Дороги смертников (Время одиночек 2)

— Целое с этим смирится. У нас нет запасного ретранслятора, и мы не сможем быстро создать новый. На случай неудачи, целое готово применить смертника.

— Ретранслятор уничтожили горцы. Возможно, они уничтожили не все. Есть смысл попытаться его отбить.

— Целое считает, что смысла нет. Горцы хитры, им нельзя верить, их надо опасаться. Пока мы не очистим от них горы, мы не сможем чувствовать себя там в безопасности. И целое обеспокоено. Нападение на ретранслятор было необычным. Там было странное. Целое опасается заговора. Простые горцы не смогли бы повредить нам. Там был наш враг. Нам надо не терять бдительность в том районе.

— Мы не будем терять бдительность. Если врага заметят, он будет схвачен или уничтожен.

— Целое ждет окончание церемонии. Все ли готово?

— Жертвы еще не собрались. Но все идет по плану — они собираются. Жертвы не знают о нашем замысле и послушно собираются в Ревущем проходе. Скоро можно будет начинать церемонию. Мы уже приступили к подготовке в Ревущем проходе, и мы ведем предварительных жертв из Северной Нурии. Если добавить местных пленных, наберется достаточно жертв для начала церемонии.

— Целое довольно. Целое надеется, что церемония пройдет успешно. У целого всего лишь один заряд — он не должен пропасть зря. Сделать другой не получится — у целого больше нет необходимых материалов. Ресурсы, полученные с пришельцами, истощены. И новых жертв для подготовки к церемонии найти будет нелегко.

Глава 15

Второй Артольский, высадившись на имперском берегу, в первые часы напоминал привал шайки бродяг, собравшихся в это место со всей провинции с целью предаться групповому безделью. Солдаты лишились большей части оружия, да и одежды не у всех хватало, знамя было потеряно, барабаны и кларнет тоже остались на корабле. По берегу носились перепуганные лошади, до которым никому, кроме Тима, не было никакого дела, а люди, развалившись на песке, все как один апатично таращились на море, лениво созерцая, как прибой гоняет по мелководью трупы захлебнувшихся товарищей и разный мусор.

Тим, найдя на скудном берегу пятачок с более-менее приличной травой, в итоге оставил животных там, вернувшись к товарищам. Присев между Апом и Эль, он так же равнодушно уставился на море. Раз все сидят, то и ему не стоит отрываться от коллектива. Спустя час ему это занятие даже стало нравиться — одежда подсохла, нервы, потрепанные морским боем, успокоились, веки сами собой начали опускаться, увлекаемые накатывающейся дремотой. Не хотелось ничего — сидел бы и сидел. И, похоже, у всех аналогичное настроение — никто даже не разговаривал.

Увы — вечно сидеть не получится, да и вечер скоро. Офицеры начали шевеление, посыпались приказы. Сонные, недовольные солдаты, принялись их выполнять. Вскоре и Тиму пришлось подниматься — он попал в команду, занимавшуюся сбором обломков по берегу. Куски дерева, оставшегося от погибшего зерновоза, складывали в кучи для костров. Другого топлива на берегу не было. Нищий край — даже травы порядочной нет, не говоря уже о деревьях. Видимо местные жители вырубили все подчистую, а то, что пощадил топор, уничтожили овцы и козы.

Тащась с очередной порцией обломков досок, Тим наткнулся на Фола:

— Тимур, бросай этот мусор, и иди за мной. Ценатер приказал нам сходить в деревню, добыть еду. Я думаю, вдвоем спокойно справимся — сомневаюсь, что мешки получатся неподъемными. Но на всякий случай возьми лошадь ценатера — он разрешил. Ты с этими тварями умеешь общаться — вот и бери ее под уздцы.

Новое поручение Тима обрадовало — гораздо интереснее, чем таскаться по мокрому песку в поисках дефицитного топлива. Ему это занятие еще по Атайскому Рогу очень надоело.

На ходу уточнил:

— Я не уверен, но мне кажется, что жители деревни не станут кормить нас бесплатно.

— Тебе кажется? Ну ты наивный — я вот в этом полностью уверен! Конечно не будут — им и самим жрать нечего. Ценатеру полковник выделил кошель меди, вот за эту медь и купим, — интендант помахал в воздухе скромным холщевым мешочком.

— Ценатер вам доверяет настолько, что позволяет самостоятельно делать закупки?

— На этой меди много не прикарманишь, да и разве пойдет он сам в нищую деревню торговаться с местными голодранцами?! Ценатер Хфорц тот еще сноб... Сам столь же родовит, как дворовая шавка, но строит из себя наследника престола... Не думаю я, что нам что-то обломится в этой деревне — с нашим ценатером ноги недолго протянуть.

— Почему?

— Да потому! Наш ценатер как всегда — первым поспевает только на раздачу тумаков. Полковник кошель ему выделил давно, но он не спешил мне ничего приказывать, так и крутился возле начальства, неизвестно чего ожидая. А когда до меня добрался, то уже поздно было — все порядочные офицеры давно своих солдат в деревню послали. Учитывая, что в деревне из еды пара рыбьих хвостов и просяное зернышко, вряд ли нам там что-нибудь достанется после этих обжор.

— Фол, этого не может быть. Я недавно после кораблекрушения оказался на берегу холодного моря, и не имея хороших снастей, легко себя пищей обеспечивал. А здесь, в этом теплом краю, и вовсе всего хватать должно. Вряд ли, конечно, они смогут накормить целый полк — нас ведь около полутысячи человек осталось. Но хоть что-то для нас обязательно найдут.

— Тимур, хороший ты парень, только вот не понимаешь ничего. Весь этот берег отдан на откуп, здесь даже вшу толстую не поймаешь, а про людей и вовсе молчу.

— Откуп?

— Ну да. Не слыхали в своей Эгоне про такое? Да откуда вам знать, дикарям... В Империи два вида провинций — коренные и новые. Есть еще территории полных протекторатов, но не про них речь. Так вот, в коренных провинциях земля принадлежит или аристократам, или императору, или общине. С аристократами все понятно — деревни на их земле населены их работниками, и покидать своего барона они не могут. Императорские земли вроде аристократских, только правят там управляющие, назначаемые наместниками. Общинными владеют сельские и городские общины. Есть еще угодья жрецов, там они как аристократы хозяйство ведут, так что разницы особой нет. Простому люду везде живется одинаково. От голода не загнешься, но и брюхо нажить нелегко. Общинникам чуток легче, но налоги сильно давят. А вот в новых провинциях... Земля тут или под местными старыми аристократами, присягнувшими императору, или под новыми, имперскими, или под городскими общинами, или на откупе. Откуп, это когда купец или целая гильдия берет надел на несколько лет в аренду у наместника. Не бесплатно, конечно. Те люди, что остались под местным аристократом, обычно живут не хуже чем имперцы коренных провинций. Новые аристократы тоже своих людишек не сильно гнобят — им ведь с ними жизнь доживать. А вот откупщики готовы последние портки вместе с задом сорвать — им ведь главное, успеть как можно больше денег из арендованной земли вытянуть. Наместник в их дела не лезет — лишь бы серебро шло без задержек. Откупщики полностью подбирают под себя самое прибыльное — рудники, мельницы, солеварни. Кузни, гончарни, мастерские — все это разоряется дикими налогами, а взамен гонят товары гильдийских мануфактур по низким ценам, ведь местные мастера не могут по таким торговать из-за высоких поборов. Народ на лучшей пахотной земле и пастбищах тоже облагают высокими налогами, и тем волей-неволей уходить приходится, а после этого их землю обрабатывают батраки за медяки. Сеют неистово, истощая все соки — лишь бы успеть выдрать побольше. Пасут скот, покуда траву вместе с почвой не выбьют. На нищих участках наоборот стараются и соки выжать, и не дать народу разбежаться — ведь с наемными батраками возиться там будет невыгодно. Кого из беглых поймают — руки-ноги перешибают. Вот этот берег весь на откупе.

Тим, переваривая информацию, кое-что не понял:

— Но ведь после откупщиков останется разоренный край. Земли истощены, ремесло зачахло, народ обнищал, многие ушли, кто сумел. Смысл Империи таким заниматься?

— Не знаю я, в чем смысл. Думаю, Императору про это просто неведомо, иначе бы он откупщиков давно прижал к ногтю, словно зажравшуюся вошь. А вон и деревня. Ну, готовься, может что-нибудь нам и обломится. Хотя сомневаюсь, что эти оглоеды нам что-нибудь оставили.

* * *

Деревня Тиму не понравилась — она наглядно демонстрировала правдивость слов Фола. Конечно, глупо ожидать здесь мраморных дворцов, но даже нищета во всей своей простоте бывает разной. Местная нищета была крайне неприглядной. На всем будто печать запущенности и безнадежности стояла — от перекошенных хижин до лиц жителей. На берегу сохнут латанные-перелатанные сети, тощие собаки лают скорее не угрожающе, а просительно, умоляя дать им хоть что-нибудь, в грязном песке пляжа у корявых лодок копошатся худющие дети со старческими глазами.

Это до чего надо довести ребенка, чтобы он так смотрел?

Старик, встретивший солдат у околицы, был столь же худ, как местные дети, а за его одежду никто не дал бы и медяка. В Эгоне из такой ткани мешки делают — ни один нищий не станет использовать столь суровый холст. Если в глазах детворы читалась мудрость веков, то в его глазах не читалось уже ничего — они давно потухли, окаменев в странном выражении — одновременно жалостливом, просительным и чуть сердитом.

— Еды нет — вы унесли уже все, — непреклонно заявил старик, не тратя время на церемонии.

— Да мы здесь впервые, ничего мы отсюда не уносили, — возразил Фол.

— Вы для нас на одно лицо. Солдаты уже пришли и забрали все. Мы теперь будем голодать несколько дней — в округе за эту медь не купить ничего, а до города путь неблизкий.

— Вон у вас сколько сетей — наловите рыбы и будете сыты. Мне надо накормить своих людей сегодня, а завтра нас здесь уже не будет и никто вас не потревожит уже.

— Управляющий запретил нам есть рыбу до конца месяца — если мы нарушим его приказ, нас накажут. Весь улов мы сейчас свозим к коптильне. Она дальше, по берегу, до нее несколько миль. Попробуйте купить еду там. Мы не можем продать ничего больше — все старые запасы уже забрали ваши солдаты. У нас маленькая деревня, мы не можем накормить такую толпу. Идите дальше, ищите еду в другом месте.

Тим вообще-то мог бы денек и поголодать, но после всех этих слов почему-то почувствовал себя крайне голодным — готов был сырую камбалу слопать. Вопросительно покосившись на Фола, он ожидал, что тот велит разворачиваться восвояси, но интендант не сдавался.

— Значит, вы отказываетесь кормить солдат, которые идут в бой, сражаться за вашу Империю? Мы ожидали более теплую встречу... не похожи вы на честных граждан... Пойдем-ка Тимур назад, в лагерь, и приведем сюда третью роту. Эти головорезы камня на камне не оставят от этого змеиного гнезда. И пусть откупщики жалуются хоть самому Императору — мы в своем праве. Нас позвали сюда, обещая, что в каждом доме будет кров и стол, но здесь я этого не заметил. Прощай старик — надеюсь, таких как ты здесь немного, и больше мы их не встретим.

Озадаченный Тимур направился за интендантом. Фол решительно удалялся в сторону лагеря, четко чеканя при этом шаг и держа руку на рукояти меча. Столь бравого вида за ним до сих пор не замечалось — солдат явно работал на публику.

— Стойте! — донеслось за спиной. — Чтоб вас... Мы дадим вам немного вяленой рыбы и квашеных водорослей, но больше сюда не возвращайтесь. И не присылайте никого. Наша деревня и без того разорена, не надо пугать нас новыми бедствиями.

Тяжелый мешок Тим забирал, стараясь не смотреть в глаза жителей. Это до какого состояния надо довести людей, чтобы простые водоросли, квашенные без приправ, они считали за лакомство, которое стоит прятать в тайнике под крыльцом?

Империя сегодня показала себя с неожиданной стороны. Империя показала слабость.

Если у тебя голодает народ, какой смысл в несокрушимых легионах, каждый солдат которых одет на деньги, достаточные для того, чтобы сделать эту деревню процветающей? И зачем держать стада боевых драконов, которых надо кормить отборным мясом, причем половины рациона такого монстра хватит для того, чтобы сделать местных жителей счастливыми?

* * *

Ужин выдался более чем скудным — Тиму, несмотря на принадлежность к элите нерегулярщиков, досталась жменя водорослей и корявая рыбешка, ссохшаяся так, что ею впору гвозди забивать. Причем выяснилось, что перед вяленьем ее не просаливали, так что на зубах остался устойчивый привкус гнили, что не радовало. Ап и Эль куда-то пропали, и это тоже напрягало.

Тим уже доедал последние крохи жалкого ужина, когда гигант появился, и заговорщицки подмигнув, потащил его за собой, на ходу поясняя свое поведение:

— Я тут подумал — нечего нам ночь проводить посреди толпы пердящих солдафонов. Вызвался дальше по берегу до утра дозор держать, и попросил тебя взять. Фол непротив был, только для начала сказал, что тебя с собой в деревню возьмет, вот я и не успел предупредить. Пока ты там лазил, я без дела не сидел — понырял по берегу, немного ракушек набрал, а на твою снасть наловил рыбы. Рыба тут очень серьезная — жир льется ручьем. А еще тут креветок видел, но поймать их не получилось. С тобой можно было бы рубашкой вместо бредня пройтись, но сам никак не поспевал.

Товарищи перебрались через высокую дюну, в ложбине за ней Тим увидел костерок, а возле него Эль, явно занимающуюся приготовлением ужина. Подойдя поближе и оценив ароматы рыбы, поджариваемой на прутиках, он вздохнул:

— Знал бы, не ел эту гадость, что на ужин дал Фол. До сих пор во рту такой привкус, будто старым мертвецом из гроба полакомился.

— У меня такое бывает с перепою, — проинформировал Ап и, присев возле Эль, нетерпеливо уточнил: — Долго там еще?

— Потерпи — хребет еще сыроват. Ракушки уже испеклись давно и остыть успели. Может подогреть?

— И так слопается, — отмахнулся здоровяк.

Тим, рассмотрев добычу Апа, присвистнул:

— Ничего себе рыбешки! Ты их поймал на мою снасть?

— А на что же еще?! Уж не думаешь ли ты, что я этих акул на свой блудный уд ловил?! Накопал за тем холмом червей и на них сразу кидались — из воды навстречу выпрыгивали. Эль, красавица ты наша — давай не томи! Жрать охота, аж в желудке предсмертные судороги! Как бы на такие запахи из лагеря нахлебники не примчались.

— Потерпи, обжора — немножко осталось.

Тим, не сводя взгляд с тройки длинных остроносых рыбин, насаженных на прутья, задумчиво произнес:

— Представляете, в этой деревне жителям запрещают рыбу вообще есть. Они голодают, но не имеют права ее даже попробовать до конца месяца. Откупщики не позволяют. Странно это и непонятно, когда живешь у такого щедрого моря и не можешь пользоваться его дарами.

— Обычное дело, — заявил Ап, шумно подобрав слюну. — Я тоже родом из новой провинции, там город на откупе был. Когда я оттуда сделал ноги, в нем оставались только нищие и шлюхи. За несколько лет разорилось все.

— Не могу я это понять. Зачем же разорять свою землю?

— А понимать нечего — земля-то ведь не совсем своя. Провинция новая, люди к имперцам не привыкшие, кое-кто и злобу к ним питает. Наводить порядок руками солдат, дело хлопотное и дорогое. Да и нехорошо получится — народишко ведь на императора за это обидится. Проще оставить это дело купцам — вот на них пусть и обижаются. Гильдийцы, конечно, все соки выжмут, но надо отдать им должное — смут на своей земле они не допускают. Суд у них короткий. В итоге остается забитая тупая голытьба, о бунтах не помышляющая, а те, кто мог помыслить, на виселице высохли или подались в другие края, где уже не будет у них своих корней. Одиночка ведь нестрашен, можно из коренных провинций безземельных нагонять, под общины размежевать, или аристократам наделы выделять.