Воспитанному в условиях воинской дисциплины (хоть генин и не был ее ярым приверженцем) Наруто было трудно вообразить себе власть, не зиждущуюся на грубой силе. Жизнь без трепета перед вождем, без служения, без ежеминутного ожидания удара кулаком 'сверху' казалась ему невозможной и недопустимой роскошью. Он уважал уверенную, деспотичную власть, способную не только мускулами поиграть, но и врезать как следует, и был уверен, что в этом вопросе и капитан Ямато, и Сакура, и Какаши-сенсей, и все прочие его товарищи являются его единомышленниками.
Но власть Мутэ Юдзи выглядела эдаким выкидышем всех политических институтов, существовавших на Востоке, уродливой карикатурой на них. Он не был вождем. Таким, как даймё — благородным, заносчивым небожителем, правящим страною из неприступного дворца-цитадели. Или таким, как Каге — непобедимым бойцом и жестоким военачальником. Мутэ Юдзи был главарем бандитов, огромной стихийной толпы, настроениями которой он научился управлять. Если ему требовалось уничтожить кого-либо, угрожающего его власти, ничто не могло послужить этому препятствием — ни положение человека в иерархии Черного Рифа, ни его влияние или количество сторонников. Кровная месть не волновала Мутэ Юдзи, ровно как и любая другая месть. Никакой закон был ему неписан. Он убивал столько, сколько хотел, не жалея ни крови, ни денег.
Наруто не очень-то радовала идея просить убежища у такого человека, но выбирать не приходилось.
* * *
Иногда не получается улучшить что-то уже существующее, даже если оно в этом нуждается. Проще создать нечто новое на замену. Сакура отчаянно пыталась посмотреть на их с Наруто отношения непредвзято, но подобное едва ли было возможно, ведь речь шла о человеческих чувствах. Она без ложной скромности считала себя сильной личностью, но и у нее бывали минуты слабости, и Наруто бессовестно пользовался ими, стремясь добиться ее благосклонности. Генин не скрывал своего желания поднять их отношения на новую ступень, не страшась того факта, что возврата с той дороги не будет. Куноити же ценила рационализм и осторожность. Бросаться в этот омут с головой... наверное, она к такому еще не была готова. Это 'новое', которое грозило придти 'на замену' их прежней, такой привычной воинской дружбе, отталкивало ее и пугало.
Особняк адмирала-префекта занимал большую часть атолла, оказавшегося совсем крошечным. Он так сильно отличался от того постапокалиптического великолепия, на которое они насмотрелись в порту, что Сакуре на мгновение показалось, будто они снова очутились в Каваго. В последние годы столица Края Рек так активно застраивалась зданиями из стекла и бетона, что современный стиль уже совсем потеснил традиционную архитектуру. На фоне обветшавших деревянных домов и черепичных пагод сияющие на солнце новостройки смотрелись пришельцами из какого-то далекого, нереального будущего.
Таким был и дворец Мутэ Юдзи по прозвищу Укиё. Не слишком высокий — едва в шесть этажей — но огромадный по площади, прошитый насквозь паутиной крытых контрфорсов и галерей, утопающий в тропической зелени монстр из стекла и нержавеющей стали. Сакура была потрясена, она не могла поверить, будто кто-то оказался настолько эпатажным и, что важнее, настолько расточительным, что решился отгрохать нечто такое... такое МЕТАЛЛИЧЕСКОЕ. Дворец походил на гигантскую оранжерею или аквариум, или, быть может, ангар, только весь застекленный и прозрачный насквозь, как если б его обитателям было абсолютно наплевать, что вся их жизнь отлично видна снаружи.
Как выяснилось, первое впечатление было обманчивым. За внешними стеклянными стенами действительно располагалась шикарная оранжерея, хотя было не вполне ясно, зачем она нужна при мягком южном климате. В зарослях благоухающих цветов и плодовых деревьев скрывался аккуратный, приятный на вид особнячок, значительно меньший по размеру, чем монструозный купол, и гораздо более древний.
Мичман Касимо распрощался с ними у входа, где их все-таки обыскали — всех кроме Сакуры. Вооруженный охранник на входе принял из ее рук крохотный стилет и несколько сюрикенов, но, вероятно, имея какое-то распоряжение хозяина, самостоятельно досмотр проводить не стал. Ему же были переданы подсумки с кунаями и сюрикенами, болтавшиеся у мужчин на ремнях.
Внутри их встретила прелестная девушка в сияющей золотом и серебром накидке из тончайшего бежевого шелка, под которым смутно угадывались силуэты мифических птиц, вышитых на кимоно. В ее замысловато уложенных волосах переливался жемчуг и драгоценные каменья или, может, какая-то их имитация, но, так или иначе, а выглядела она потрясающе. Сакура сперва приняла ее за дочь или молодую супругу Мутэ Юдзи, но, после того, как в холле вслед за ней появились еще две точно так же одетых девушки, стало ясно, что это просто прислуга.
— Добро пожаловать в дом господина Мутэ, благородные гости, — нараспев произнесла та, что встречала их. — Хозяин выразил желание поприветствовать вас лично и велел проводить вас к нему сразу же по прибытию. Он сейчас в мастерской. Прошу за мной, я провожу вас.
Мастерская впечатляла. Впечатляла — в кои-то веки в положительном значении этого слова. Пустоватое и простоватое помещение с одним панорамным окном, заставленное какими-то сундуками и мольбертами, не пыталось казаться чем-то большим, чем было на самом деле. Никаких лишних деталей, никаких украшений и посторонних предметов — Мутэ Юдзи черпал вдохновение внутри самого себя, не пытаясь кому-то или чему-то подражать. Некоторые из расставленных на мольбертах картин были незакончены, из чего Сакура сделала вывод, что все они принадлежали кисти самого Укиё. Назло всем веяниям моды, он предпочитал классическую живопись, причем, что неудивительно, моринистику. И, насколько позволяли заключить познания самой куноити, занимался он ею не для досужего развлечения. У Мутэ действительно был талант.
Посреди мастерской в задумчивости замер человек в старом, настолько задубевшем от впитавшейся в него краски рабочем халате, что тот скорей уже порождал ассоциации с диковинным пестрым доспехом, нежели собственно халатом. Адмирал-префект разменял четвертый десяток, но по его гладкому, молодому лицу, напомнившему Сакуре лицо Цунаде-сама, сказать это было решительно невозможно. Выдавали его лишь короткие волосы с проседью и куцая поросль на висках. Заметив их, Мутэ оживился и, расправив плечи, элегантной походкой направился к ним.
— Доброе утро! Здравствуйте! — защебетал он так елейно и неискренне, что Сакура сходу почувствовала к нему подсознательную неприязнь. — Вы не представляете, с каким нетерпением я ждал встречи с вами! Я — Мутэ Юдзи, адмирал-префект этого разбойничьего логова, но, смею полагать, обо мне вы уже слышали.
— Как и вы о нас, — вежливо поклонился Ямато. — Мутэ-сан, я не хочу как-то вас оскорбить или неуважительно отнестись к вашему гостеприимству, которого мы, право, не заслуживаем. Однако я не хочу ходить вокруг да около. Вас должны были предупредить о цели нашего приезда. Мне, как ниндзя, крайне прискорбно в этом признаваться, но мы ищем убежища.
— Конечно-конечно! Друзья Хатаке-доно — мои друзья! — воскликнул адмирал-префект, однако ж, не прилагая никаких усилий, чтобы это прозвучало правдиво. — И почетные гости. Прошу вас оставаться в моем доме столько, сколько вам будет угодно.
'Будь моя воля, — подумала куноити, — я бы хоть сейчас отсюда свалила'.
Но ответил опять Ямато:
— Мы вам безгранично признательны.
— Да бросьте! — махнул рукой Мутэ. — У меня так редко бывают интересные люди! Кругом одни лишь эти неотесанные пираты! Ваш визит прямо как бальзам на сердце, я не лгу, поверьте! Но что же это я?.. Вы, должно быть, устали с дороги? Я уже распорядился подготовить для каждого из вас покои, возможно несколько скромные, но это лучшее из того, чем я располагаю.
— Ничего, — буркнул Наруто, не терпевший, когда разговор происходит без его участия, — мы, синоби, ко всему привыкшие.
— О, не сомневаюсь. Я ничуть не хотел усомниться в неприхотливости ниндзя, но... хм... как бы сказать, — Мутэ шагнул вперед с выражением стервятника на лице, — мне показалось, среди вас есть человек, который может счесть мой дом совершенно недостойным своей персоны. Нижайше умоляю августейшего Хикаву простить меня. Мне нет оправдания.
Сакура почти расслышала, как Ямато судорожно вздохнул, да и сама она в отчаянии сжала зубы. Конечно, нечего было и думать обмануть Мутэ Юдзи. 'Если где-то нет чего-то, значит, где-то что-то есть', — эта детская поговорка как нельзя лучше характеризовала их ситуацию. Из Каваго пропал наследник престола, теперь об этом уже трезвонят на каждом углу, и вот они заявляются на Черный Риф из Края Рек в компании десятилетнего мальчика. Да и за кого они могли его выдать?
— Прощаю! — нагло выпалил Сайто, тряхнув метровой косой. Укиё издевался над ним, и паренек, явственно почувствовав эту издевку, решил тоже ему спуска не давать. — Только зовите меня Сайто.
— Сайто? — не на шутку удивился адмирал-префект. — То есть, я хотел сказать Хикава Сайто-сама. Разве вы уже получили собственное имя?
— Я сам его себе взял, — Хикава привык врать, как дышать, — так удобней.
— Понимаю. Понимаю, — Мутэ медленно перевел взгляд на Наруто и смотрел на него долго-долго, слегка поводя носом, отчего физиономия у него стала будто бы совсем лисиная. Или собачья. — А вот понимаете ли вы, Ямато-сан?
— Не вполне, — ответил капитан совершенно естественно, но Сакура уже заподозрила неладное. — Не могли бы вы пояснить?
— Охотно, — улыбнулся адмирал-префект, — я, безусловно, уважаю Хатаке Какаши-доно, Край Огня и Коноху. И в преддверии победы Огня над Реками, которая, осмелюсь предположить, уже ни у кого не вызывает сомнений, создание и сохранение прочных связей между Черным Рифом и Краем Огня — есть мой первостепенный долг. Надеюсь, наша встреча послужит залогом этого. Но, помимо того, знаете... сейчас очень неспокойные времена. Тревожные. Особенно для того, кто укрывает у себя беглого (Вы говорите, 'похищенного'? А мне кажется, 'беглого'.) наследника клана Хикава. Нет, риск — дело благородное, не буду на это посягать, но в ответ на мой риск я... я жду от вас взаимной услуги. Ямато-сан... вы ведь наверняка наслышаны обо мне и моих увлечениях. Понимаете, что мне нужно?
— Не в добрый час мы сюда заглянули, — сказал Наруто, сжимая кулаки. — Ой, не в добрый.
— Капитан? — Сакура вопросительно покосилась на Ямато.
— Мутэ Юдзи, — нехотя произнес тот, — не зря называют разносторонним человеком. Получив пост адмирала-префекта, он сказочно разбогател, спекулируя на черном рынке, но гигантская оранжерея и коллекционные предметы искусства — не единственное, на что он тратит свое состояние. В число его увлечений входит и наука. Я не хотел вам этого говорить, чтобы не спровоцировать Наруто на необдуманные действия. Видите ли, он...
— Демонолог, — закончил за него Укиё. — Я изучаю демонов и чудовищ. Таких как ты, Узумаки Наруто-кун.
Оказалось, Сакура поторопилась с суждениями. Она провела в особняке Мутэ Юдзи едва четыре часа, а ей уже расхотелось куда-либо отсюда уезжать. Хозяин отнюдь не покривил душой, назвав их своими почетными гостями. Во всяком случае, куноити сильно сомневалась, что он оказывал подобный почет и гостеприимство всем подряд. Понятное дело, ему это казалось незначительной и более чем приемлемой платой за уникальную возможность изучить самого настоящего живого дзинчурики. И, хотя Сакуру аж передергивало от мысли, что Наруто примутся пичкать всякими трубками, брать у него анализы крови и мочи, просвечивать разнообразными лампами, способа воспрепятствовать этому она не видела. И, успокоив совесть тем, что генин себя в обиду не даст, решила расслабляться и получать удовольствие. Благо, было от чего.
Ей выделили покои. Не комнату. ПОКОИ. Ну, точнее, каждому из их команды выделили, но покоев остальных она пока не видела, а вот свои рассмотрела во всех деталях. Высокие золоченые двери, возле которых круглосуточно дежурили служанки, готовые явиться по первому зову и исполнить любую прихоть, вели в просторную гостиную, облицованную отделочным камнем. Настолько белым, что он, казалось, сияет сам по себе, но это нисколько не резало глаз, а даже казалось приятным и странным образом умиротворяло. Контраст этой простоте стен составляли вычурные портьеры и резная мебель: кушетки, кресла и огромный диван, настолько мягкий, что, сев, в нем можно было утонуть по пояс. Стеклянный столик с золочеными ножками на поверку оказался вовсе даже не стеклянным, а изготовленным из чистейшего горного хрусталя. Потолок украшала роспись — не особо замысловатая: небо, облака и парящие среди них огромные птицы, но поражающая воображение качеством исполнения и проработанностью деталей.
Сакура попыталась навскидку определить цену всему этому убранству и с ужасом пришла к выводу, что одна лишь гостиная стоила больше, чем весь дом семьи Харуно в Конохе.
Однако гостиной ее покои не ограничивались. Дверь справа вела в спальню, меньше по площади, чем гостиная, но не менее роскошную. И здесь, и в гостиной полы сплошь были застелены расшитыми коврами. Большую часть спальни занимали два массивных гардероба и, конечно же, гигантское ложе, определенно предназначенное вовсе не для сна, а для любовных игр. Причем его титанические размеры наводили на мысли, что заниматься этим предполагалось отнюдь не вдвоем.
Левая дверь вела в вымощенную кремовым кафелем ванную комнату (если так можно было назвать помещение с двумя ваннами, душевой кабиной, настоящим бассейном и туалетом за отдельной дверцей). Служанки, несмотря на все ее протесты, разоблачили ее из дорожного кимоно, которое она носила — страшно подумать! — с самого Каваго, то есть уже без малого месяц. И ведь не просто так носила — они дрались, потом ютились в душном грязном трюме корабля, потом пробирались по бездорожью, через лес и рисовые поля, затем снова дрались, опять убегали... Тогда у нее не было особых вариантов, но теперь, взглянув со стороны на то, в чем разгуливала в общественных местах, девушка пришла в неописуемый ужас.
— Выкиньте это! — с ноткой истерики бросила она служанкам, но, стушевавшись, тут же добавила. — Пожалуйста.
Все ее просьбы исполнялись беспрекословно и незамедлительно, с глубоким почтительным поклоном. И практически каждый раз она видела новое лицо, так что не прошло и десяти минут, как Сакура запуталась, сколько же девушек к ней приставили. Тихонько смеясь и перешептываясь, они наполнили для нее горячую ванну, старательно омыли тело и волосы, а затем наполнили вторую ванну — уже чистой водой, в которой куноити, как ей сказали, могла нежиться хоть до самого обеда.
Опьяненная таким сервисом, Сакура действительно задремала — на полчаса или около того — и спала бы и дальше, только вода начала остывать. Ее обтерли мягким полотенцем, пригласили на кушетку, сделали массаж, после чего натерли кожу какой-то ароматным кремом, отчего та понежнела и стала источать изумительное благоухание, а в теле образовалась приятная легкость. Ну а тот наряд, который ей подали после этой процедуры, надолго лишил девушку дара речи и окончательно и бесповоротно укрепил Сакуру во мнении, что, да, в гостях у Мутэ Юдзи ей определенно нравится.
