— Но чтобы овладеть его возможностями, нам пришлось коренным образом, на генетическом уровне, изменить себя, и создать специальное искусство, позволяющее олджу становиться неразделимой частью Клинка, — искусство Лешу, искусство 'быстрой жизни'. Именно тогда было положено начало духовному бессмертию для олджей, сменивших свое имя на лешуков — измененных, имя, которое больше соответствовало нашему новому мироощущению. Обретя Клинки, мы ринулись в бой и смертельно поразили Тварь, но в агонии она успела выпустить своих зародышей — семена, и звездный свет разнес их по Галактике. Решив раз и навсегда обезопасить свое будущее, мы пустились за ними в погоню, но семена смерти оказались быстрее нас. Они разлетались все дальше и дальше, поражая планету за планетой, населенные разумными расами. Расстояния непрерывно увеличивались, все труднее становилось отыскивать и уничтожать порождения Твари, а силы охотников все больше распылялись по галактике. Наступил момент, когда каждый из нас вынужден был бороться в одиночку, и не всегда лешук оставался в живых после уничтожения Врага. И все же мы твердо решили довести дело до конца. По пути нам попадалось немало мертвых планет, ранее населенных разумными созданиями, сотни скелетов погибших цивилизаций, и долг продолжал нас звать вперед, не позволяя остановиться и оглянуться назад, не оставляя времени продолжить род, обрести потомство, восстановить собственную расу. Мы превратились в охотников за вселенским Злом и... прекратили существовать как раса. Последний раз я видел своего собрата, угасающего после битвы с Хищником, тысячелетие назад, и у него не было известий от других. Он не видел лешуков столько же, сколько и я. Поэтому я считаю, что остался один...
Глаза Нкота яростно сверкнули, озарив неистовой зеленой вспышкой всю нашу компанию, словно на мгновение в его черепе включились мощные прожектора.
— Мне не с кем продолжить свой род. Но и Хищник — тоже последний. С его гибелью в этой галактике подобные существа прекратят существование.
Взгляд Нкота потух, он сунул Клинок за пазуху и сгорбился, всем своим видом показывая, что закончил.
А мне именно сейчас стало ясно, почему он ничего этого не говорил нам раньше. Просто потому, что такие вещи не рассказываются мимоходом. Силы неба, какую же он должен сейчас испытывать боль, горечь, отчаяние, оставшись один из всех своих. Я попытался поставить себя на его место, и мне стало жутко. Я не желал такой участи. Лучше уж умереть. А он был обречен жить. Жить и сражаться, отягощенный долгом, великим, непомерным долгом, оказавшимся сильнее всего остального...
Если только все это было правдой, то, что мы сейчас услышали.
— Пандемия на Шелте! — вдруг осенило меня. Вот о чем догадались шелтяне раньше меня, ведь пандемия коснулась их предков непосредственно. — Это и есть твое Порождение? Но... но на Шелте с тех пор прошло целое столетие?!
Нкот коротко кивнул.
— Разум не слишком частый гость во Вселенной, и именно он служит гнездом Порождению, — в голосе лешука проступила глубокая горечь, — гнездом для потомства или угодьями для охоты. Нужно время, Никс, чтобы семя, попав на планету с разумными, начало развиваться во взрослое существо. И сейчас оно уже оформилось. Куколка готова лопнуть, и Тварь сперва обрушится на Шелту, довершив начатое, а затем на остальные миры вашего известного космоса. Галактическая Федерация, Коалиция Независимости, Республика, ничто не уцелеет, монопланетные государства — тем более. Вся их мощь — ничто перед мощью Врага. Но это произойдет, если мы не остановим Тварь.
— Проклятие галтов! — потрясено прошептал Бигман. Несмотря на густой сумрак, я заметил, как он побледнел. — Это может быть правдой. — Он вскинул голову и уставился на Нкота горящим взглядом: — Вот что я тебе скажу, чужой. Шелта — это все, что у нас есть, у меня и Отшельника. Можешь на меня рассчитывать. Я беру назад свое требование насчет Шерифа. Ты мне ничего не должен. Просто убей эту Тварь.
Отшельник согласно кивнул, а Ятл, воплощение души кукольника, на несколько секунд возникший на своем привычном месте, на правом плече хозяина, приложил ладонь к сердцу и почтительно склонил голову. Более красноречиво в его положении вряд ли можно было ответить. Исполнив роль, гномик снова исчез.
Мне показалось подозрительным то, как быстро они приняли историю Нкота за чистую монету. Для меня такая история была пределом того, во что можно поверить. Не подтолкнул ли Нкот эту убежденность? Не глядя на меня, Нкот покачал головой, явно отвечая моим мыслям, но обратился к Бигману:
— Я не беру обратно своих обещаний, Бигман Шест. Сделка остается в силе. На рассвете мы тронемся в путь, пересечем границу владений Порождения и попадем в одну большую ловушку, прозванную шелтянами Гиблыми Землями. Выйти из этой ловушке можно лишь уничтожив ее хозяина.
— Нкот, — подал я голос, — я не понял, что он собой представляет, этот Враг. Ты можешь объяснить более подробно?
Частокол оранжевых клыков тускло блеснул в темноте, когда он повернул голову ко мне.
— Я понимаю, Никс, что такое Порождение, но это довольно трудно объяснить на языке человеческих понятий. Скажем так... Это псевдоразум, разум наизнанку, отличающийся от нашего как свет от тьмы. Метаболизм Хищника основан на потреблении продуктов мыслительной деятельности разумных существ — ноосферы, это способ его существования, поэтому с ним невозможно вступить в контакт и о чем-либо договориться. Пандемия, случившаяся на Шелте столетие назад, была результатом деятельности семени, поглотившего души тысяч шелтян лишь для того, чтобы начать свое превращение в куколку. Попробуй представить, на что способна взрослая Тварь. Наша задача — предотвратить времена забвения для этой части галактики. Нам придется уничтожить Врага раньше, чем он уничтожит нас...
— Один маленький вопрос. — Голос Целителя, со странной иронией неожиданно прозвучавший за моей спиной, заставил меня вздрогнуть. Я резко оглянулся, но коротышка уже вступил в наш круг, проявляясь низким коренастым силуэтом под слабым светом глаз Нкота. — Исходя из описания твоего могущества, усилия нескольких людей для тебя попросту ничего не значат. В таком случае, зачем тебе понадобились мы? В качестве приманки для Порождения?
Подобное предположение мне не пришлось по вкусу, но заронило в душу новые семена сомнений. Какого Зла этот толстяк...
— Заткнись, пожиратель ран, — резко сказал Бигман. — Не твоего ума дело.
— Я-то знаю, что тут к чему, — многозначительно проговорил транс. — Просто хочу, чтобы об этом знали и остальные. Люблю ясность во всех вопросах.
— Да, вы вправе узнать об этом, — спокойно согласился Нкот. — Как я уже говорил, победить Порождение — дело нелегкое. — Зеленый огонь его глаз снова ярко разгорелся в сгустившейся темноте. — И если дело у меня не выгорит, вы рискуете остаться с Тварью в вашем мире без средств борьбы с ней. Для меня это неприемлемо. Каторжный труд всей моей расы не может уйти впустую. Лешуки обрекли себя на забвение, но мы ничего не делаем напрасно. Поэтому вы здесь, со мной. Вы — плата ваших рас за нашу работу. Каждый из вас не представляет для меня никакой поддерживающей силы. Но я подобрал вас особым образом. Ваши способности, слитые воедино, и в качестве дополнительных органов чувств включенные в мои, смогут создать практически неодолимую преграду для Порождения. Сегодня на площади я опробовал вас, включив в свою систему восприятия, — кроме Целителя, как вы, несомненно, заметили, для него у меня задание будет иное. Я проверил вас и теперь абсолютно уверен, что завтра вы меня не подведете. И себя также.
Он умолк, обводя нас своими пылающими глазами, и закончил:
— А теперь — спать. Завтра будет трудный день, вам необходимо набраться сил. Я же позабочусь о вашей безопасности этой ночью.
Плавно поднявшись со ствола мертвого дерева, Нкот неторопливо уплыл куда-то в сторону озера, оставив нас в кромешной тьме. Шелта не обладала лунами, и ночи здесь были темные. Да и звезды, как назло, попрятались, — возможно, небо затянуло густыми облаками.
— Я вот все пытаюсь понять, — проворчал я ему вслед, — он сам когда-нибудь спит или нет?
— Ему это незачем, — отозвался Целитель. — Ладно, вы как желаете, а я пойду, вздремну в трассере.
Транс тоже бесшумно канул в темноту; через минуту хлопнула дверца. Я едва различал силуэты шелтян, сидевших от меня всего в двух шагах, и это несмотря на обострившееся после слияния зрение (эффект оказался устойчивым), а толстяк вот запросто нашел машину. Может быть, он видит в каком-то другом диапазоне, иначе, чем человек?
На лес снова опустилась мертвая, неестественная тишина... Я все никак не мог к ней привыкнуть. Похоже, в этих лесах животных не водилось. За весь остаток дня я не видел даже галтов. А сейчас не слышал ни шорохов, ни полуночных криков, которыми обычно кишит нормальный ночной лес. Я имею в виду нормальный для моей родной планеты, Новы-2. Может быть, зверей отпугивала близость владений Порождения, так называемых Гиблых Земель?
Не знаю, какие мысли сейчас беспокоили шелтян, тоже оставшихся на месте после ухода лешука и транса, но мне было не до сна. Вопросы теснились в голове, как назойливые насекомые, и отделаться от них было не так-то просто. Нарисованная чужим картина проняла меня до глубины души. Силы неба, нашлись же существа, которые несколько тысячелетий бьются с мерзостью, не требуя ни славы, ни известности, забыв о своих собственных проблемах... Да практически наплевав на личную жизнь ради того, чтобы другие, те, кому даже неизвестно о существовании лешуков, продолжали существовать в этом мире... Великие альтруисты? Но как с этим связать бойню на площади? Нкот не оставил ни единого шанса ни одному из людей Шерифа, оказавшихся в заброшенном Городе... Скорее — упертые прагматики. Не исключено, конечно, что я рассуждаю слишком 'по-человечески'. Отношение к жизни Нкота, например, легко укладывается в принцип — часть ради целого, поэтому гибель тех людей для него могла ничего не значить. В конце концов, он действительно спасал нас. Сами мы просто не выжили бы при таком перевесе сил со стороны противника...
'Охотники за Злом', охарактеризовал Нкот себя и своих собратьев. Я подобрал бы иное определение — паломники. Вечные скитальцы, всю жизнь посвятившие единственной цели — борьбе с чудовищем, пожирающим мыслящие формы жизни. В течение многих тысячелетий Хищник оставался их личным Врагом, освященным сотнями загубленных рас, и они, лешуки, превратились в его вечных паломников, несущих ему смерть...
Да, всего лишь красивая метафора. Из категории так называемых 'умных глупостей', когда в содержании фразы кроется внутреннее противоречие. Но пять тысяч лет — это впечатляло. Такая пропасть времени предполагала жуткое одиночество для этих древних воинов. Проклятие одиночества. Не хотел бы я оказаться в этой голубой шкуре. Какой же действительный возраст этого существа? Какие немыслимые расстояния ему пришлось пересечь в своих поисках, в каких неизведанных далях он побывал, выслеживая Врага? Эти гигантские масштабы пространства-времени просто невозможно осмыслить, примеривая их к куцей человеческой жизни продолжительностью в сто пятьдесят — двести лет...
Мне остро захотелось с кем-нибудь поговорить, но не с одним из чужих, Нкотом или Целителем, а с кем-нибудь из людей. Отшельник связан немотой, а его фантомы-ответы вряд ли будут видны в темноте, да и многого не расскажут, поэтому оставался только Бигман. Я мрачновато хмыкнул. Подумать только, насколько причудливы взбрыки судьбы. Еще утром этого дня он был для меня злейшим врагом, но всего за день мое отношение к нему разительно изменилось. Во время битвы на площади заброшенного города, не без помощи слияния, я побывал в его шкуре. И теперь знал о нем больше, чем мне хотелось бы. Знал и причину его закоренелой неприязни к инопланетникам... В общем, лично для себя я его врагом уже не считал — вполне достаточный повод, чтобы завязать с ним разговор. Только захочет ли говорить со мной он? А, попытка не пытка, решил я, и негромко окликнул темный силуэт справа:
— Бигман?
— Да, иноп? — задумчиво отозвался прыгун.
Неожиданно для себя я спросил не то, о чем намеревался:
— Если бы ты знал, что любое твое желание может сейчас исполниться, чтобы ты пожелал?
— Умереть здоровым, — без лишних раздумий и уточнений ответил шелтянин.
— Вот тебе на. Почему так пессимистично?
— Ты просто не понял. Моя жизненная позиция сводится к следующему: лучше неожиданно умереть здоровым и полным сил, чем много лет угасать от какой-нибудь болезни, самая худшая из которых — человеческая старость. Мой сын, Кен, разделил бы мои взгляды. Он умер молодым, но не так, как хотел бы. Смерть его оказалась еще худшей, чем от старости — Шериф лишил его разума. Если чужой физически не сможет выполнить свое обещание... Это может произойти. Несмотря на свои клятвы в своем бессмертии, он все же смертен для Порождения. Так вот, если я выживу сам, я найду Шерифа и поквитаюсь с ним, чего бы мне это ни стоило. Я найду его и постараюсь предусмотреть все, чтобы застать его врасплох.
— Слишком неравные силы, Бигман. — Я покачал головой, понимая его, как никогда не понимал еще ни одного человека. — Ты сам признался чужому, что не сможешь справиться с Шерифом. Но пусть желание твое исполнится.
— Я не боюсь его, иноп, и это главное. Мне больно и обидно не только за Кена, за остальных ребят тоже. У нас тут и так дерьмовые условия для жизни, но выхолостить мозги своим людям перед битвой — на такое мог решиться только такой бездушный ублюдок, как Шериф. Он и раньше медом не казался, но голубой банкос просто свел его с ума... Иноп, я ведь был на других планетах, видел, как там живут люди. Так, как живем здесь мы, у людей живет лишь домашний скот, да и то условия у него получше... Когда мне пришлось вернуться на Шелту, и я снова увидел все это дерьмо, грязь и невежество, убожество и нищету, мне подумалось, что лучше застрелиться, чем смотреть на все это изо дня в день. Потому что при всем моем желании я ничего не мог изменить. Только смерть Шерифа дала бы какой-то шанс людям на лучшую жизнь. Ты думаешь, что они даже не догадываются, что можно жить лучше? — кажется, он усмехнулся. Я припомнил, что такая мысль у меня была, но промолчал. — Догадываются. Особенно когда видят роскошный особняк Шерифа. Когда видят меня, иноп, — я ведь здесь как меченый, чужой среди своих, потому что получил образование на Искарионе-9, и это меня изменило. Но сами по себе шелтяне измениться не способны, и все, что им остается, так это ждать каких-нибудь великих событий, которые перевернут их жизнь. Проклятие галтов, иноп, да если бы я начал рассказывать на толкучке то, что говорю сейчас тебе, меня бы подняли на смех, решили бы, что я чокнутый... — Он на некоторое время замолчал, затем уже более спокойно добавил: — Ладно, забудь. Я просто расслабился...
— Все нормально. Я отлично тебя понимаю.
— Да... Завтра, думаю, у меня уже не будет времени извиниться, поэтому я сделаю это сейчас.
