Я помнил книгу, толстую, в темно-синей обложке.
Помнил на ощупь, на запах, на вес!
Помнил свои руки, с обкусанными ногтями и запах весны, за окном с деревянными рамами!
— Автограф... — Пробормотал я себе под нос совершенно не понятные мне слова. — Это был автограф стихотворения...
— У-у-у-у, батенька... — Протянул Садовников. — Всё страньше и страньше...
— Чудесатей и чудесатей... — В тон ему, ответил я, наблюдая, как вытягивается от удивления лицо мужчины, словно я не слова из знаменитой детской книжки, а, как минимум, Истину Провозгласил!
— Впечатлен. — Признался Дилан через мгновение. — Найти, посреди европейских круч, киборга, декламирующего Пастернака и Кэрролла... На русском языке! На такое способны только мои дочери!
— Фи. От нечего делать и "Алиску", до дыр зачитаешь! — Отмахнулся я, теряясь в догадках и пытаясь вспомнить еще хоть что-нибудь, о своей жизни "ДО". И почему при имени "Алиска", сразу появилось: "Это склисс. Он ни чей!"
Видя мои мучения, Дил, поднял руку, привлекая к себе внимание.
— Вася, занялся самокопанием? — Спокойно поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Зря. С теми повреждениями мозга, вся твоя долговременная память — пустое место в твоем черепе. Так что, возникает вопрос, откуда Пастернак, в глухой дыре?
— Не такая уж и дыра, наша база... — Огрызнулся я обидевшись. — Если поискать, можно многое найти!
— В первую очередь, при бессистемных поисках, страдает голова! — Усмехнулся Садовников. — За "дыру", я говорил о Твоей голове, между прочим! Давай, садись за баранку, шофер!
Пробравшись на водительское место, я, со вздохом, подключил шнурок к своему разъему на запястье.
Мир мигнул, перед глазами побежали строчки диагностики и разрешений.
Судя по диагностическим кодам, в последний раз, прямое подключение использовали не так и давно — четыре месяца назад, оператором "Шпингалет".
Пробежавшись по результатам сканирования повреждений, присвистнул: оползень так качественно измолотил передний мост, что пришлось его отключать. Хорошо, что Дилан, не знал о повреждениях — поседел бы! Над камерами наблюдения, оползень тоже — по-изголялся — из дюжины, целыми осталось только пять. На мое счастье, четыре из них — с ночным видением. Гоняя двигатель на холостых оборотах, подключился к камерам, почесал затылок и отключился.
Камеры, хоть и рабочие, оказались заляпаны грязью, по самое "не могу"!
Пришлось выбираться наружу, с тряпкой, и отмывать их от пыли, прошлогодней хвои и листьев. Попутно, удалось оживить еще три камеры — сорванные контакты и заевшая защитная шторка, вот и всех проблем.
Дилан, в это время, валялся на кровати и разбирался с моими ссылками, на планшете.
Вернувшись в кабину, предупредил лежащее горизонтально тело, о начале движения. Дождавшись кивка в ответ, закрыл глаза и перешел на внешние камеры.
Восемь глаз, на разной высоте, с разными параметрами и углами обзора, рисовали четкую картину дороги и пяти метров — обочины.
140 градусов обзора — по горизонтали и 110 — по вертикали.
Первые несколько секунд, все эти изображения мешались и вытесняли друг друга, вызывая тошноту.
ЦП, получая пачку данных, от восьми разных камер, подвис, потом еще раз и еще.
Замер, оптимизировался, подкачал необходимые драйвера из архива трейлера и запустил обсчет в новом окне.
Мир, за пределами кабины потерял ночь.
Серое небо, с отметками, бегущих по нему облаков; полотно дороги, с пробивающейся через грязь и мусор, разметкой; замерший у обочины дороги, ночной хищник, с интересом разглядывающий нашего "Мамонта".
Картинка — сложилась!
Откинув спинку сиденья почти в горизонт, закинул ноги на панель и выругался — джойстик пришлось убирать в специальное отделение, иначе — быть беде! Потянешься за водичкой и окажешься в кювете...
Трейлер, с отключенным передним мостом, набирал скорость неохотно, динамика она и в Африке — динамика! Опасаясь газовать, чтобы не привлечь к себе внимания, я разгонялся осторожно и неторопливо.
Крейсерская скорость нашего "ТФ", заявлялась в 120 км/ч, по асфальту. И, в 50 по сильно пересеченной местности.
Судя по показаниям бортового компьютера, дорога, по которой мы ехали, недотягивала даже до "сильно пересеченной" и рекомендовано было ехать не выше 20 км/ч.
Отмахнувшись от предупреждений, довел скорость до 35 км/ч и принялся с увлечением пялиться по сторонам.
Я так и не понял, на которой именно стороне, мы находились — Французской или Испанской.
Да и не было разницы — природные катаклизмы, человеческий фактор, помноженный на АЭС и изобилие оружия — все это быстро стерло не только границы государств, но и границы в сознании людей.
Теперь уже не было громкого: "Мы — Англичане" или ухмыляющегося: "Мы — Американцы". Осталось: "Мы — люди"!
Человечество, получив очередной пинок, пожертвовало самыми лучшими своими представителями. Самыми способными, тренированными, умными, пытающимися, до последнего, остановить развал собственного мира. Выжили — единицы. В большинстве своем, выжили именно те, кого раньше называли "гибкими" — быстро приспосабливающимися к переменам, успевающим, где надо — лизнуть, а где и схватиться за оружие.
Первая волна, вторая, третья и — всё!
Исход Экзотов.
Словно кто-то очень злой, пожелал этому миру катиться в тартарары!
И мир, покатился. Все набирая обороты и подминая под себя тех, кто приспосабливаться не умел.
Так и появились, все эти ордена "Хранящих", "Ходящих", "Ищущих"...
За первые два часа, по правому борту промелькнули две деревушки, обнесенные высоченным забором. Белый дым, вырывающийся из печных труб, сторожевые вышки, возвышающиеся по углам — вполне себе ничего, по нынешним меркам — зажиточные.
До четырех утра, миновал еще несколько деревень.
В одной что-то ярко горело и люди, черными мотыльками метались вокруг пламени.
"Мамонт" внимание привлек только один раз — нас осветили прожектором со сторожевой вышки, ослепив меня и не выпуская из луча света до тех пор, пока мы не скрылись за поворотом.
Сделав, за неполных шесть часов, более двух сотен километров, я приноровился и добавил газ, подстегнув трейлер, благо — шоссе превратилось в идеально ровную, расчерченную шестью полосами, магистраль и тянуться, со скоростью 35 км/ч, отпала надобность.
Даже принимая отключенный мост, мы набрали положенные крейсерские 120 км и, вырулив на середину шоссе, я слегка расслабился, не ожидая подвоха.
Который, конечно же, не замедлил случиться.
Последняя мысль, мелькнувшая в моей голове, если отбросить нецензурные междометия, выглядела так:
"Ненавижу птиц!"
* * *
— Василий, подъем! — Пришел я в себя от зычного вопля Эрика, моего соседа по палате и, по совместительству, самой большой занозы в заднице. — Нас ждут великие дела! А кому-то, еще и на процедуры, идти!
На процедуры идти, конечно, мне...
Вот объясните мне, с какого перепуга, стайка этих ощипанных куриц, решила перелететь дорогу именно в начале пятого утра, именно перед нашим трейлером и именно тогда, когда скорость достигла 120?
Будь у нас нормальное лобовое стекло — отделались бы испугом, трещинами в стекле — не более!
Увы — полиэтилен — плохая защита от птицы, с массой тушки больше трех килограмм. Тем более, если эта самая стайка летит так плотно, что в кабину влетело целых четыре комка перьев, с клювами и когтями.
Суматошно махая крыльями в предсмертной агонии, эти жертвы ДТП, умудрились привести кабину в полное скотское состояние, засыпав все перьями, устряпав приборную панель своим пометом, на пополам с кровью и умудрившись найти на теле киборга самую уязвимую точку — глаза — куда мне и прилетело, точнехонько, клювом.
От удара, боли и неожиданности я навалился на тормоз, в программном, смысле и наш трейлер благополучно остановился, метров через двести и носом в отбойник.
Сам я этого уже не видел — птичий клюв, вроде и всего — то пяти сантиметров, умудрился нанести столь глубокие повреждения, что Дилан, летевший ногами вперед с кровати, в полной тишине и пришедший в себя только через минуту, не рискнул выдергивать птичью голову из моей глазницы при осмотре .
Он вообще, махнув на все рукой, вызвал подмогу и, через час с четвертью, транспортный МИ-26 уносил Садовникова и мои бренные останки, в мир, к экзотам.
Верный "ТФ — АР", как я узнал совсем не давно, вывозили по запчастям.
Меня собирали — по непонятной схеме, для начала, отсоединив от моего тела голову и, вместе с птичьим клювом, отправив на восстановление.
Пока голова не работала, эти умники, умудрились пролюбить моё тело, отправив его на разбор и утилизацию! Моё! Новое! Тело!
На мое счастье, хоть голову, на переплавку не отправили...
А, клюв "подлого птица", я теперь ношу на тоненьком кожаном ремешке, оправленным в серебро и с россыпью майноков, разного цвета и огранки.
— Василий! Особое приглашение?! — Эрик подкрался незаметно. — Опять, в себя уходишь?! Тебе, что сказано?
— Вчера мне сказали, что сегодня — выходной! — Попытался я завернуться в одеяло и повернуться лицом к стенке.
Наивный!
Больничная кровать, со скрежетом сдвинулась со своего места, развернулась и, совсем не порядочно взбрыкнув, сбросила меня на пол.
— Ой... Прости. — Совершенно без малейшего сожаления в голосе, извинился Эрик, блестя на меня своими черными глазами из-под повязки. — Не рассчитал...
Глядя на фигуру, закатанную в гипс и висящую на растяжках, над своей койкой, я очень сильно пожелал Эрику, скорейшего выздоровления!
И, тогда уже я, начну...
Впрочем, месть такое блюдо, что лучше я о нем помолчу!
Тем более, наклевывается тут — бр-р-р-р, не хорошее это слово, в свете приключившегося со мной — интересный вариант...
А пока... "Танцуй, мышка, танцуй!"
Вернув кровать на место, достал из тумбочки полотенце и отправился на водные процедуры.
Наша палата, рассчитана на трех человек. Делим мы ее с Эриком, экзотом — пространственником и Владом, которого почему — то все называют Цепешем.
На мой прямой вопрос, почему — Цепеш, Влад выругался, махнул рукой и вышел из палаты. В сад. Через окно. С третьего этажа. Просто спланировал, расправив свои перепончатые крылья.
Эрик назвал меня бесхитростным дураком и, яростно сопя в две дырочки, попытался что-то объяснить мне на пальцах.
Учитывая, что пальцы у него тоже в гипсе, пришлось просить у Аглаи Эмзаровны доступа к информационному терминалу, что мне строжайше — пока! — запрещено.
Аглая, узнав причину, долго хохотала, потом пошла в палату и Эрик, три дня молчал, на радость нам с Владом.
Потом он, конечно же, подобрал, жест-отмычку, только, с его "всеобщей загипсованностью", ему это не сильно помогло.
За это время, я успел помириться с Владом, узнать много нового об окружающем меня мире и даже, вот чудо-то — выспаться!
Работники госпиталя, заполучив мою поврежденную тушку, бесчувственную и безответную, не спросясь никого, сделали лучше.
Используя остатки моего генетического материала, они вырастили мне новое тело...
И пришили к нему — старую голову!
Так что, первый месяц, я учился ходить по — новой, дышать и питаться. Учился, учился и учился.
Сейчас я нахожусь, как говорит, навещающий меня Дилан — на "финишной прямой"!
Лучше бы меня пристрелили, право слово!
Даже принимая во внимание, что экзоты, как врачи, гении...
Но, каково мне было, просыпаться от того что болит рука или нога.
Просыпаться и видеть, как прямо напротив меня, в ванне, растет мое безголовое тело!
Выбитый глаз, выращивали тоже отдельно.
На подставочке, справа от меня.
Садисты!
Радует одно — Дилан предупредил меня, что птички, влетевшие в лобовое стекло, очень вкусные и, после моей выписки, мы их съедим! А пока, они лежат в морозилке, ожидая своего часа.
Разглядывая себя в зеркале, пришел к выводу: с такими шрамами, оставленными птичьими когтями и костями, в темноте лучше не ходить.
Наверное, надо было соглашаться и убирать шрамы.
Не смог, если честно.
И без того, слишком много нового у меня, за два — то месяца!
И тело, новенькое, с иголочки.
И носятся тут со мной, как дурень с писаной торбой.
Странные они, Экзоты.
Влад, коротко стриженный, невысокий и худощавый, с парой перепончатых крыльев, складывающихся, вопреки всем законам, не в длинные, складки, подобные плащу, а в лишь едва заметный, иногда подрагивающийся, горб.
Или вот Эрик, спасатель — пространственник, полезший на непроверенный трек прибытия, в легком костюме.
Капсулу перехода, он, конечно, зацепил...
Только вот сам, улетел вниз, с высоты пятнадцатого этажа, угодив на Влада...
Так и лежат в палате — падший спасатель и его ангел, с переломанными крыльями.
А крылья у мардуков — очень и очень чувствительны!
Да, и Эрик, тоже — не человек.
Эрик — Тариец.
Ну, а находимся мы, соответственно, на Камале...
К моему счастью, при восстановлении, врачи догадались избавить меня от излишней растительности не только на теле, но и на лице. Иначе, еще бы пришлось учиться бриться!
Умывшись, почистив зубы и причесавшись, вышел из ванны, под дружный хохот Влада и Эрика.
В палате нарисовался, хрен сотрешь, мой самый лютый недруг — стажер Марк.
Мелкий, быстрый, суетливый, озорной и смешливый толстячок из параллели Кор'Ан'Тир.
Смешливый, до зубовного скрежета.
Великолепный рассказчик и неподражаемый актер.
Обладатель белозубой улыбки, голубых глаз и черных, как вороново перо, волос.
Мой личный психолог, "так его с большой высоты", как говорит Эрик.
Ума не приложу, на кой ляд, меня так опекают?!
Пока Марк заговаривал зубы Эрику и Владу новым анекдотом, сочинять которые у него получалось просто изумительно, я бочком-бочком, выкатился из палаты в коридор, плотно закрыл за собой дверь, жалея, что нечем ее подпереть!
Мои однопалатники, отвлекут Марка еще на пару минут — не более, а потом... Потом мне надо быть уже на процедурах.
Иначе — опять, по бесконечному кругу, придется отвечать на вопросы, тыкать в картинки и доказывать, что я совершенно не сожалею о том, что не владею, совершенно никакими, сверхспособностями.
Даже те мои воспоминания, что проклевывались, остались в птичьем клюве.
По заверениям тетушки Аглаи, случившееся со мной — совершенно нормальное состояние, для того, кто ходит под довлеющим перстом Судьбы.
"Суки — Судьбы"... — Презрительно скривилась женщина, снимая повязку с моей шеи.
Аглая Эмзаровна, "Тетушка Аглая", как все ее звали, на "тетушку" была похожа меньше всего.
Высокая, выше меня, двухметрового дылды, на пару сантиметров; чуть полноватая, на изощренный вкус модельного бизнеса; с ярко фиолетовыми, глазами, в момент злости, меняющимися на нежно лиловый и волосами — красно коричневыми, как... как... Как яйца, крашенные на пасху, в луковой шелухе!
— Ну, Вася... Спасибо! — Поблагодарила меня Аглая, насмешливо качая головой. — Вот "так", цвет моих волос — никто не объяснял! Я это запомню...
