— Помолчи. Я хочу спуститься в бездну на батискафе, но не умею им управлять. Ты мне поможешь. Мы не будем искать дна впадины — курс на сигналы оптимизатора. Я уверен....
— Глупости. Тебя ждёт повторение пройденного и, может быть, в худшем варианте.
— Ты не знаешь этого наверняка — думаю, стоит рискнуть. Когда все уснут....
— Когда все уснут, поднимайся на палубу — есть альтернатива твоей задумке.
— Колись.
— Когда все уснут....
.... — Дуешься? — Люба расправляла постель.
— Мой брат в беде — я ни о чём больше не могу думать.
— Мы слышим лишь сигналы оптимизатора, и рисковать жизнями людей ....
— Я предложил только свою.
— И даже в этом порыве тебя никто не поддержал.
— Стало быть, я ни для кого ничего не значу. Спокойной ночи, — подхватил одеяло, подушку и к выходу. — Попрошу у капитана гамак.
Люба в спину:
— Как тяжело с тобой. Ты не умеешь оставлять дела за порогом, Гладышев, ты не готов к семейной жизни.
Свенсона искать не стал — расстелил одеяло на спардеке, подушку в изголовье. Прилёг — тут как тут вахтенный. Видел, как команда пялится на мою жену, и понятно его ехидство:
— Тесно в каюте, сэр?
— Нет. Сегодня стоит не поспать — раз в триста лет Марс и Венера сходятся в одной точке звёздного неба, и рождается маленький астероид.
— Вы это серьёзно, сэр?
— Я назову его своим именем.
Матрос ушёл на мостик озадаченный.
— И что ж ты, Билли, не просветил его?
— Он сам не пожелал. Задайся целью — вся сумма знаний, накопленных человечеством, на его руке. А ему люб свой собственный мирок.
— Мозги задаром пропадают?
— Он имеет всё, что хочет иметь от оптимизатора, взамен мы пользуемся его телекинетической энергией.
Звёздный купол чуть качался от лёгкой ряби на воде. Где Марс, где Венера? Вот забил шараду вахтенному.
— Билли, вроде все угомонились — валяй свою альтернативу.
— Ты приведений не боишься?
— Кабы были, может и пужался.
— Смотри....
Вдруг почувствовал раздвоение личности. Хотя нет, это не верно. Личность была одна — лежала на спардеке. Я её видел со стороны, из некой бестелесной и светящейся субстанции. И это нечто (или этого некто?) я тоже видел, давя спиною одеяло на спардеке.
— Билли, это что?
— Твой фантом. Можешь считать его приведением, хотя по физической сути это младший брат шаровой молнии — слабый заряд электростатического электричества.
— И я могу в таком обличии сквозь все преграды проникать? — спросил и пересёк спардек насквозь вместе со своим бренным телом.
— И даже сквозь толщу океана. Вперёд?
— Нет, вниз, — заражаясь его мажором, прошил судно от палубы до киля, не потревожив спящих моряков.
Надо бы Любу поцеловать, подумал, а Билли с ехидцей:
— Боишься не вернуться? Не дрейфь, Создатель — это лишь фантом, всего лишь мысль, облачённая в сгусток электронов. Почувствуй себя бестелесным.
Не имея массы и плотности, разогнался в морской среде, я так думаю, до скорости света и спохватился — где верх, где низ (поверхность и дно) и вообще где я, в какой дали от спасателя, зловещей впадины и Костиного аппарата?
— Билли, можешь сориентировать на сигналы оптимизатора?
"Я жив", "я жив", "я жив", как сигналы морзянки из глубин океана.
Слышу, брат, иду на твой SОS.
Я не шарился по дну в поисках излома — напрямик через водную хлябь и твердь земную к месту долгожданной встречи.
У меня не было глаз — мне они ни к чему, у меня не было ног и рук — я мысль, облачённая в электронную оболочку. Но то, что предстало на илистом дне впадины, повергло меня в крайнюю степень неистовства.
— Я порву их на куски!
— Осторожнее, Создатель, твоя энергия ограничена. Наша цель — оптимизатор.
— Нет, Костя.
— Тогда стоит проникнуть в аппарат и оглядеться?
Космический модуль, полузарытый в ил, более походил на червивое яблоко — весь в дырах, через которые сновали плоские змеи. В одно из таких отверстий проник и мой фантом.
Мне не нужен свет — отражённые потоки электронов приносили информацию о любом предмете. Но сколько я не бился, куда бы их не посылал, брата нигде не было.
Оптимизатор обнаружил возле кресла пилота.
— Берём прибор и делаем ноги, — это Билли.
— Костя где?
— Я вижу то же, что и ты.
— И никаких мыслей?
— Одна — кажется, наше присутствие заметили. Поторопись.
— Ты думаешь, я подниму эту штуку?
Накрыл оптимизатор всем сгустком электронов — выручай меня сила нечистая!
Браслет имел и массу, и плотность. Поднять я его поднял, в одну из дыр в обшивке модуля с ношей проскочил, но разогнаться до световой скорости, понятно, не сумел. Более того, при столкновении с плоскими змеями — а эти твари погнались за мной — вспыхивали голубые молнии электрических разрядов. Гады падали сражённые, но я слабел. А впереди ещё тысячи метров подъёма.
— Билли, это что за твари?
— Какой-то симбиоз животно-растительного мира.
— Доигрались, миротворцы хреновы!
— Они-то тут причём? Причуды матушки Природы.
Потом змеи отстали. Стал узнаваем подводный мир....
То ли я спал и сон ужасный видел, то ли было это наяву — гадал, лёжа на спардеке, но в руке у меня был оптимизатор.
— Сэр, вы видели, видели? — возбуждённым подскочил вахтенный. — Я назвал его Дороти, в честь жены.
— А мне не повезло — проспал.
В руке у меня Костин оптимизатор, и он по-прежнему сигнализировал — я жив, я жив, я жив. Как и предполагал — одна-разъединственная клеточка моего брата чудом сохранилась в пазах браслета, и тот слал её отчаянные призывы.
— Билли, одна клеточка, одна только клеточка живого человека. Её можно клонировать, но будет ли это существо моим братом? Смогу ли я его любить, как прежде?
— Будем поглядеть — помести браслет в анализатор. Он в рубке корабельного компьютера.
Жду результаты анализа.
— Билли? Ты нашёл клетку?
— Нет. Её и не было.
— Кто же слал сигналы? Прибор зациклило?
— И да, и нет.
— Поясни.
— Как раз это не смогу. Факты изложу, а объяснений им нет. Пока....
— Валяй факты.
— В какой-то момент — в космосе, в атмосфере, или в воде, а может, в момент пересечения границы искривлённого пространства — сознание Константина Владимировича покинуло телесную оболочку и перешло в оптимизатор.
— Как это? Разве такое возможно?
— Не знаю как, не думал, что возможно, но факт налицо — Константин жив, погибло его тело. Возможно от страшного давления.
— Или змеи проклятые сожрали.
Взял в руки оптимизатор.
— Ты говоришь, что здесь мой брат? Как джин в кувшине? Утопия.
— И тем не менее.
— Что будем делать?
— Возвращать к нормальной жизни — дадим ему новую телесную оболочку. Создатель, неужели не чувствуешь торжественности момента? Мы стоим на пороге величайшего открытия — возможности перемещения интеллекта из телесной оболочки в прибор и обратно!
Но я не разделил его виртуального оптимизма — мой брат погиб. Сколь ни тверди, Билли, что сознание его живо и скоро воплотится — прежнего Кости уже не будет. Я знаю.
Промокнул слезу рукавом.
— Куда с этим?
— В Эскулап-Сити, на берег Мичигана.
Сити то Сити, но как туда добраться? Без Любиной помощи никак. Значит надо общаться — что-то рассказать, что-то утаить. А, Билли?
— Что придумать?
— У нас проблемы, Создатель, с Анастасией проблемы.
— Что случилось?
— Я потерял с ней связь.
— Она сняла оптимизатор?
— Нет, я потерял с ним контакт. Я беспокоюсь.
— Я теперь тоже. Что с её спутником?
— Та же история — пропала связь с оптимизатором и его носителем.
— Как это произошло?
— Они вошли в контакт с инопланетянами и получили приглашение на борт космического корабля....
Она всё-таки нашла их — вот девчонка!
— Ну-ну, и какие подробности?
— Как только за ними захлопнулся люк-трап, оборвалась связь с оптимизаторами.
— Их захватили? Отняли и уничтожили браслеты?
— Оптимизаторы весьма устойчивы к внешним воздействиям, а вот связь — всё тот же древний принцип электромагнитных волн, которые несложно заблокировать.
— Вот видишь. Настенька попьёт чайку и выйдет на лужайку — связь восстановится.
— Ты сейчас меня успокаиваешь или себя?
— Что предлагаешь?
— Это ты предлагаешь — немедленно вылететь к месту обрыва связи и выяснить в чём дело.
— Где это?
— Североамериканский континент, восточный склон Скалистых гор.
Беспокойство за судьбу дочери вытеснило из души все прочее остальное . Спустился в каюту, разбудил жену, поведал причину.
— Что делать? — всполошилась Люба.
— Лететь к месту последней связи, искать следы, причины....
— Да-да, немедленно, конечно....
На гидросамолёте пересекли океан. К отрогам Скалистых гор "по щучьему велению" перенёс автомобиль — старый изъезженный армейский пикап. Ещё полдня козьими тропами, и вот она, хижина дяди Тома — причудливое строение из брёвен и шкур.
Дядюшка Том — Томас Дэвидсон — убеждённый холостяк, чудак, охотник. У него есть оптимизатор — он надевает его на ночь, забываясь в эротических снах. И ружьё — им он добывает пищу, стреляя диких птиц и животных. Как раз к нашему приходу распотрошил убитую индейку и прилаживал к вертелу над костром.
Наше появление не смутило его ничуть и не удивило. Широким жестом пригласил к предстоящей трапезе. По-русски его слова звучали бы так:
— Милости прошу.
Прирученный камышовый кот — единственный домочадец робинзона гор — перетащил объёмное брюхо поближе к пище. Люба попыталась погладить его, но самолюбивое создание уклонилось от ласк.
В хижине дяди Тома жили Настенька и Жан. Здесь остались их вещи. Отсюда они ушли в экспедицию и не вернулись.
— Зелёных карликов искали, — доложил хозяин.
— Зелёных? — заинтересовалась Люба. — Почему зелёных?
— А я их видел — вот как вас. Они глазастые, лысые, маленькие — Том Дэвидсон отмерил ладонью метр от земли — и зелёные.
— Как же они завелись в ваших краях?
— На тарелке прилетели.
— Вы видели?
— Там, — чернокожий охотник махнул куда-то рукой. — Там, в горах стоит их тарелка — надо думать, неисправная. Вашим ребятам обещал показать, но не дошли — гроза ударила. Жуткое дело — гроза в горах. Вернулись. Потом сами пошли, говорят: "Дорогу запомнили". Думаю, нашли.
За разговорами жаркое подоспело.
— Угощайтесь, — предложил Томас, и первый кусок достался коту.
Я потянулся к оптимизатору.
Билли:
— Не стоит.
— Тогда аппетит.
— Ой, как кушать хочется, — встрепенулась Люба.
И сам ощутил приступ голода — такой, что с удовольствием умял добрый кусок полусырого, сочащегося жиром и кровью мяса. Без хлеба, но с солью — крупной, серой, должно быть, из камня дроблёной.
Люба, ополоснув в ручье лицо и руки:
— Давно у вас завелись зелёные карлики?
Дядя Том:
— В прошлом году приметил, а кто из нас раньше завелся, не скажу — не знаю. Может, и они. Как увидел, говоришь? На перелёт утиный вечерком пошёл. Уж зорька гаснет — летят. Бабахнул. Одна, вроде как, не камнем вниз, а бочком-бочком отбилась от стаи и приземлилась. Убил — не убил? Направление запомнил — думаю, потом посмотрю. Ещё посидел — перелёт закончился, и я поднялся. Пойду, думаю, гляну — всё равно по пути. Совсем темно стало — сапоги едва различаю, где тут утку узреть. Но иду, смотрю под ноги. Стоп! Что за дьявольщина! Вижу тень перед собой. Не сразу сообразил — свою. Вон колпак от зюйдвестки, вон ружьё за спиной. Луна что ль из-за горизонта выскочила — солнцу как бы ни ко времени. Поворачиваюсь — святая дева! — светящийся диск спускается с неба за гору. А от него прожектор по земле шарит — ну, и по мне пробежался. Вон там....
При этих словах охотник махнул рукой куда-то за спину, и мы с Любой дружно глянули в темноту.
Том Дэвидсон продолжил:
— Меня любопытство разбирает — что за чертовщина? Следующим днём собрался по-походному и на ту гору. А потом вниз. Там, на площадке в расщелине, и приметил этих головастиков. Две тарелки стояли борт к борту, а букарашки зелёные суетятся меж них. Это они мне сверху муравьями показались, а подобрался ближе, смотрю — нет, вроде бы люди, только заморенные: ручки тоненькие, ножки того и гляди подломятся. А сами таскают что-то из одной ракеты в другую. Корабли их космические больше на жаровни похожи, только без ручки. Тарелки, одним словом.
Дядюшка Том подкинул в костёр, затащил кота на колени, пригладил и продолжил:
— Домой вернулся, места не нахожу — хочется ещё раз на них взглянуть.
— Вы бы учёным сообщили, — подсказала Люба.
Старый негр хмыкнул и пальцем погрозил:
— Ты наговоришь! Что, мне тут одному плохо живётся? Нет-нет — никаких учёных. Ну, да ладно. Скоро опять за гору собрался. Жаровня одна стоит, второй след простыл, и головастиков не видать. Насмелился, подошёл — все следы осмотрел и сообразил: улетели черти. Ракетку бросили и улетели. Обошёл тарелку эту — скрутить нечего. Из деревца лесенку срубил, наверх забрался, та же картина — окон нет и отломить нечего.
— Так и стоит? — Люба с недоверием.
— Уж с годик как.
— И вы никому не слова?
— Если бы. В город за припасами выбрался, в салуне перебрал и растрепался.
— Кому?
— Разве помню? Только вдруг эта парочка явилась. Нет, люди неплохие — целую коробку виски принесли. Угостили, а потом с вопросами, а потом с просьбами — проводи да покажи. То самое место.... Ну, и повёл — дальше знаете....
— Нам покажите? — спросила Люба. — Девочка — дочь моя.
Охотник покачал головой:
— Не шибко похожа. Скорее на него.
— Это мой муж.
— Да мне плевать! Выпивка у вас есть — что я зазря должен ноги бить?
— Мы принесём.
— Тогда и покажу.
Я тронул Любу за локоть и мысленно:
— Оставь дискуссию пустую. Идём спать — утро вечера мудренее.
Костёр потух, беседа угасла. Одинокий охотник устроил себе ложе под навесом, уступив нам хижину. Глянул на небо, покряхтел, поворочался и застегнул на руке оптимизатор — время эротических снов.
— Билли.
— Всё понял, Создатель.
Мы лежим с Любой в хижине на топчане. В прорехи убогой кровли подмигивают звёзды. В горах они ярче. Я ласкаю жену, но не от страсти, скорее по привычке. И она принимает их (ласки) в душевном спокойствии, думая о другом.
— Ты веришь старику?
— В чём сомнения?
— Что могло произойти с Настенькой и её спутником?
— Попробуем выяснить.
— Ты так спокоен.
— Пока не вижу повода для паники.
— Если что-нибудь случится, начну верить в проклятие генерала. Кстати, чем ты так не угодил деду?
— Был инцидент.
— Небезгрешен ты у меня, Гладышев.
— Каюсь, дорогая.
— Грешишь и каешься — удобно пристроил душу.
— С комфортом.
— А мне хочется плакать, — Люба отвернулась.
Мы рядом — беда общая сплотила, но не примирила. И я повернулся к жене спиной.
Солнце ещё не перевалило через гору — в дверях седая и курчавая голова старого негра:
