Вдруг между массивными основаниями колонн показался темный силуэт, который был почти вровень с нижними капителями.
Еще издалека я почувствовал, что это управитель дома Критий. Как и все дети Адамаса, он был невысок ростом и прост разумом, но все ж имел множество достойных качеств и внутренней силы, раз сумел возвыситься в доме Зеваха Потидана.
— Приветствую тебя, Знающий! — низко согнулся он, облаченный в накидку плотной ткани. — Стратег ждет тебя!
— Приветствую и тебя, Критий, — кивнул я ему, глядя сверху вниз, — счастлив ли дом ваш и господин твой?
— Премного счастлив, Знающий, — вновь склонился Критий, — да будут в семь раз более благостны дома ваших Отцов!
— Да пребудет закон и благость со всеми детьми Неба, — опять кивнул я, уже в легком нетерпении, — велел ли твой господин передать мне что-либо?
— Нет, Знающий. — Критий театрально взмахнул рукой с колышущейся тканью. — Господин ожидает у алтаря.
— Благодарю тебя, Критий. — Я коснулся указательным пальцем его преклоненной седоватой головы, дабы разрешить ему встать перед Потомком Древних.
Тот удалился, а я машинально активировал браслет связи на своем запястье и двинулся вдоль колонн. То, что Стратег именовал алтарем, было зикуром для медитаций, сложенным из нескольких плит орихалка, соединенных медной проволочной обводкой, — там Стратег набирался сил, отдыхая после деяний. С моей точки зрения, эта модель была громоздкой.
Я никак не мог понять, почему у столь мудрого потомка Древнейших возникло желание возбудить у смертных такое глубокое почитание своей персоны? Может, это тоже относится к признакам одичания, связанного с погружением в быт сыновей Адамаса?
Наконец в перспективе колоннады возникло сияние на различных длинах волн. В центре ребристого медного треугольника вращался силуэт самого Потидана. Он сидел в позе Покоя, скрестив под собой ноги.
Я приблизился к пьедесталу, на котором был укреплен генератор зикура, и преклонил колено.
— Приветствую тебя, Помнящий! — сказал я громко.
Это было маленькое и преднамеренное нарушение этикета, ибо в его доме Потидана следовало называть "Правитель", а я использовал родовое слово, чем подчеркивал наши родственные связи, хоть и был младше.
— Привет и тебе, Бак-Ху, — раздался мне в ответ знакомый женский голос.
У меня по телу пробежали мурашки, и я вскинул голову: на пьедестале стояла девушка с распущенными русыми волосами, огромными, глубокими серыми глазами, под которыми проступали почти незаметные веснушки... Боги великие... Откуда здесь Ари???
Я незаметно выдохнул, пытаясь контролировать свои чувства, а моя жена на пьедестале стала мерцать, приобрела размытые дымчатые очертания, и вдруг раздался низкий хриплый смех...
— Прости, Бак-Ху, — произнес из пустоты голос Стратега, — обожаю различные розыгрыши и шутки!
Он вновь засмеялся низким гудящим смехом, и его биополе окрасилось в ярко-оранжевый оттенок.
— Я прочел обрывки твоих ментальных волн, пока ты шел сюда, — продолжил он, отсмеявшись, — и понял, что ты думал о моем браке с Клито в свете ее смертных корней. Вот и захотел тебе напомнить, что и твоя Ари тоже смертная, как и твоя мать, Семелла. Я прощаю твою дерзость, ибо ты молод...
Теперь передо мной была черная мохнатая туча, внутри которой тлели два бордовых огонька. Я понял, что Стратег решил встретиться со мной, используя полевую копию, что тоже было хоть и мелким, но нарушением этикета.
— Я смущен твоим всезнанием, Помнящий, — примирительно, с легким поклоном ответил я, хотя во мне едва не забурлила моя обычная вспышка гнева, — но осмелюсь дополнить, что предками моей матери и моей жены является сама Ива, Древнейшая из Первых.
— Никто не поручится, что Клито не одна из потомков Ивы, она превосходит многих Древних в своих силах, — ответил он с легким сарказмом, — ну да ладно. Я думаю, что ты пришел ко мне не для изучения генеалогии? И скорее всего, не для того, чтобы вспомнить, как в детстве я кормил тебя дарами наших морей и ты хотел стать морским воином, когда вырастешь? Я прав?
При этих словах раздалось легкое шуршание, и одна из плит в полу отодвинулась.
Из образовавшейся ниши поднялся высокий изящный стол из стекла, никеля и золота. На его прозрачной поверхности пузырились кубки с сомой, а в ажурных вазах из янтаря аппетитно вздыбились гроздья винограда и тех фруктов, которые растут только здесь: фаллоподобные желтоватые чуть изогнутые плоды — местные называли их "бананы". Но Потидан не был бы Потиданом, если бы в центре не красовалось серебряное блюдо с несколькими сортами икры и запеченными бычьими яйцами. Он называл это блюдо "потак". Блюдо варварское, но непривычно вкусное.
— Ты, как всегда, умеешь впечатлить, Помнящий, — вновь поклонился я, не сделав и движения, чтоб приблизиться к столу, хотя искушение такое было, — все слова твои правдивы и растут из корня знаний. Я действительно прибыл к тебе с просьбой от Анклава...
— От Анклава? — хмыкнул Потидан.
— Зевах Энке просит тебя убрать свой флот от Аркадии, — произнес я официальным холодным тоном, который тренировал всю поездку сюда. — Его присутствие и мелкие инциденты с детьми Адамаса разрушают уважение смертных к Зеваху Энке.
Тот помолчал, а затем глубокомысленно изрек:
— А я ведь тоже Зевах, Бак-Ху. И я не понимаю, почему это укрепление власти Древнейших Анклав называет разрушением уважения? Может, я, потомок самих Древнейших, просто несостоятелен в помыслах своих?
Я понял, что он довольно грубо пытается спровоцировать меня на очередную дерзость. Ну нет, милый дядя, так не выйдет!
— Нет сомнений в твоей мудрости, Помнящий, — смиренно ответил я, — но Закон Древнейших гласит, что мы — Пастыри детей Адамаса, а не Цари их, ибо от рождения дано нам превосходство, а им — наш Закон. Многие из смертных говорят, что их боги воюют меж собою, а это никак не может дать им Веры в наш Закон.
— Послушай меня, Бак-Ху, — мрачным голосом произнесло черное облако, — а тебе не наплевать, что думают смертные? Сегодня они будут думать так, завтра они будут думать иначе, как мы скажем им. Их жизнь вообще слишком коротка, чтобы что-то думать! Вы пытаетесь прикрыться этим Законом, чтобы элементарно пустить все на самотек! Передай Зеваху Энке, что Зевах Потидан хочет всего лишь взять на себя всю трудную работу, связанную с укреплением Закона для этих смертных! Передай, что все, что нужно им сейчас, — это безоговорочное подчинение нам, Древнейшим, а все, что нужно мне от твоего отца, — это его Эгида, чтоб я мог действовать в полную силу! И я не понимаю, отчего твой отец избегает встречи со мной сам, посылая младшего на разговор со старшим?
— Отец гостит у брата Зеваха Кади, — вставил я с невозмутимым лицом.
— Гостит? — с подозрением спросил Стратег. — А может, просто прячется? От меня?
— Оскорбительны и напрасны слова твои, Помнящий, — сказал я, не вытерпев, — отец мой — достойнейший из Владык, а я хоть и младший, но знаешь ты, что Стратег по сану, пусть и не такой опытный, как ты...
— Помнишь судьбу Инки или Брана? — вдруг спросил Потидан. — Они тоже много ставили на смертных, и те восприняли это как их слабину: они их предали и убили в слепом желании властвовать, думая своим скудным умом, что обучились всему, что должно знать о судьбах мира! "Стрелы Смерти" были обращены против Древнейших! Вот плата детей Адамаса за знания, которые вы так хотите им дать...
— Бран и Инки слишком торопили события, — возразил я, — они фактически спровоцировали смертных на это...
— Ну-ну, — пробормотало облако, — любители полумер, вот вы кто. Да, Стратег ты неплохой, но я бы тебе посоветовал взять другое имя...
— Это какое же? — спросил я, напрягаясь внутренне.
— Есть такое местное слово Дионис, по-нашему значит — "хромота божья"... — Он хмыкнул, а я промолчал. — Да и жене твоей пойдет местное имя. Главное, оно ей очень созвучно!
Я продолжал молчать, так как понимал, что, зная мою вспыльчивость, он пытается вывести меня из эмоционального равновесия.
— Ирина — похоже на Ари, а означает "мирная", вы друг другу так больше подходите, разве нет?
— Значит, Помнящий, ты не отведешь своего флота? — спросил я, проигнорировав его уколы в мой адрес.
— И не подумаю, — он хмыкнул, — если Энке хочет, он может сражаться со мной. Пусть поднимает в воздух все свои корабли, активирует все свои излучатели. Я не буду наносить ракетного удара по Олимпу, но и из Аркадии уходить не собираюсь! Можешь так и передать Анклаву в целом и Энке в частности...
— А если Пританей потребует исключения твоей филы?
— Сколько угодно, — пробасило облако, выпуская несколько энергетических колец, — это решает Анклав, да только я предлагаю более рациональный вариант. Подумайте вы все...
Я вздохнул: примерно так мне и представлялись эти переговоры, да и отец, скорее всего, не удивится.
— Ну что ж, — произнес я с легким поклоном, — благодарю тебя за гостеприимство, Стратег.
Я развернулся на пятках и зашагал к выходу. Он провожал меня в полном молчании: то, что я назвал его Стратегом, было почти грубостью — ведь таким образом я сравнил его с самим собой. Но мне на это было уже плевать! Я сделал все, что в моих силах, я старался держаться, как мог, чтобы хотя бы не испортить и без того шатких отношений с дядей Потиданом. Теперь я был свободен, и на душе становилось легче, в чем-то спокойнее... Хромота божья? Что ж, возможно, я возьму это прозвище...
При выходе из храма меня поджидал летающий диск с воином-пилотом: по всей вероятности, хозяин острова давал мне понять, что хочет поскорее избавиться от моего присутствия.
Диск взмыл в воздух, а я продолжал любоваться великолепием острова, испытывая при этом смешанные чувства.
— Нам срочно нужно сменить курс, — сказал вдруг пилот хрипловатым женским голосом.
— Неужели? — раздраженно переспросил я сквозь шум двигателей...
— Это приказ, Марсель, слышишь меня? — Голос звучал с командными интонациями, жестко и твердо.
Вдруг я понял, что мне стоит открыть глаза, так как звуки идут по некоему параллельному каналу мозга...
Я распахнул веки: в узком пространстве горела бледная лампочка, громко рокотали двигатели, десантный люк был затянут снизу брезентом.
На скамейке напротив меня сидела Лайла, рядом с которой лежало мое оружие, а ее АПС крупным черным дульным отверстием смотрел мне в голову.
— Тихо-тихо-тихо, Странный, не дергайся только, мне не доставит удовольствия тебя пришить, — быстро сказала Лайла.
Все-таки я уснул! Опять не вовремя...
— Что, меняем курс? — спросил в наушниках голос Марселя.
— Да, сойдем чуть поближе, на Горной-Шесть, — ответила Лайла.
— Без проблем, — ответил пилот.
— Она сразу показалась мне подозрительной, — тихо пробормотала Ирина. — Прости, Дэн, я уснула...
— Это ты прости, что я уснул, — ответил я, подавив зевок. — Лайла, какого хрена ты опять затеваешь?
— Прости, Дэн, — сказала Лайла, — но ситуация резко изменилась, только что со мной связалось руководство...
— И что? — спросил я.
Ремень моего автомата болтался на плече, аккуратно перерезанный, беззащитно трепещущий на ветру. Меня бил озноб со сна, да и ветер гулял в кабине.
— Ничего такого, что тебе следовало бы знать, кроме изменения пункта назначения. — Настроение Лайлы явно поднялось со времени нашего последнего разговора.
— Лайла, если бы ты только знала, как вы меня все достали! — Мой мозг медленно просыпался, а вместе с ним начинали закипать эмоции.
Хоть я и понимал, что они сейчас лишние, но апатия в этой ситуации была бы хуже во сто крат.
— А кому сейчас легко, Странный? — весело сказала Лайла. — Ты думаешь, мне весело тут мотаться по этой долбаной пустыне в компании всяких сумасшедших, именующих себя Посейдоном...
— Скажи, что тебе надо хотя бы? — спросил я. — Ты отдашь нас на съедение Дарби или просто продашь в рабство?
Лайла усмехнулась:
— Нет, Дарби я вас не отдам: есть и другие люди, которым вы нужны, к счастью, живыми. — Она как-то хищно улыбнулась. — Но я сама не отказалась бы от такого раба, как ты. Знаешь, Ирэн, я понимаю, почему ты выбрала его: он обалденный самец. Губа твоя — не дура. Он умеет... как бы это выразиться, войти в контакт с женщиной... Да... А как он тебе в постели? Мне, например, очень даже... мощно... а главное...
— Лайла, девочка, — не выдержал я. — Ты бы хоть сказала, что тебе снятся эротические сны с моим участием, — я подарил бы тебе свое фото...
— Что она такое говорит? — тихо и как-то испуганно произнесла Ирина.
— Что-что, — не выдержал я. — Крыша у нашей Лайлы протекла от солнечных вспышек... Не знаю, чего она хочет добиться этим шапито...
— Странный, — неожиданно с горечью произнесла Лайла, — ты в упор не хочешь понять, что она просто использует тебя! Когда там, на базе, мы были с тобой вдвоем, разве не ты предлагал пристрелить Ирэн, пока она спала?
— Да, — кивнул я, чувствуя, как начинает во мне пузыриться холодное бешенство. — Это был наш с тобой план с целью свержения президента Марса, конечно, я помню!
— Что ей нужно? — вновь как-то жалобно спросила Ирина. — Скажи, Дэн, что это не так!
— Это не так, — процедил я сквозь зубы, — но я где-то читал, что с сумасшедшими нельзя спорить, поэтому...
— Как же ты легко идешь на попятный, Дэн-Дэн... — с горьким вздохом произнесла Лайла. — А еще женщин считают непостоянными...
— Пошла бы ты в задницу! — не сдержался я.
— Вот так ты теперь со мной заговорил. — Лайла опять вздохнула. — А ведь по-настоящему любить тебя могу только я, в отличие от этой ненормальной дамочки, которая всю дорогу пудрит тебе мозги и использует тебя, изображая невинную жертву...
— Лайла, что вы себе позволяете, — вдруг с вызовом спросила Ирина.
— А что, сестричка? — вскинула брови Лайла. — Ты недовольна, что я твоему мужчине все рассказала? Не нравится, когда про тебя правду говорят? А кто тебе-то мешал рассказать ему все самой? Что, побоялась, что он тебя бросит?
— Одно я точно знаю, — произнесла Ирина зловеще. — Проститутками он никогда всерьез не увлекался, такими, как ты...
— Да это кто еще из нас...
— Всем заткнуться! — крикнул я как можно громче, вскакивая с места.
Ствол "стечкина" в руках Лайлы синхронно дернулся за мной.
— Дэн, я же просила тебя не делать резких движений, — тихо сказала Лайла.
— Тогда постарайся не трогать Ирину, ладно? — так же тихо сказал я. — Если я под танки кидался, то уж на пистолет брошусь легко, и кто-то из нас подохнет: не факт, что это буду именно я.
Лайла посмотрела на меня узкими щелками гневно прищуренных глаз.
— Прости, Лайла, что говорила тебе такие вещи, — внезапно сказала Ирина, и голос ее вибрировал в шлемофоне как-то ритмично и спокойно. — Правда, прости. Как бы там ни случилось у нас, взаимные оскорбления ничем не помогут ни нам, ни тебе. Я так сказала про тебя, потому что у меня сразу была к тебе какая-то антипатия, а это не дает права на такие слова.