Он лежал, разметавшись по кровати, окруженный со всех сторон смятым покрывалом и хаотично разбросанными подушками. Из них лишь одна находилась под его головой, а некоторым, видимо, нашлось место только под его... диаметрально противоположным голове местом.
Мужчина, судя по всему, был погружен в глубочайший сон, и дама не сообразила сразу: почему она не услышала его храпа? И лишь приглядевшись, она поняла, что спавший чрезвычайно молод, а молодые спят тихо. По крайней мере, когда спят одни...
Сказать, что наша красавица находилась в замешательстве, значит не сказать ничего! Она снова оглянулась на часы и, обнаружив, что главная стрелка стоит на полпути к двум часам, в отчаянии закусила губу: герцог, должно быть, уже на пороге! У нее не оставалось времени даже на то, чтобы послать ему записку, изменив место или время встречи! Еще немного — и он будет здесь!
Дама в отчаянии всплеснула руками и, обойдя кровать, присмотрелась к молодому человеку так некстати оказавшемуся в этой постели. Одежда его более всего напоминала военную форму, но находилась в таком беспорядке, что определить, какому именно полку или даже роду войск принадлежит сей вояка, было решительно невозможно. Какой-нибудь королевский гвардеец, забредший сюда на свидание с какой-нибудь королевской горничной-прачкой-кастеляншей? Скорее всего, подумала она, решаясь...
— Эй! — тихо позвала она, наклоняясь к спящему и осторожно дотрагиваясь до его плеча.
Никакой реакции не последовало.
— Эй! — повысила голос дама. Она уже отчетливо уловила запах перегара, исходивший от военнослужащего. — Эй! — На этот раз она сильно толкнула его в плечо. — Вы кто такой?
Ответом ей был едва различимый стон.
— А на-ка просыпайтесь! — продолжала трясти его дама. — Этого мне еще не хватало!
Но мужчина и не думал просыпаться. В ответ на отчаянные попытки разбудить его, он, не открывая глаз, махнул рукой, словно назойливую муху отгоняя прочь агрессивную особу.
— Жанна... — промямлил он еле различимо, но явно по-французски, — отстань!
— Какая еще Жанна?! — на том же языке возмутилась дама, которую, видимо, звали совсем иначе. — А ну-ка просыпайтесь немедленно!
Но мужчина снова махнул рукой и перевернулся на другой бок.
— Ах так! — воскликнула дама. — Ну берегитесь!
С этими словами она выскочила из спальни и, схватив вазу с цветами, вернулась обратно, предварительно оставив икебану валяться на столе.
— В последний раз предупреждаю! — торжественно сказала она, снова подойдя к постели и занеся вазу над спящим.
Но и это предупреждение пропало втуне: мужчина лишь протяжно, глубоко зевнул и, уютненько пристроив ладошку под щечку, продолжал смотреть сны с участием какой-то неведомой Жанны.
— Ну все! — сурово сказала дама и наклонила вазу.
Тонкая струйка воды попала сперва в висок спящему, потом пощекотала ухо и растеклась по щеке.
— Ой как хорошо! Дождик пошел! — улыбнувшись, пробормотал мужчина.
Правда, улыбался он недолго. Вскоре так некстати обрушившиеся атмосферные осадки начали, по-видимому, беспокоить его, и он, недовольно кряхтя и постанывая, открыл-таки глаза и сел на постели.
Довольная результатом, дама все же сделала несколько шагов назад, не выпуская из рук опустошенную вазу, на случай если действия пробудившегося окажутся, так сказать, неадекватными.
Мужчина же между тем свыкся с сумеречным освещением спальни и, оглядевшись, увидел даму. Не меньше минуты они смотрели друг на друга, а потом он спросил:
— Что такое?
Не поняв вопроса, дама сочла за благо промолчать.
— Я вас спрашиваю, мадам: в чем дело? — требовательно повторил он. Язык у него слегка заплетался, однако картавый французский с ярким южным акцентом был вполне приемлем. — Кто вы такая? По какому праву вы сюда вломились? И что это за вода такая... вода здесь? — Его взгляд остановился на вазе. — Это что, вы меня поливали, что ли?
— Я, — не стала отрицать очевидное незнакомка.
— А зачем? — удивился он. — Я вам что — клумба? Газон? Палисадник?
— Затем, чтобы вы проснулись и поскорее отсюда убрались!
— Откуда отсюда?!
— Из этой комнаты.
— Из этой комнаты?! — Мужчина ошарашенно уставился на нее. — А почему это я должен убираться из этой комнаты?! Чтобы вы знали: эта комната принадлежит моей девушке...
— Вашей девушке?!
— Да, моей! Констанции Бонасье!
— Что это еще за Констанция? — спросила дама, уверяясь, что оказалась права: какой-то гвардеец пришел на свидание к своей девчонке из королевской прислуги! — Кто она такая?
— Королевская кастелянша!
— А вы кто такой?
— Шевалье д'Артаньян! — отрекомендовался мужчина. — Гвардеец его величества! А сама-то ты кто будешь? — осторожно спросил он.
— Миледи я.
— Миледи?! — изумился разведчик. — А Миледи это чего — имя или фамилия?
— Должность.
— Ах, должность! Должность — это я понимаю! Звать-то тебя как, девица?
— Мари Винтер! Миледи Мари Винтер!
Другое дело, подумал д'Артаньян, а то — миледи, миледи! Мари Винтер, это по-нашему будет... Мария Зимина, что ли? Ну точно — Маша Зимина! Чувствуя как боль медленно, но верно сдает позиции, он присмотрелся к миледи и пришел к выводу, что хороша Маша сверхъестественно! Жаль только — не наша.
— Послушайте, миледи, — сказал он примирительно, — я, конечно, все понимаю, однако не могли бы вы исчезнуть отсюда по-быстренькому? Сюда может прийти Констанция, и мне бы не хотелось, чтобы она видела нас вдвоем да еще в кровати...
— В какой еще кровати?! — возмутилась миледи, лихорадочно пытаясь найти выход из ситуации. Матерь Божья, ведь Бекингем клялся, что здесь никого не будет!
— Знаете что, чешите-ка вы отсюда! — повторил свою просьбу псевдогасконец, дружелюбно махнув рукой в сторону двери. — Не морочьте мне голову, она и так раскалывается!
— Послушайте, ну вы хоть что-нибудь соображаете?! — спросила миледи, надеясь, что ей удастся выставить господина гвардейца до прихода герцога, ведь осталось... она взглянула на часы и ахнула. — Вы хоть что-нибудь соображаете?!
— Все соображаю! — браво ответил д'Артаньян.
— Ну тогда послушайте, что я вам скажу: комната эта принадлежит мне, а не вашей Констанции! И сейчас ко мне должны прийти! И ваше присутствие здесь совершенно необязательно!
Она схватила его за рукав и попыталась стащить с кровати, однако господин гвардеец не только вывернулся из ее цепкого захвата и оттолкнул ее, но еще и запустил вслед подушкой:
— Хулиганка!
— Хам! — взвизгнула она, уклоняясь.
Ах если бы только за дверью была охрана! Этого дебошира в два счета скрутили бы и отправили в надежное место!
Но охрана была удалена герцогом по просьбе миледи, чтобы обеспечить секретность, необходимую в первую очередь ей же!
— Хулиганка! — повторил д'Артаньян, самостоятельно спускаясь на пол и озираясь. — Сапоги мои куда-то делись. Где мои сапоги?!
— Не знаю!
— А кто знает?! Сапоги!!! Вы где?! — позвал он. — С ума сойти можно! Ее это, видите ли, комната! А где тогда комната Констанции?!
— Не знаю!
— Ну заладила! Не знаю да не знаю! Что вы вообще знаете?!
— Я знаю только одно: один из нас сошел с ума!
— Точно! — кивнул лазутчик. — И я даже знаю кто!
— Я тоже знаю, — отозвалась миледи, мрачно глядя на него.
— Вы что, меня имеете в виду? — спросил д'Артаньян, подходя к ней.
Миледи настороженно подобралась, опасаясь новой выходки, однако разведчик просто смотрел на нее, а потом вдруг рыгнул, как это часто бывает с похмелья, когда желудок, радуясь тому, что благополучно пережил очередное безумство хозяина, резвится и устраивает всяческие шалости.
— Фу! — И, презрительно скривившись, миледи отвернулась от него.
— Извините, — пролепетал разведчик, озираясь по сторонам и все больше и больше не узнавая комнату Констанции в Лувре. — Караул! — шепотом завопил он. — У меня такое чувство, что я где-то... но не дома...
— Прекрасно, сударь! — воскликнула миледи. — Прекрасно, что вы наконец стали это осознавать! Может быть, вы хоть теперь-то уберетесь прочь?!
— Да нет, нет! Погодите! Погодите! — заартачился д'Артаньян. — Я же все помню! Мы с друзьями сидели в трактире, ну это у нас традиция такая, потом меня затолкали в какую-то карету и отправили в Лувр, к Констанции...
— Куда вас отправили?!
— В Лувр, к Констанции, — повторил псевдогасконец, не понимая, почему у миледи так округлились глаза.
— Но Лувр в Париже!
— Ну разумеется, в Париже! Где же еще?!
— Ну а мы где?! — спросила миледи, которую вдруг осенило: так вот откуда французский язык!
— Что значит — где? — уставился на нее разведчик. — В Лувре, естественно...
— В Париже?!
— В Париже!
— В Париже?! — Миледи расхохоталась. — Так вы думаете, что это — Париж?!
— А вы, получается, думаете иначе?! — Разведчик улыбнулся. — Париж это, красавица! Париж! Древняя Лютеция! Город на Сене!
— Ах вот оно как! Значит, Париж? Древняя Лютеция? Город на Сене, да? — Красавица задумалась на мгновение, потом остановила свой взгляд на окне и, подбежав к нему, отдернула занавеску.
— Да что вы здесь хозяйничаете-то?! — возмутился псевдогасконец. — Что вы здесь... дергаете-то все?! Может, Констанции нужно, чтобы занавески были задернуты?! А вы...
— Идите-ка сюда! — не дала ему договорить миледи.
— Идите-ка вы сами знаете куда?! — огрызнулся д'Артаньян, тем не менее подходя к ней.
Миледи Винтер с улыбкой смотрела, как он нетвердым шагом приблизился к окну и, опершись рукой о подоконник, выглянул на улицу.
Что же касается самого лазутчика, то, бросив всего один взгляд, он мгновенно уловил резкое изменение в привычной картине, видимой из окна кастелянши ее королевского величества Анны Австрийской. Нет, если бы дело заключалось в том, что из ее окна стала вдруг видна речка Сена, это было бы еще полбеды! Настоящей бедой были изменения, произошедшие с самой речкой Сеной: она стала гораздо шире, прямее и... величественнее прежнего, набережные ее изменились до неузнаваемости, равно как и дома, стоящие вдоль них, а на другом берегу в неясной дымке... — псевдогасконец присмотрелся — на другом берегу возвышалась огромная, массивная башня, верхушка которой терялась в тумане. Прежде ничего подобного из окна Констанции Бонасье он не наблюдал. Впрочем, что уж душой-то кривить: прежде ничего подобного он не наблюдал ни в Париже, ни во всей остальной Франции!
Однако память, нагруженная знаниями, почерпнутыми из книг, дала верную подсказку.
— Так это что же... это что же... получается... — пролепетал лазутчик, — получается, это вот... Лондон?!
— Да, сударь! — торжествующе подтвердила миледи. — Это Лондон! Древний Лондиниум! Город на Темзе!
— Господи-и!.. — простонал разведчик. — Так это, получается, меня в Англию занесло?! Боже милостивый, ну за что мне такое наказание-то?!
И в тот же миг, словно ответ Небесного Вседержителя, перед его внутренним взором возник город Женева с 3-ей улицей Строителей, а также с гостиницей "Изумрудный пик" и несчастным господином Бонасье с его не менее несчастной госпожой Бонасье...
А в следующий миг шевалье д'Артаньян, девятнадцать лет назад крещенный Александром в купели Софийского собора города Вологды, со всей остротой и ясностью осознал, что Бог ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существует и воздает всем смертным по их делам в грядущей жизни! А особо отличившимся — уже прямо в этой...
— Господи! — взмолился он. — Прости ты мя, грешника окаянного! Ведь не по собственному же почину, а волей пославшего мя Центра я людей-то обманываю! — И разведчик, перекрестившись, зажмурился, истово надеясь, что, когда он откроет глаза, заморская столица растворится как страшное видение и он снова окажется в Париже, на улице Могильщиков.
Выждав несколько секунд, псевдогасконец открыл-таки глаза и, снова узрев ошеломивший его вид на речку Темзу, понял, что Всевышний остался глух к его увещеваниям. То ли на сей раз лазутчик слишком уж крепко разгневал Его, то ли Он просто полагал, что и так достаточно помогает агенту русской антиразведки. Оба предположения были в равной степени правдоподобны.
Закручинился д'Артаньян, пригорюнился псевдогасконец, опечалился антиразведчик:
— О господи! Так это получается... получается меня вместо Арамиса запихнули на корабль?!
Миледи молчала.
— Получается, я здесь, а он — там?! О господи! — Он запустил руки в карманы сначала штанов, потом — камзола, старательно обыскивая себя.
В штанах обнаружился его родной полупустой кошелек, а во внутреннем кармане камзола... во внутреннем кармане камзола обнаружился конверт, в котором лазутчик с ужасом опознал то самое письмо, которое Арамис вез!
— Ну а теперь, сударь, когда вы осознали свою ошибку, не будете ли вы любезны убраться отсюда? — оборвала его размышления миледи.
— Убраться?! — испугался д'Артаньян. — Да куда же я уберусь-то отсюда?! Я же здесь ничего не знаю! Даже языка!
— Ну это меня не касается... — начала было миледи, однако тихий стук в дверь заставил ее прерваться. — Ага! — торжествующе воскликнула она. — Это — ОН!
Это самое "ОН" прозвучало столь грозно, что разведчик аж содрогнулся.
— Не надо! Не открывайте! — попытался он удержать миледи, устремившуюся в переднюю комнату.
— Сразу не открыть — хуже, — ответила она и выпорхнула из спальни.
Подбежав к двери, миледи замерла на мгновение, пытаясь успокоиться, а потом улыбнулась и отворила дверь.
На пороге стоял статный красивый вельможа, которого поэты эпохи сравнивали исключительно с одним лишь Аполлоном Бельведерским. Ему было тридцать пять лет, и его длинные золотистые локоны, стекавшие на крепкие, сильные плечи, обрамляли открытое и мужественное лицо подлинного рыцаря.
Это был премьер-министр Англии Джордж Вильерс, герцог Бекингемский.
Едва переступив порог, он тут же подхватил ручку миледи Винтер и, поцеловав ее, прижал к сердцу.
— Сударыня, сегодня вы — само очарование! — сказал он, улыбнувшись.
— Ах, милорд! — Миледи покраснела, тщетно пытаясь пригладить волосы, разлохматившиеся в битве с д'Артаньяном. — Благодарю вас, что согласились на эту встречу!
— Я не просто согласился на эту встречу, сударыня, я мечтал о ней! — ответил галантный кавалер. — Мечтал и приготовил вам подарок.
— Подарок? Прекрасно! — Миледи улыбнулась. — Знаете, я тоже приготовила вам подарок, но... он там! — Она указала на спальню.
— Там? — переспросил герцог, взглянув в сторону спальни, откуда не доносилось ни звука.
Признаемся откровенно, он не понимал: почему бы им без лишних предисловий не пройти прямо туда?
— Милорд! Я должна рассказать вам о невероятном происшествии! — смущенно воскликнула миледи, не знавшая, как бы помягче подвести его к встрече с незваным шевалье.
