Всадники облегченно вздохнули, а через некоторое время утихли и сирены.
— Наверняка еще вернется, гад, — процедил Калган, и мы осторожно тронулись дальше.
Железнодорожный горняцкий поселок напоминал потревоженный муравейник и встретил нас суматохой: бегали мужчины с оружием в руках, женщины и дети боязливо выглядывали из окон и дверей. Все поминутно поднимали головы к небу, пытаясь разглядеть — не возвращается ли ЭТО?
Какой-то человек в военном комбезе подбежал к Калгану и, ухватив его за стремя, что-то быстро затараторил. Калган только махнул рукой и указал в сторону группы блочных пятиэтажек. Тот кивнул и убежал.
— Что случилось? — спросил я.
— А ты не видел, что ли? — слегка раздраженно ответил командир. — В городе объявлено чрезвычайное положение. Дуй к станции, там есть постоялый двор, называется "БарМотун", дромадера сдашь хозяину, скажешь, что от Калгана, и ждите меня в баре. Я пока свиней с рудой загоню к себе.
Я коротко кивнул и, повернув поводья, дав шенкелей и громко причмокнув дромадеру, поскакал в сторону, указанную Калганом.
Ирина крепко прижалась ко мне сзади.
Проезд по поселку был крайне затруднен: во-первых, из-за почти что полного отсутствия такого понятия, как "улицы", приходилось лавировать в лабиринте между стихийно прилепленными хижинами разных мастей и размеров, во-вторых, из-за мельтешения под копытами дромадера местных жителей, уже сбивавшихся в отряды городского ополчения, которые, вместо того чтобы глядеть вокруг, больше пялились в небо, отчего я чуть не сбил с ног нескольких человек.
На относительно свободном пятачке у того места, откуда начинался район блочных пятиэтажек, несколько человек в горняцких касках вколачивали в землю стальные прутья и натягивали на них проволочную сетку, внутри которой еще двое монтировали какое-то оборудование, которое венчало что-то вроде металлического зонтика.
Мы проталкивались все ближе к горному массиву, где рядом с отверстием тоннеля уже виднелось небольшое депо и прилегающие к нему станционные постройки. Ветер донес до меня дразнящий знакомый запах креозота.
Несколько раз я наклонялся, пытаясь спросить у пробегающих куда-то людей, как найти постоялый двор "БарМотун". Самые лучшие ответы, кроме откровенного игнора, были: "Да-да, конечно" или: "Торопитесь, он сейчас вернется".
Наконец возле тускло поблескивающих, устремленных к центру долины рельсов, рядом с двумя массивными каменными платформами и прожекторной вышкой, я увидел некое подобие вокзала, с тыльной стороны которого примостилось небольшое здание, обнесенное забором из алюминиевых труб. На боковой стене из различных пород камня было выложено трудночитаемое, но весьма заметное искомое мною название постоялого двора.
Я направил поводья туда, затем спрыгнул с седла и, подав руку Ирине, примотал верблюда прямо за поводья к изгороди...
Зябко ежась от ветра, мы вошли через грязную засаленную дверь с надписью "Гостиница — Бар".
Внутри оказалось просторное помещение с низким темным потолком, как ни странно, вполне опрятное. По углам горели неоновые светильники, а за длинными столами сидело несколько человек, флегматично потягивающих что-то из бутылок мутного стекла и непринужденно беседовавших. Это резко контрастировало с суетой снаружи.
За стойкой оказался хозяин заведения, пухлый живой брюнет, который приветливо мне кивнул, когда я упомянул имя Калгана.
Он предложил мне выпить всего за пару патронов 5.56. У меня было несколько, и мы с Ириной уселись за стойкой. Еще он уломал нас взять лапшу с верблюжьим сыром и свинины...
Уже через несколько минут я знал почти половину всех новостей поселка: и про то, что Калган самый классный парень, и что в горах нашли залежи урана, а это сулит поселку огромные прибыли, а эргами они небогаты, и про то, что по глюку собираются шарахнуть из новой микроволновой пушки, которую сочинили инженеры поселка еще три месяца назад (это ее собирают на площади возле рабочего поселка), и про многое другое. Он жадно стал меня расспрашивать, откуда я, и что видел, и как там в Персеполисе. Я, как мог, отвечал, стараясь не вдаваться в подробности, а когда наконец он отвлекся по своим делам, я повернулся к Ирине, взял ее за руку и заглянул ей в глаза.
— Ну чего ты все молчишь? — спросил я.
— А что мне нужно говорить? — удивилась Ирина. — Я счастлива, что мы сбежали живыми и здоровыми, я очень благодарна тебе за это. Я считаю, то ты сильно рисковал, когда полез за Дарби в это подземелье. Лайла тоже... просто она мне как не нравилась, так и не нравится, и непонятно, зачем тебе понадобилось с ней флиртовать...
От такого заявления у меня отвисла челюсть.
— Как ты верно заметила только что, — ответил я, поборов в себе желание начать орать и размахивать руками, — я сильно рисковал, когда полез в это подземелье, с нами было еще несколько Охотников, которые, скорее всего, погибли. Я был ранен. Если опустить мелочи, то флиртовать, мягко говоря, было некогда, да и обстановка не подходила совсем...
— Прости, Дэн, я понимаю, — сказала Ирина с таким невозмутимым видом, что мне захотелось зарычать. — Просто она так странно себя вела, и...
— Дорогая, — не выдержал я, — ты тоже ведешь себя довольно нетривиально. Ты впуталась в очень сложную и, как показывает практика, смертельно опасную паутину и при этом, кажется, считаешь, что все кончится хорошо, как в любом порядочном приключенческом кино. Смею тебе заметить, что у нас далеко не кино, и то, что мы до сих пор еще живы, — это просто фантастическое стечение обстоятельств, пополам с рядом чьих-то оплошностей, — ты это хоть понимаешь?
Ирина молчала, а я начал распаляться, но не мог уже остановиться.
— Ты хоть на секунду в состоянии понять, что почти ни один из идиотских поступков, совершенных мною за последнее время, не должен был сохранить наши жизни, и то, что мы еще до сих пор не в руках этих маньяков, — это из-за неповоротливости и медлительности всей их сложной машины?
— Дэн, не кричи, я все понимаю, — сказала наконец Ирина с мученическим выражением на лице.
— Это я кричу?! — Я вытаращил глаза. — Да я еще и не начинал кричать!
Тут я заметил, что и вправду говорю довольно громко и некоторые посетители уже на нас смотрят.
— Ладно, — примирительным тоном сказал я. — Я просто хотел сказать, что не хочу умирать просто так и не допущу, чтобы с тобой что-то произошло... Не допущу... Что ты знаешь про Посейдона?
— Это такой древнегреческий бог, повелитель морей... — начала было Ирина, нахмуря брови.
— Ира, — прошипел я, стиснув зубы, — не валяй дурака, то есть не делай его из меня: ты же понимаешь, что я имею в виду?
Ирина молчала.
И я вдруг почувствовал, что это тупик. На мгновение я ощутил, что у меня опускаются руки и я уже готов бросить всю эту нелепую затею, вернуться наконец в скучный мир понятных проблем, простых поступков, тихой радости. Мне почему-то показалось, что все мои действия за последнюю неделю продиктованы каким-то затмением, мозг мой словно парит в некоем кровавом тумане, который только сейчас начинает рассеиваться. Я вижу ясную картину дикости, нелепости и сумасшествия, которую люди почему-то называют "нормальными жизненными приоритетами".
Я вдруг представил себя сидящим на крыльце своего красивого дома, сверкающего блоками солнечных батарей, бугрящегося высокочастотными генераторами, с вытянутыми овалами пластиковых окон, вокруг которых увивается плющ, растущий из гидропонического яруса в подвале, с настоящим бассейном, наполняемым из артезианской минеральной скважины. Я сидел, положив ногу на ногу, рядом с глубоким вертикальным гранитным каньоном, из которого дул теплый пыльный ветер восходящих потоков воздуха, и любовался вишневым закатом, бросавшим косые лучи на величественное пустынное плоскогорье, усеянное выветренными зубцами тысячелетних камней причудливых форм. Они напоминают древние статуи богов, воинов и тотемных зверей. Их плоские черные тени, лежащие на потрескавшейся бугристой крыше плоскогорья, направлены на меня, словно стрелы приближающейся ночи. А я курю кальян и щурюсь на солнце. Рядом со мной сидит Ирина, которая делает из снятых за день роликов новый видеорепортаж для земных новостей о Марсе. Я потягиваю из фляги, а рядом остывает после дневного рейда бронированный вездеход. А около него стоит почему-то ореховое бюро со старинной электрической лампой накаливания, изогнутой дугой. Под ней сидит человек с пепельно-серым лицом, которое в свете лампы кажется мертвенно-бледным, и, аккуратно окуная паяльник в канифоль, тихое шипение которой слышно мне прекрасно, выпаивает какие-то микросхемы, торчащие из рукояти разобранного бластера Ирины. Этот человек одет в длинную черную мантию с вышитым на ней алхимическим символом змея Уробороса, изображенного в виде восьмерки из двух змей, кусающих друг друга за хвост. Одна змея синяя, и рядом с ней вышит "плюс", а другая — красная, с "минусом". Ровно по центру их разделяет вертикальная черта, делающая их похожими то ли на кадуцей, то ли на график двойной синусоиды.
От всей этой картины исходило монотонное гудение... Я вскинул глаза, и спокойствие как рукой сняло — прямо над каньоном висел фиолетовый с желтой сердцевиной глюк в форме эллипсоида, у которого посредине светился какой-то ритмичный узор.
Я вздрогнул и интуитивно бросил взгляд на плоскогорье — меж камней, казавшихся статуями, перебегали полусогнутые люди, а у горизонта, покачиваясь, темнели силуэты шагающих танков... Я с трудом прогнал наваждение и вернулся в бар Горной-5.
Ирина молча смотрела на меня — видно, наблюдала за сменой эмоций на моем лице. Глаза ее казались темными, уставшими и какими-то остановившимися, будто одновременно она смотрела внутрь себя и о чем-то размышляла или просто впала в прострацию.
У меня в груди что-то кольнуло. Ее глаза, так или иначе, оставались для меня связью с лучшей частью окружающего мира.
Я тяжело вздохнул, и тут же в нос мне ударил едкий запах дезинфектора, переплетенный с горелым ароматом кухни и табачным перегаром. Я тут же пришел в себя и вновь вздохнул.
— Давай так, — сказал я тихо. — Я тебе рассказываю, как дело было, а ты мне киваешь или не киваешь.
Ирина кивнула.
— Во всю эту историю ты втравилась по собственной воле и, можно сказать, недомыслию.
Ирина осторожно кивнула.
— Так как твой муж работал в отделе внутренних расследований, — продолжил я, прихлебывая из цинковой кружки кисловатый напиток с изрядным содержанием спирта, который называли тут "ультрафиолет", — он должен был шерстить в рядах разный несознательный и вредоносный элемент. И вот он кого-то такого нашел, что его сильно поразило, может, даже напугало. В любом случае действовать в обычном для таких ситуаций предусмотренном порядке он не смог, в результате чего, в самых общих чертах, рассказал что-то тебе.
— Я почти ничего не поняла, — сказала вдруг Ирина, посмотрев мне прямо в глаза. — Действительно — только абстрактная ситуация, что кто-то хочет сделать что-то плохое.
— Я так и понял, — кивнул я, закуривая. — Таким образом, не знаю уж почему, ты предложила ему свою помощь — видно, из идеалистических соображений. Данные Владимира, скорее всего, не были полными, и вы решили, чтобы вскрыть нарыв и демаскировать врагов, сидящих в этом "Пантеоне", ловить на живца. Вы решили, что, если закодировать твоими биоритмами жизненно необходимый доступ в "сердце" "Пантеона", это будет гарантия твоей полной безопасности. Владимир понимал, что на Земле ему и тебе небезопасно, поэтому-то он и рассказал тебе все в общих чертах, чтобы ты согласилась на полное сканирование своего биополя, — он же знал, что ты ненавидишь, когда тебя используют и недоговаривают. После чего Владимир подготовил качественную утечку дезинформации про некоего Посейдона, человека из высшего эшелона, который собирается взять под контроль загадочный объект "Зеркало-13", который находится на Марсе, но как-то тесно связан с Землей. Чтобы уловка удалась, о том, что это ложные данные, не должна была знать ни одна живая душа, включая "хороших" парней. Единственное, что сообщил Владимир своему начальству, — что закодировал на тебя ключ к базе, — это должно было объяснить твой отлет. Враг же по-любому попытается выйти на этого Посейдона, чтобы либо объединиться с ним, либо завладеть ключом к "Зеркалу".
Ради того чтобы все прошло без сучка без задоринки, ради своей глобальной задачи твой муж даже пожертвовал Джованни...
— Дэн, не смей так говорить! — Ирина гневно сверкнула глазами. — Он никогда бы так не поступил! Он был добрый человек...
— Возможно, сам Владимир не поступил бы так, — кивнул я, стиснув зубы, и безжалостно продолжил: — Но майор спецкорпуса, сотрудник отдела внутренней безопасности поступил бы именно так. Когда на карту поставлены жизни множества людей и мало ли что еще, выбора не остается, и все спецслужбы действуют одинаково. Ремесло разведчика вообще штука беспринципная. И я вовсе не хочу сказать, что он сделал это с улыбкой или абсолютно хладнокровно... Скорее всего, он переживал от этого, да и надеялся, что сможет защитить итальянца.
В общем, Джованни, который инструктировал Владимира перед отлетом, был им завербован, и ему ставилась задача пустить информацию о дате отлета некоего посыльного для некоего Посейдона: этим Владимир убивал двух зайцев сразу: во-первых, информация поступила бы не из самого "Пантеона", а из его периферийного отделения в научно-исследовательском институте, что выглядело бы менее подозрительно, а во-вторых, эта информация должна была отсечь прочие попытки выйти на пресловутого Посейдона и сконцентрировать усилия ренегатов на данном конкретном рейсе к Марсу. А затем Джованни должен был подготовить ряд подозрительных докладных для начальства, что, мол, на Марсе творится черт знает что. Предвидя, что начальство, скорее всего, не даст ходу этим докладным о глюках, Владимир посоветовал ему начать занимать деньги у профессуры. Сомневаюсь, что Джованни сказал правду, будто деньги на билет были собраны на добровольные пожертвования, — в любом случае этих пожертвований не хватило бы, но привлекло бы к итальянцу внимание ренегатов. Это было бы не явной провокацией и объяснило бы ренегатам, кто есть этот загадочный посыльный и почему информация просочилась именно из этого института. С другой стороны, это объясняло бы и то, почему посыльный вообще не из "Пантеона", — видно, что эта треклятая база как-то связана с глюками, и Посейдону понадобился настоящий специалист, а не разведчик.
— Ну про это-то я точно не знала ничего, — мрачно сказала Ирина. — Да и не могла бы узнать, иначе Джованни бы меня узнал или я его.
— А тебя и не должно было быть на этом рейсе! — сказал я, мало-помалу входя в азарт. — Владимир встретил бы тебя еще тогда, в твой первый тур, и спрятал бы тут, на Марсе, где, в силу неразвитой инфраструктуры и замкнутости социальных групп, действия ренегатов были бы гораздо заметнее, чем на Земле.
А спрятав тебя, он, за тебя спокойный, под видом того же Охотника набрав себе бравую команду из таких же суперагентов, встретил бы группу с Джованни. Как он собирался намекнуть, что Посейдон — это он и есть, я не знаю, а может, эта роль была бы уготована другому...
