— Да, — Сэнд согласно кивнул, — так оно и бывает, когда фанатики разрабатывают гениальный план и доверяют его детали самоуверенным мясникам, соскучившимся по резне. План, может, и хороший...
— Исполнение дрянь, — подхватила Эйлин, приподняв уголок губ в усмешке.
Сэнд криво улыбнулся в ответ, но тут же на его лицо снова наползло выражение напряжённой озабоченности.
— Что делать-то будем? Кроме того, о чём уже было сказано?
Маг задумался, нервно постукивая сцепленными пальцами по столешнице. Вопрос о действиях в Уотердипе был неизбежен. Не задал бы его он — это сделал бы Касавир. Но меньше всего ему хотелось бы сейчас влезать в нечто подобное тому, через что они уже прошли. Если не по масштабам, то по степени опасности. У него были другие планы. Какие точно, он пока не знал, но в них явно не входило с кем-то бороться, даже если это была просто кучка культистов, засевших в Подгорье.
Тину. Он когда-то был молод, улыбчив и амбициозен, и трудно сказать, что её больше прельщало. Они славно работали вместе до определённого момента. Она высоко взлетела и хорошо приняла его после всего, что было. Ни того, ни другого он не ожидал. И это было... подозрительно?
Союзные города Побережья Мечей всегда были лакомым куском. Для многих. В том числе, и для тех, кто переоценивал свои возможности. Стоит ли дёргать дракона за хвост, когда можно обойтись малой кровью или вовсе без неё?
Сэнд поднёс руку ко лбу, прикрывая глаза. Эйлин и Касавир переглянулись.
— Надо бы поставить в известность власти и заинтересованные организации, — заявил паладин.
— Хм, — Сэнд озабоченно почесал кончик носа, — Уотердип — непростой город...
— Уж куда как непростой, если по улицам гуляет неконтролируемая магия, тэйцы торгуют рабами и монстрами, обделывают свои дела и пытаются заставить Новый Оламн служить своим интересам, и никого это не колышет, — пробурчала Эйлин.
Эльф улыбнулся, чуть склонив голову.
— Для того, чтобы понять его, надо... ну, хотя бы, побывать в "Зияющем портале". Вы видели этот колодец в Подземье, которым хозяева заведения развлекают посетителей? В Подземье, которому не писаны законы верхнего мира, где процветает насилие и все незаконные виды магии. Подгорье и Серебряные Лабиринты, в реальности которых вы сегодня убедились — тоже часть бездны, над которой этот город стоит веками, богатея и процветая. Он подобен монете Хоара[7] с двумя ликами — тёмным и светлым. Кто знает, какую сторону ты увидишь в следующий миг.
Вспомнив свои утренние впечатления от города и то, каким мрачным и обманчивым он показался после рассказа Одмуса, Эйлин вздохнула.
— Да, — вынужден был согласиться Касавир, — и это всех устраивает. Иначе этот город не был бы таким, какой он есть — самым свободным, богатым, гостеприимным и терпимым городом Побережья Мечей.
— Ммм, — с ностальгической улыбкой протянул Сэнд, — я помню его чуть менее роскошным, но всегда скучал по его неповторимой атмосфере.
— Уотердип — не Лускан, это точно, — тихонько пробомотала Кара, поежившись, будто от холода. Сэнд бросил на неё быстрый взгляд, но ничего не сказал.
— Покуда Уотердип контролирует своих демонов, — продолжал паладин, — он не трогает их. Ему это не выгодно. Серебряные Лабиринты — тому пример. Но это не значит, что мы должны сидеть сложа руки.
— Гильдия Магов, разумеется, не останется в стороне, если будет очевидна необходимость радикальных мер для её защиты, — ответил Сэнд на непрозвучавший вопрос.
Эйлин фыркнула, снова переглянувшись с нахмурившимся Касавиром. Известная история.
— Но, вообще-то, это работа нашего информированного сэра Ниваля — искать пути в городе, — заметил Сэнд и приложил руки рупором ко рту: — Аууу, сэр Ниваааль! Это вам не авторитарный Невервинтер, где все вопросы решаются в двух местах — Замке Невер и Гидьдии Воров.
Они и сами понимали, что никому здесь, по большому счёту, нет дела до мёртвых невервинтерских стражников и, тем более, до каких-то пришлых пиратов и их пособников. Другое дело, если есть угроза городу. Но за каждым из двух или трёх десятков членов Совета стоит какая-нибудь сила, диаспора, организация, и никогда не знаешь, кому перейдешь дорогу. Оттого и Подгорье не трогают без необходимости. Не им судить местные порядки. Вменённые обязательства Эйлин перед отцом призывали к дополнительной осторожности.
— Кстати, — Сэнд щелкнул пальцами, — один из потенциальных и безопасных для Симона союзников уже жаждет с вами увидеться.
Касавир помрачнел и покачал головой. Сэнд, впрочем, и не ожидал, что паладин обрадуется перспективе сотрудничества с некоронованным королём Уотердипских Доков. Он безразлично пожал плечами.
— Понимаю, я тоже не в восторге. Но, во всяком случае, если пойдёте на встречу, держите в уме, что культисты хотят наложить лапу на Город Мёртвых.
— Угу, — согласилась Эйлин, — и чужие пираты поблизости от гавани тоже вряд ли понравятся местным ворам. Кстати, кто-нибудь знает, зачем они здесь? Я имею в виду, зачем тащить за собой наёмников с востока, если можно найти их на месте?
Она вопросительно посмотрела на Сэнда. Тот всплеснул руками.
— Ха! Их вы обнаружили, а не я. Я не могу залезть в голову их предводителя. Может, это какой-то... например, молодой, ещё не очень влиятельный, но хорошо подготовленный клан с Пиратских Островов. К услугам этих головорезов прибегают все королевства востока, даже Красные Маги, когда им нужен кто-то попроще боевых волшебников на грифонах, при том знающий морское дело и торговые и контрабандные пути. Они берутся за всё и не задают вопросов. В магазине тэйца наверняка есть постоянный портал, а флот можно добыть и здесь, перевербовав половину экипажей, а половину попросту вырезав с помощью тех же оборотней. Возможно, на дальних островах уже происходит что-то, чего мы не знаем.
— Согласен. Оборотеакулы — очень опасные твари, способные действовать в воде и на земле, — добавил Касавир. — Заманчиво получить их в свои ряды. Так что, думаю, пираты знают, ради чего связались с культом. Если бы планы этой организации осуществились, это грозило бы крупным переделом влияния в Море Мечей, что ещё больше усилило бы авторитет культа.
"И мне совсем не хотелось бы подставлять свою личную шею, чтобы помешать этим планам", — невесело подумал Сэнд. Он притворно зевнул, прикрыв рот рукой.
— Устал я. А мне ещё отчёт дописывать.
Он и в самом деле устал. Но прежде, чем пойти спать, хотел поговорить с Тиннуарэ. Ему надо было поговорить. И эта задача не обещала быть лёгкой.
Эйлин укоризненно покачала головой.
— Ох, Сэнд, Сэнд. Скажи ещё, что это мы тебя утомили.
Демонстративно посмотрев мимо неё, Сэнд махнул рукой.
— Я и не ожидал вашей благодарности.
— И всё-таки, спасибо, — веско произнёс Касавир и обвёл взглядом товарищей, опершись ладонями о край стола чуть подавшись вперёд. — Какие предложения на завтра?
__________________________________________
1. Эдгар По, "Вечерняя звезда".
2. Алдарион — сын деревьев (эльф.)
3. Культ Луны — общее название разрозненных кланов, поклоняющихся оборотням. Злой бог диких зверей и оборотней Малар относится к ним благосклонно, и часто лидерами таких кланов становятся его последователи.
4. Tyenya — yепереводимое эльфийское обращение, выражающее степень близости, буквально "моя ты".
5.* Lipsinaldo — мыльное дерево ( эльф.)
6. Имеется в виду второе поколение эльфов, заселивших Фаэрун, к которым относятся предки лесных эльфов. Они считаются более молодым народом и в меньшей степени одарены тайной магией.
7. Хоар — божество рока и возмездия, исповедующее отплату злом за зло и добром за добро.
Глава 10
Странные сны. Знакомство с городской канализцией. Первая жертва.
Зверь
Я есть.
Я ещё очень слаб. Не знаю даже, кем мне суждено родиться.
Но у меня есть кровь, чтобы согреться. Нервы, чтобы чувствовать. Воздух, чтобы дышать. У меня есть воля, чтобы жить. И тело — неправильное, неловкое, хрупкое, совсем не понимающее меня. Я не доверяю ему.
Я должен научиться управлять им.
Я есть.
И грядущая жизнь дразнит меня, щекочет множеством запахов. Запахи-ориентиры, запахи-обещания, запахи-сигналы. Они впиваются в ноздри холодными иглами. Вползают сладким дурманом. Раздражают, оглушают, овладевают всем моим существом. Сулят осмысленное, полное событий существование.
Я должен заставить его реагировать на них.
Я есть.
Прошлое повисло в пустоте оборванной нитью, недожитой жизнью. Будущее...
Это поющая, зовущая Луна. Ветер, раздувающий шерсть на груди. Стук горячей крови в висках и мокрая хлёсткая трава. Запах пустующей самки, грубо ввинчивающийся в сознание и сбивающий с цели. Голод. Страх. Ярость. Жажда жизни. И вкус живой, ещё трепещущей плоти. Вкус крови.
Я создан для этого.
Снова — с нуля. Снова обречён раз за разом переживать предательство своего обратного я. Но я есть. И я готов бороться за то, чтобы однажды на рассвете — остаться жить.
У меня есть преимущество: тело уже знает обо мне, проверяет меня, раздумывает, что я могу ему дать. А я буду терпеливо и внимательно отслеживать его промахи.
Я учуял запах. Первый важный запах в моей новой жизни. Отдалённый, чуть различимый. Но знакомый. Струящийся, шепчущий, немного щекотный и терпкий. Я знаю, что он мне нужен. И это знание побуждает меня рычать и рваться внутри бестолкового, ничего не понимающего тела. Но я пройду это испытание. Я заставлю его идти на запах.
Я есть. Я дышу. Я — иду...
* * *
*
Долгожданный сон восстановил силы Эйлин, но не принёс душевного покоя.
Она бегала по бесконечным зеркальным спиралям, прошитым сетью хаотично пульсирующих серебряных жил. Разрывала горячим дыханием густую, давящую тишину, и пар изо рта мгновенно оседал на сверкающих струнах, превращаясь в радужные капли. Но она чувствовала, что не в силах согреть ледяные трубы, прекратить их немую паническую какофонию. Унять чужую боль и тоску по утраченному, которое хотят и не могут оплакать.
Где-то за пределами лабиринта, в другой жизни ветер времени плёл бесконечный узор своей песни, то заунывно насвистывая, то яростно ревя во всю мощь своих связок — но ни на миг не давая остановиться жерновам истории. Прах героев, дельцов и тиранов, городов и империй ссыпался по лотку назад, на горячую от дымящейся крови землю. И в такт этому нескончаемому напеву в сумрачной приёмной Кристаллического Шпиля [1] поскрипывало лёгкое перо Писца Обречённых [2] да тихо шуршали сбрасываемые в архив свитки.
А здесь время судорожно буксовало, как завязшее в грязи колесо. Сколько его уже утекло... там? Ей стало страшно. Она знала, что так не должно быть. Лабиринт не должен умирать так. Но в безумии этой гонки с могильной тишиной и стылым безвременьем она теряла веру даже в собственное существование. Страх гнал её вперёд, и тщетно она бросала взгляды на пустые зеркала, надеясь увидеть там своего двойника — хотя бы тень, след, размытый образ, хоть что-то. Зеркальная бездна молча глядела ей в душу своим холодным, высасывающим взором, а несуществующая оболочка зажмуривалась, не решаясь дотронуться до зловещей глади, и, судорожно всхлипнув, бежала дальше — что-то ища, на что-то надеясь.
Почему? Что они скрывают? Почему игнорируют, вселяя ужас, заставляя чувствовать себя пустой и беспомощной?
— Почему?!
Её ошеломил хриплый, яростный звук собственного голоса, прогремевший в этой сводящей с ума тишине.
К ней, как это иногда бывает, пришло осознание того, что она находится во сне и сейчас проснётся. Она уже чувствовала затёкшим боком жёсткую казённую постель гильдейского общежития, ощущала сухость во рту и неуместные признаки лёгкого возбуждения, но так и не смогла стряхнуть с себя сонный морок. Лишь перевернулась, на миг почувствовав приятный холод подушки, и лабиринт снова заполучил её.
На этот раз её настойчивость была вознаграждена: в глубине зеркал заскользили бледные тени, сплетаясь в смутный образ. Пастельно-цветные лоскуты накладывались на него слой за слоем, и Эйлин с трепетом ждала, когда сможет разглядеть его черты.
Молодая то ли женщина, то ли девушка. Тёплые карие глаза, — у неё таких никогда не было, — длинные волнистые рыжие волосы, задорные веснушки на носу. Юная вера в свою счастливую звезду, в искренность тех, кто ей дорог, в благодарность тех, кому она протягивает руку, в существование благородных целей и прямых путей... Она и не она.
Оглядываясь на пережитое, Эйлин не могла понять, как ей, такой молодой и неопытной, удалось через всё это пройти и не запутаться, не сломаться, не нагородить слишком много фатальных ошибок. Не погибнуть и не свихнуться, в конце концов. Словно непреодолимая сила толкала её в спину, и она бежала, чтобы не быть сметённой и раздавленной. Бежала, не разбирая дороги, лишь уворачиваясь от летящих навстречу предметов, да изредка утирая надутые встречным ветром слёзы. Должно быть, судьбе для чего-то нужны молодые, наивные, верящие, и, пока они ей нужны, она их хранит. Должно быть, они могут то, что не под силу тёртым калачам, травленным зверям и закоренелым циникам. А потом их выпотрошенные и выжженные шкурки остаются тлеть в очаге истории, и мир живёт дальше без них. Огонь продолжает гореть, поглощая новые чистые и пламенные души.
Ей повезло. Может, её уберегла любовь паладина, или наследие славного предка, или что-то от неё самой. Она просто повзрослела и стала другой. Спасительная простота восприятия военного времени уступила место критическому осмыслению прошлого и настоящего. И так совпало, что полтора послевоенных года оказались богаты на большие и маленькие разочарования. В себе, в жизни, в друзьях. Разочарования для той, что смотрела на неё из зеркала. Но не для женщины, умеющей держать удар, знающей цену своей и чужой жизни, научившейся по-настоящему прощать то, что можно простить, и помнить то, чего нельзя забывать.
Эйлин горько улыбнулась отражению.
— Ты не я, — прошептала она, — но я буду помнить о тебе.
А, может быть, женщина с идеальной укладкой, благородными скулами и болотной зеленью в глазах — это она? Эта штучка умеет управлять людьми и ресурсами, виртуозно балансировать между своей выгодой и интересами дела, у неё нюх на выигрышные ситуации, и она никогда не станет плевать против ветра. А где-то за её спиной маячит светлый образ брата. Он говорил, что она похожа на него больше, чем думает. Он был прав. И сейчас она ясно увидела его тень, выжидающую где-то в пересечении отражённых граней.
Но, отвечая своей зеркальной визави, примеривая на себя холодную насмешку в её глазах, Эйлин почувствовала себя настолько неуютно, что ей едва не захотелось назад, в свою юную веснушчатую сущность.
Ниваль. Он проникся к ней доверием, как рыцарь Девятки. Привязался, как брат. Но и в том, и в другом качестве он использовал её. Сначала она выводила из-под удара его агентов и прикрывала его задницу, а потом регулярно окружала его вниманием и заботой, помогая преодолеть кризисную хандру. Но, выходит, он делился с ней не всем. Скрыл то, что прямо затрагивало её интересы. Как будто для него всё это было лишь приятной игрой в семью.
