Дуло не убрали, но достаточно высоко приподняли. Повинуясь инстинкту, Йен бросился на землю, дернув парней вслед за собой, в тот момент, как поверх голов прогрохотал выстрел. Женский голос на незнакомом языке что-то пронзительно выкрикнул. Слов Йен не понял, но смысл был предельно ясен, и, подняв мальчишек на ноги, он торопливо повел их обратно по тропе.
— Я не буду жить с ней, — сообщил Верман, сосредоточено сверкая через плечо неприязненным взглядом. — Верно тебе говорю...
— Конечно не будешь, — согласился Йен. — Поедем дальше, ага? — но тут из-за Вермана пришлось остановиться.
— Мне надо посрать.
— О, да? Ну, тогда поторопись, — Йен отвернулся, поскольку заметил раньше, что мальчишкам в этом деле требовалась повышенная секретность.
Герман тем временем уже ушел вперед: спутанная копна грязных белокурых волос едва виднелась всего в каких-то двадцати ярдах вниз по склону. Йен как-то предлагал ребятам обстричь волосы, если они все равно не расчесываются. Или мальчишки могли бы умыться, проявив учтивость по отношению к любым родственникам, перед которыми нарисовалась бы перспектива забрать их к себе. Но оба этих предложения были встречены яростным отказом. К счастью, он не нес ответственности за принуждение к мытью маленьких паршивцев. И, честно говоря, он считал, что умывание нисколько не изменило бы их запах, учитывая состояние одежды, которую они, судя по всему, не снимали в течение нескольких месяцев. По ночам он заставлял их спать с другой стороны костра от себя и Ролло, в надежде ограничить распространение вшей, которыми мальчишки так и кишели.
'Может из-за этой заразы, столь явно бросающейся в глаза, родители младшего мальчишки дали ему имя? — размышлял он. — Или же они не понимали значения слова, и взяли его лишь потому, что оно рифмовалось с именем старшего брата?' (имя мальчика Vermin — паразит, прим. пер.)
Оглушительный рев Кларенса резко вырвал его из раздумий. Он ускорил шаг, ругая себя за то, что оставил ружье в ременной петле седла. Просто не хотелось идти к дому вооруженным, но...
Раздавшийся внизу вопль заставил его сойти с тропы под сень деревьев. Следующий вскрик был внезапно прерван, и Йен припустил вниз по склону так быстро, как только мог, стараясь при этом не создавать шума. Пантера? Медведь? Нет, будь это так, Кларенс ревел бы, как касатка, а сейчас наоборот — он захлебывался и хрипел, как всегда делал, когда видел...
Кого-то знакомого.
Йен встал как вкопанный, притаившись за тополями — сердце похолодело в груди.
Арчи Баг повернул голову, заслышав слабый шорох.
— Выходи, парень, — крикнул он. — Я тебя вижу.
Так и было — старческие глаза смотрели прямо на него, и Йен медленно вышел из-за деревьев.
Арчи забрал с лошади ружье — оно было перекинуто через его плечо. Рука старика сжимала Германа за горло: лицо мальчишки стало ярко-красным от удушья, а ноги дергались в нескольких дюймах от земли, как у издыхающего кролика.
— Где золото? — без предисловий спросил Арч. Его белые волосы были аккуратно завязаны, и, насколько Йен мог судить, тот выглядел, не смотря на прошедшую зиму, в целости и сохранности. Должно быть, нашел с кем перезимовать. Интересно, где? Может, в Браунсвилле? Было бы чертовски плохо, если бы он рассказал Браунам о золоте, но Йен знал, что старик Арч — тот еще гусь, чтобы распускать язык в такой компании.
— Там, где ты никогда его не найдешь, — резко заявил Йен, лихорадочно соображая: нож у него за поясом, Баг слишком далеко, чтобы метнуть его. И если он промахнется...
— Что тебе нужно от этого ребенка? — спросил он, подходя поближе. — Он ничего тебе не сделал.
— Нет. Зато, кажется, он кое-что значит для тебя, — Герман уже прерывисто хрипел, а его ноги стали дрыгаться медленнее.
— Нет, мне он тоже никто, — сказал Йен, пытаясь говорить непринужденно. — Я лишь помогаю ему отыскать родственников. Ты планируешь перерезать ему горло, если я не сообщу тебе где золото? Валяй! Все равно ничего не скажу.
Он не заметил, как Арчи вытащил нож, но клинок появился внезапно — неловко зажатый из-за недостающих пальцев правой руки, но, бесспорно, весьма полезный.
— Ладно, — спокойно произнес Арчи и приставил лезвие ножа к шее Германа.
Из-за спины Йена раздался пронзительный вопль, и Верман пробежал, а затем пролетел кубарем последние несколько футов тропы. Баг, вздрогнув, ошарашено поднял глаза, Йен сгруппировался, чтобы броситься на него, но Верман оказался первым.
Мальчишка наскочил на Арчи Бага и отвесил ему чудовищный пинок в голень, выкрикивая: 'Ты, старый негодяй! Отпусти ее немедленно!'
Арч казался ошарашен сказанным так же, как и нанесенным ударом, но не выпустил жертву.
— Ее? — произнес он, взглянув на захваченного ребенка, и в тот же момент она — она? — стремительно повернув голову, свирепо укусила его за запястье. Йен, улучив момент, бросился вперед, но ему помешал Верман, который вцепился Арчу в бедро смертельной хваткой и пытался маленьким кулаком ударить старику по яйцам.
Яростно замычав, Арч резко тряхнул девчонку — если это точно была она — и отшвырнул ее, едва стоящую на ногах, к Йену. Потом он обрушил здоровенный кулак на макушку Вермана, оглушая того. Арч стряхнул ребенка со своей ноги, пнув его в бок так, что мальчишка отлетел в сторону. После чего старик повернулся и побежал.
— Труди, Труди! — Герман бросился — нет, бросилась — к брату, который лежал на сгнившей листве, разевая рот, словно выброшенная на берег форель.
Йен разрывался: он желал погнаться за Арчем, но опасался, что Верману здорово досталось. Да и Баг уже исчез, растворившись в лесу. Стиснув зубы, Йен склонился и поспешно прошелся руками по Верману. Крови не было, и парнишка уже начал восстанавливать дыхание, сглатывая и хрипя, как прохудившиеся кузнечные мехи.
— Труди? — обратился Йен к 'Герману', плотно прижимавшейся к шее Вермана. Не дожидаясь ответа, он задрал рваную рубаху Вермана и, оттянув пояс его слишком больших штанов, заглянул внутрь, тут же поспешно отпустив.
Вскочив и выпучив глаза, 'Герман', защищаясь, прижала — да, прижалА! — руки к своей промежности.
— Нет! — выпалила она. — Я не позволю тебе совать свой грязный член в меня!
— Со мной расплачиваться не придется, — заверил ее Йен. — Если это Труди, — он кивнул на Вермана, который — нет, которая — встав на четвереньки, блевала в траву, — как, черт подери, зовут тебя?
— Гермиона, — буркнула девчушка. — А ее — Эрминтруда.
Йен провел рукой по лицу, пытаясь переварить эту информацию. Сейчас он видел... ну, нет, они по-прежнему выглядели как чумазые бесенята, а не маленькие девочки: их прищуренные глаза горели из-под сальных, спутанных, нечесаных волос. 'Обрить бы их наголо', — подумал он, и надеялся, что его не будет в этот момент поблизости.
— Ага, — проговорил он, не придумав ничего получше. — Ну, что ж.
— У тебя есть золото? — спросила Эрминтруда, уняв рвотные позывы. Она села, вытерев ладошкой рот, и мастерски сплюнула. — Где?
— Если я не сказал ему, зачем мне говорить тебе? И лучше бы тебе вообще забыть об этом прямо сейчас, — с нажимом проговорил он, заметив, как ее взгляд метнулся к ножу на его поясе.
Проклятье. Что же теперь делать? Прогоняя шок от появления Арчи Бага (он подумает об этом позже), Йен в задумчивости медленно взъерошил пятерней волосы. То, что они оказались девчонками, ничего на самом деле не меняло, но то, что они узнали о его припрятанном золоте, меняло все. Теперь он не посмеет оставить их с кем бы то ни было, потому что, если он это сделает...
— Если ты нас бросишь, мы расскажем о золоте, — выпалила Гермиона. — Мы не хотим жить в вонючей хижине. Мы хотим поехать в Лондон.
— Что? — не веря своим ушам, он уставился на нее. — Ради Бога, что ты знаешь о Лондоне?
— Наша мама приехала оттуда, — Герман — нет, Гермиона, — сказала и закусила губу, чтобы та не дрожала при упоминании о матери. Йен с интересом отметил, что она впервые упомянула свою мать. Не говоря уже о том, что открыто проявила свою уязвимость. — Она рассказывала нам о нем.
— Ммфм. Почему бы мне собственноручно вас не прикончить? — с раздражением спросил он. На удивление, 'Герман' улыбнулась ему, и это было первое хоть чуть-чуть милое выражение, когда-либо замеченное им на ее лице.
— Пёс тебя любит, — сказала она. — Он бы тебя не любил, если бы ты убивал людей.
— Это ты так думаешь, — пробормотал он и встал. Ролло, который отлучался по своим делам, выбрал именно этот момент, чтобы выйти из кустов, деловито принюхиваясь.
— И где же ты шлялся, когда был мне так нужен? — требовательно воскликнул Йен. Ролло внимательно обнюхал место, где стоял Арчи Баг, потом задрал ногу и помочился на куст.
— Неужели этот старый негодяй убил бы Герми? — внезапно спросила девчушка, когда он усаживал ее на мула позади сестры.
— Нет, — сказал он с уверенностью. Но как только Йен вскочил в седло, он задумался. У него было очень неприятное чувство, что Арчи Баг слишком хорошо понимал суть вины. Достаточно ли было убить невинное дитя, чтобы Йен почувствовал себя виноватым в этой смерти? А Йен, конечно, почувствовал бы — Арч знал это.
— Нет, — повторил он более жестко. Арчи Баг был и мстительным, и злопамятным — и, напомнил себе Йен, он имел на это полное право. Но не было никаких оснований считать старика монстром.
Все же он заставил девчушек скакать впереди себя, до тех пор, пока они не разбили лагерь на эту ночь.
АРЧИ БАГА И СЛЕД простыл, но, пока они разбивали лагерь, Йен время от времени чувствовал, как покрывается мурашками от ощущения, что за ним следят. 'Неужели старик все время преследовал меня? Вполне возможно, так и есть, — думал Йен, — Наверняка, не случайно он так внезапно появился'.
Итак. Значит, Баг возвращался к развалинам Большого Дома, намереваясь после отъезда дяди Джейми вытащить золото, но вот только обнаружил, что оно исчезло. Он на миг задумался: 'Удалось ли Арчи убить белую свинью?' — но отмахнулся от этих мыслей: его дядя говорил, что скорее всего это создание было исчадием ада и поэтому являлось неистребимым, и он сам охотно в это верил.
Он взглянул на Ролло, дремавшего возле его ног, но пес не выказывал никаких признаков, что кто-то чужой находился поблизости, однако, уши у него были приподняты. Йен немного расслабился, хотя держал при себе нож даже во время сна.
Но это было не только из-за Арчи Бага — еще существовали мародеры и дикие звери. Он взглянул на другую сторону костра — туда, где Гермиона и Труди лежали вместе, завернутые в его одеяло. Вот только их там не оказалось. Хитроумно взбитое одеяло создавало видимость, что под ним тела, но внезапный порыв ветра откинул один угол, и он понял, что там пусто.
В отчаянии закрыв глаза, через мгновение он их открыл и взглянул на пса.
— Почему ты ничего не сказал? — спросил он. — Наверняка, ты видел, как они ушли.
— А мы не ушли, — сообщил хрипловатый тоненький голосок за его спиной, и, повернувшись, он обнаружил этих двоих, сидящих на корточках возле его седельной сумки и усердно копающихся в ней в поисках еды.
— Мы просто проголодались, — сказала Труди, деловито уминая за обе щеки остатки лепешки.
— Я же вас накормил! — он подстрелил несколько куропаток и запек их в глине. Конечно, не Бог весть какое пиршество, но...
— Но мы не наелись, — с безупречной логикой проговорила Гермиона. Она облизала пальцы и рыгнула.
— Вы что, выпили все пиво? — воскликнул он, углядев керамическую бутылку, перекатывающуюся возле ее ног.
— М-м-м-хм-м, — задумчиво произнесла она, и, совершенно неожиданно села.
— Нельзя воровать еду, — жестко сказал он, забирая почти опустевшую седельную сумку у Труди. — Если вы съедите все сейчас, то мы будем голодать, прежде чем я вас доставлю туда... куда бы мы ни направлялись, — закончил он едва слышно.
— А если мы не поедим, то будем голодать сейчас, — убедительно проговорила Труди. — Лучше голодать потом.
— А куда мы направляемся? — Гермиона слегка покачивалась из стороны в сторону, как маленький чумазый цветочек на ветру.
— В Кросс-Крик, — сказал он. — Это первый большой город на нашем пути, и у меня там есть знакомые, — но знал ли он кого-нибудь, кто мог бы помочь в сложившихся обстоятельствах... слишком скверных, учитывая его двоюродную тетушку Джокасту. Живи она по-прежнему в Речной Излучине, он с легкостью мог бы оставить девчонок там, но вышло так, что Джокаста и ее муж Дункан эмигрировали в Новую Шотландию. В городе осталась рабыня Джокасты — Федра... Вроде она работает подавальщицей в Уилмингтоне. Но, нет, она не сможет помочь...
— Он такой же большой, как Лондон? — Гермиона плавно откинулась на спину и легла, широко раскинув руки. Ролло поднялся и, подойдя ближе, обнюхал ее. Она захихикала — первый невинный звук, который Йен услышал от нее.
— С тобой все в порядке, Герми? — Труди перебралась поближе к сестре и, обеспокоенная, присела возле нее на корточки. Ролло, тщательно обнюхавший Гермиону, повернулся к Труди, но та попросту отпихнула его любознательную морду. А Гермиона тем временем стала фальшиво напевать себе под нос.
— С ней все в порядке, — сказал Йен, быстро взглянув. — Она просто немного пьяна. Это пройдет.
— О-о, — успокоившись, Труди села рядом с сестрой, обхватив колени. — Папа часто напивался. Еще он орал и все ломал.
— Правда?
— Угу. Однажды он сломал маме нос.
— О, — произнес Йен, не имея понятия, что на это ответить. — Скверно.
— Думаешь, он умер?
— Надеюсь.
— Я тоже, — проговорила девчонка удовлетворенно. Она так широко зевнула, что он почувствовал запах ее гнилых зубов с того места, где сидел. Затем Труди, свернувшись на земле, крепко обняла Гермиону.
Вздохнув, Йен поднялся и, взяв одеяло, накрыл их обеих, аккуратно подоткнув края под их маленькие, безвольно расслабленные тела.
'Что теперь?' — размышлял он. Последний обмен словами с девчонками почти походил на настоящий разговор, но он не питал никаких иллюзий, что их краткая попытка продемонстрировать добродушие продолжится и днем. Где бы ему найти кого-нибудь, кто будет готов и сумеет с ними справиться?
Легкое сопение, словно жужжание пчелиных крылышек, послышалось из-под одеяла, и он невольно улыбнулся. Малышка Мэнди — дочка Бри, издавала такой же звук, когда спала.
Иногда он держал на руках спящую Мэнди — как-то раз даже больше часа — не желая отпускать крошечное теплое тельце, наблюдая за мерцанием пульса на ее шейке. С тоской и болью, смягчившимися со временем, представляя себе свою собственную дочь. Мертворожденная; ее лицо для него — тайна. Йекса — назвали ее могавки — 'малышка' — слишком маленькая, чтобы иметь имя. Но у нее есть имя — Исибейл. Так он ее назвал.
Завернувшись в потрепанный плед, который дядя Джейми дал ему, когда Йен принял решение стать могавком, он лег у костра.
Молись! Вот что его дядя и родители посоветовали бы. На самом деле он не знал, кому нужно молиться и что говорить. Следует ли обращаться к Христу, или к Богородице, или, может, к какому-то святому? К духу красного кедра, что стоит дозорным позади огня, или к той жизни, что наполняет лес, перешептываясь на ночном ветерке?
