— Ну, белобрысый такой. В майке ЛДПР.

— Алчихин что ли Вадим?

— Может и он. Он там вроде как за главного был.

— Бедный дуралей. Ну, что дальше.

— Дальше была кровавая баня. Сектанты пришли с такими большими деревянными дубинами, похожими на бейсбольные биты, только длиннее раза в два. И стали бить волков по голове. А потом облили всё бензином и подожгли.

— А почему волки не сопротивлялись?

— А они пьяные были.

— Надо же, как не вовремя.

— Это всё метаболизм. Он у волка очень стремительный. Даже если он не человек.

— Про метаболизм я лучше тебя знаю. Ты мне лучше дальше рассказывай. Они за вами гнались?

— Да, гнались. Но мы ушли от них через лес. А потом, когда вышли вот на это шоссе, — Лакс подошёл к карте и показал, — то отправились к вам сюда. Вот этим маршрутом.

Копи, уже успевшая переодеться в просторную майку и спортивные штаны, внесла миску с подогретым мясом. Лакс схватил один кусок и бросил в рот. Сразу стало легче думать.

— Что касается Гудзенко, то он, видимо, воспользовался машиной. Потому что мы видели его на митинге. Вон там, где Калинина.

— Просто замечательно. Копи, спрячь пожалуйста всё огнестрельное. А то я могу взять её, выйти из дома и кому-нибудь мозги вышибить. Оно конечно жестоко, но нужно же хоть чуть-чуть помочь матери-природе.

— А что там за история с Гудзенко? — спросил Лакс, — Я слышал, он всех замучил своей правильной Библией, но его всё равно очень долго не могли уволить.

— Он эту свою Библию пытался преподавать. Один на один, чтобы никто не мешал. Причём как правило двенадцатилетним девочкам. Они, по его мнению, "более восприимчивы". Дирекции — а директором тогда был известный тебе Бирюкевич — стало известно и они решили его уволить. Вот тут-то цирк и начался. Мы-то думали, он просто электрик чиканутый. А оказалось, что он ещё крупный борец с режимом и за чьи-нибудь-там права. Под каждым письмом, каждым воззванием, каждым требованием обязательно было "В. Гудзенко, работник Кинопольского Дома Детского Творчества". Тут же выяснилось, что он крупный диссидент, а из Москвы целая делегация приехала и пришла прямиком к мэру. Сам Лев Натанович Щаранский взялся его защищать. Скандал был знатный, с Бирюкевича сто потов сошло. Сам понимаешь, что значит для оборотня быть в центре внимания. Гудзенко в конце концов конечно уволили — Бирюкевич у нас философ, у него даже диплом есть, а такой в любом заборе дырку найдёт — но тихо, чтобы не смущать правозащитную общественность. И по школам всех известили, чтобы не брали такого знатока тонких энергий. Потому что маленьких девочек мне пока ещё жалко.