Хотя, кого я на самом деле пытаюсь обмануть — после моего исчезновения, эта троица могла разойтись в разные стороны, могла дружно свернуть к северу или югу, или, выйдя к очередной речушке, построить плот и не спеша спуститься вниз по течению, тем более что "человек и река", это та самая связка, разорвать которую очень сложно.
Я и сам подумывал так поступить, но подходящей реки, пока, как-то не встречалось. Все больше широкие ручьи, да глубокие промоины, в которых шелестела в тени чистая вода, не знающая человеческого "рационального недропользования", после которого от земли и воды остаются только химические формулы.
Наш путь до Танчена, в последние дни зимы, пролегал где-то в этих местах. Только, убей меня склероз, ничего знакомого я не находил, хоть и присматривался старательно.
Это, конечно, и не мудрено — топали мы по снежному насту, толщиной с пятиэтажку, который прятал в себе все, что хоть с натяжкой можно было считать ориентирами. Прибавить к этому землетрясение и дружную поросль совсем не земных растений и все — только по звездам искать родную гавань!
"Ага!" — Вздохнул я, вспоминая что, нынешнее звездное небо и небо под которым я здесь очутился — две, совсем большие разницы.
Вот и шел я, прямо, настолько, насколько позволяли явно различимые ориентиры. От камня, в форме мусульманской чалмы, к одинокому дереву, от дерева — к блестящему листочку слюды, сверкающему на солнышке.
Сине-зеленая трава, упругая и сочная, ложилась мне под ноги, покорно и без суеты. Частью распрямляясь за мной, а частью — превращаясь в месиво, отдающее почве свою кровь-сок.
Из-за высоты травы опасался излишне торопиться — оказаться в овраге, свернув шею, мне совсем не улыбалось. Изредка под ногами чавкало, напоминая, что расслабляться рано и, если не овраг, так начало болота, сумеют меня доконать.
Любой путешественник точно знает — обувь, это такая штука, которая в путешествии приказывает жить самой первой. Быстрее обуви отдают концы только носки, сколько ты их не стирай.
Дырявые носки ведут к стертым ногам, стертые ноги к мозолям, а мозоли... Настроения не улучшают.
"На дальнюю дорогу — носков не напасешься"! — Услышал я как-то раз в своей жизни и долго в это верил. Я даже научился мотать портянки, чувствуя себе монстром и звездой первой величины. Кто бы мог подумать, что такое просто действо, сейчас, совершенно неотъемлемая часть моего перехода из точки "А" в точку, о которой хочется сказать "Б", но... Ведь это может оказаться любая буква алфавита?
Сорвав травинку, прикусил ее, выдавливая на язык сладковато-вяжущий сок. Нет, конечно же я не сдурел, тянуть в рот всякую гадость — так ведь можно и в ящик сыграть, но вот эти стебельки, в "книге" были описаны особо — трава эта по-научному называлась "нга", а в просторечии — "путешественница", за ее особый сок, снимающий усталость и придающий силы. Жаль только, что сок ее действовал ровно столько времени, сколько травинка оставалась "свежесорванной", на мой взгляд, около получаса, может минут сорока, не более.
Чем ближе были горы, тем ниже становилась трава, вода пряталась от меня под камнями, а рассветы не радовали глаз низко плывущими облаками.
Так что, как только первые капли дождя закапали по капюшону, честно дал себе слово — дойти до первой попавшейся речки и топать вниз по ее течению до тех пор, пока она куда-нибудь не впадет.
Мокрая трава, скользкая, холодная, неприятная, так и норовила выплеснуть накопленную влагу под плащ, намочить штаны, пробраться в сапоги.
Мучение, одним словом, а не дорога.
Пыхтя, сопя и злясь, не дожидаясь вечера, сделал себе привал среди трех деревьев, выросших почти правильным треугольником посреди степи, словно их кто-то специально высадил на этом месте, с неизвестной мне, целью. Мелькнула шальная мысль, проверить свои вновь обретенные способности и поискать под их корнями несметный клад, но победил здравый смысл — вместо ненужной траты сил, натянул между деревьев прорезиненную ткань, подвесил под ней гамак, завернулся в плащ и принялся считать гулко падающие на полог, дождевые капли. Время от времени, от порыва ветра, капли залетали под полог и, самые шустрые из них умудрялись попасть мне на ноги.
Нет, дождь, конечно, благодатная пора для размышлений, но при условии, что ты уютно устроился под прочной крышей, в тепле, с бокалом коньячка, а еще лучше — в горячей компании.
А, если у тебя, в качестве компании то ходящие кусты, то зверь, воняющий как стадо потных верблюдов, пробежавших всю Сахару на одном дыхании, а вместо крыши, пусть и хорошая, но все-таки тряпка... Тут проще о бренности бытия задуматься, а не о чем-то хорошем.
Через полчаса, изрядно продрогнув, залез в "сумку" и достал оттуда спальник.
Высунув из-под тряпичной крыши нос, с тоской посмотрел на небо — серые, свинцовые и грязно-белые облака обложили меня со всех сторон, снимая плату за несколько хороших, теплых и сухих, месяцев, что я провел под землей или в пещере.
Зевнув, залез в спальник и закрыл глаза — раз гром не грохочет, значит, этот мелкий дождичек надолго. А зверье воду, льющуюся с неба, не любит и от охоты старается воздержаться, держа шкуру в теплых и сухих норах, берлогах и дуплах.
Взбив кулаком "сумку", спрятал нос в тепло спальника и, с легким сердцем, уснул.
В этот раз снилась мне какая-то чушь: я снова от кого-то убегал, потом переплывал кристально чистую лужу, "раскинувшуюся" на дороге и отчего-то такую глубокую, что в ней водились веселые, оранжевые рыбки с веселыми полосками красного и синего цветов, больно бьющиеся током, если к ним прикоснуться.
Потом, на меня, внезапно сухого и вооруженного до зубов огнестрельным оружием, напало три джипа и я уходил от них по отвесным склонам гор, отстреливаясь и оставляя на месте попаданий многометровые костры, жадно взвивающиеся к небесам красными и зелеными, сполохами. Судя по количеству костров, моих врагов уже должно было зажарить, но они, раздвинув пламя своими тупыми носами с блестящим решетками и кенгурятниками, обвешанными фарами всех размеров, продолжали на меня наезжать.
А я отстреливался до последнего патрона, а потом, отбросив в сторону разряженный "Макаров", бросился на своего последнего выжившего противника, в рукопашную. Пробился через плотный огонь, пыль и копоть выхлопных газов, разорвал ему капот и, торжествующе крича что-то матерное, выдернул из двигателя все провода. Тут чертов капот опустился вниз, приголубив меня по темечку и отобрав мою честную победу.
Проснулся я не выспавшимся, уставшим так, словно и вправду бегал от джипов, с головной болью и плохим натроением, сорвать которое просто было не на ком.
От усталости, нарушил собственное правило — не валяться!
Вместо этого, сладко потянулся, неторопливо расстегнул спальник и осмотрелся по сторонам.
Ущипнул себя и осмотрелся еще раз. И снова — ущипнул.
За ночь, мир вокруг меня претерпел значительные изменения: Три дерева, стоящие посреди степи, оказались стоящими посреди бескрайнего водного простора, в который, сверху, продолжал капать зануда-дождь.
Представив себе, как бы я удачно искупался с самого утра, по привычке выпрыгнув наружу, благословил свой сон, измотавший меня до такого состояния усталости и лени: создать пару файерболов для сушки, я бы конечно мог, но... Лучше просто оставаться сухим, чем сушить вещи, по птичьи устроившись на ветках дерева.
Вот, будь моя воля, я бы еще часа три так провалялся, оказывается, это очень затягивает, такое состояние души и тела. Но, природа не знает сострадания!
Стоило мне попытаться сесть в гамаке, как деревья странно покачнулись и все мое сооружение, плавно вращаясь вокруг собственной оси и изображая из себя поплавок на бескрайнем озере, поплыло в непонятную сторону.
Первое, что я проверил — "запасец собственных сил", который Керрам именовал маной и крутил пальцем у виска, когда я вовсю разыскивал бутыльки синего цвета. По его словам, ману можно восстановить либо с помощью камня-накопителя, либо естественным путем, просто отдыхая. Всяческие практики, регенерацию ускоряют, но совершенно не глобально. Да и вообще, по словам Керрама выходило, что самый лучший маг не тот, что медитирует днями и ночами, "раскачивая крышу" и "сдвигая точку сборки", а тот, кто этих самых "точек сборки" может представить себе пару-тройку сотен, да еще и вниз головой.
Мои файерболы, проекция называла "детским лепетом" и отчаянно ругалась на совершенно не рентабельный расход энергии.
Пока вертелся в гамаке, высматривая берег, кое-что изменилось — вода, по чьей ровной поверхности вальсировали три плющихинских тополя, пришла в движение, словно кто-то выдернул пробку из горловины ванны.
"Ну, или разобрал плотину..." — Глупо хихикнул я, чувствуя нешуточное ускорение.
Минут через десять, озеро обмелело настолько, что корни деревьев, сросшиеся вместе и прихватившие в свои объятия тяжеленный камень, коснулись дна и встали на плотный якорь, чуть наклонившись на бок. А еще через десять минут только жирная грязь напоминала о том, что на короткое время здесь плескалось достаточно глубокое, метров пяти, не меньше, роскошное, горное, озеро.
Решив, что пару часов проведу на дереве, а там, глядишь, все подсохнет и можно будет продолжить свой путь-дорогу без особых происшествий, я снова сделал то, от чего меня предостерегал мой богатый жизненный опыт — "загадал наперед".
Уже через полчаса жирная грязь, под лучами светила, начала вонять с такой силой, что пришлось делать ноги.
В самый последний момент, когда я уже собрал все вещи, плотненько позавтракал и приготовился сделать свой первый шаг к свободе, в голову пришли две простых, до своей гениальности, мысли...
В какую сторону идти?
И
Как идти-то?!
Обломив ветку, ткнул ею в жидкую грязь и...
От похода через непросохшую грязь, глубиной в пару метров, некоторые, бывает, и не выживают, навсегда оставшись в грязи. А в ней, будь ты хоть десять раз трудолюбивая лягушка на стапятидесяти батарейках "энердрайзер", масло не собьется, сколько не работай лапками.
Пришлось сперва лезть повыше на дерево и осматриваться по сторонам, выбирая ближайший берег.
Потом пришлось ломать себе голову над столь необходимыми мне предметами, как болотоступы, о которых я имел совершенно смутное представление, точно зная, что они бывают, что они — точно — помогают и что, у лося здоровенные копыта и потому он — самый знатный болотоходец.
Или болотоход?
Первый вариант болотоходов — круглых — себя не оправдал — ходить, переваливаясь с боку на бок, как уточка-гусочка, я смог ровно полтора метра, а потом... Жуткий, чавкающий рывок, и я — снова на дереве.
Через три часа, уже всерьез подумывая, а не залезть ли мне в "сумку" самому и переждать там вонь, хоть с пару суток, закончил второй вариант, больше похожий на широкие лыжи, с загнутыми, с обеих сторон, концами. Правая лыжа получилась чуть длиннее левой, но исправлять хоть что-то сил уже не было.
От запаха кружилась голова, текли ручьем слезы и сопли, началась резь в горле. Даже повязка, смоченная в чистой воде, помогала минут на десять. Потом ее надо было прополоскать. Так что, таких повязок сделал четыре штуки и менял их по кругу, ополаскивая все толпой.
За время моих мучений, грязь успела схватиться тонкой корочкой, даруя мне мифический шанс, что если я упаду и быстро встану, то... Для меня не все будет потеряно!
Проверив крепления, мысленно взмолился Авосю и сделал первый шаг.
"Корочка", наружу вырвался очередной залп отравляющего вещества, но я уже сделал второй шаг, третий...
Трехметровые болотоходы, сляпанные по законам логики и здравого смысла, отлично держали мой вес на подсохшей поверхности. Конечно, "скользить" на них не получилось бы под страхом смертной казни, но шустро переставляя ноги... Отчего нет, как говорят французы?
До берега добирался почти час, дважды, все-таки, упав и трижды переподвязав крепления, стирающиеся о сухую корочку, как о крупный наждак.
Судя по состоянию зрения, отчаянному кашлю и трясущимся ногам, выбрался на берег я очень вовремя, еще минут двадцать и все, отбегался "Великий и Могучий Ситаль-Журналист", побежденный презренной, озерной грязью.
Допив остатки "чая", воткнул в прибрежную грязюку свои болотоступы, как памятник победы разума, над силами природы и побрел прочь от берега, придерживаясь привычного, западного направления.
Далеко я не ушел.
Уже на закате, когда я, совершенно не ожидая ничего агрессивного со стороны невинной природы, любовался закатывающимся тандемом двух светил, раскрашивающих степь в цвета, которые на Земле и представить сложно, на меня выскочило нечто, потрясающее копьем и что-то гортанно вопящее так, словно я ему на хвост наступил. А потом еще и попрыгал!
Все мое миролюбие и ветром сдуло, когда "нечто", продолжая вопить, попыталось меня этим копьем проткнуть, будто не понимая, что стою я перед ним разведя руки в стороны не для того, чтобы в меня тыкать было удобно, а чтобы, в случае чего, можно было применить самый простой прием самозащиты.
К моему несчастью, двигался ненормальный так быстро, что никакой речи о "красивых" приемах и быть не могло. Пришлось поступить так, как поступают в деревнях, до сих пор — перехватить копье за древко, дернуть на себя и, пнуть под зад, пока существо пролетает мимо.
Зад у существа, оказался твердокаменный, характер упрямый, а самое главное, ну ни каких манер!
Вместо того, чтобы пробежать пару шагов и рухнуть на каменистую почву, копьеноша отбросил копье в стороны, перекувыркнулся через плечо, гася скорость и развернувшись, выхватил из своего тряпья длинный нож, снова пошел на меня.
Ругаться и вопить он перестал, но... Губы у него шевелились, словно он читал какое-то длинное заклинание, искренне веруя, что оно ему поможет. И блестели глаза. Звезды, как же они у него блестели! Угольки костра, блеск брильянта, по сравнению с ними — просто невзрачный блик от давно не мытого зеркала.
Сбив противника с ног подножкой, понял и еще кое-что... Поход через миазмы сбил дыхание, так что, долго "танцевать" мне не стоит.
Попробовав еще раз привлечь внимание сумасшедшего спокойным голосом, пустыми руками и самой своей открытой улыбкой, добился только очередного гортанного вопля и длинного выпада.
Пришлось вновь изображать горного козлика, отпрыгивая от острия. Потом еще и еще раз.
Потом мне надоело, и я...
Свалял дурака!
Достал револьвер, навел на противника и нажал на спусковой крючок.
Существо, на мой взгляд, совершенно целое, по собачьи помотало головой, повернулось ко мне спиной и задало такого стрекача, что мне и не снилось, оставляя в невысокой траве и свое копье и свое ножичек, которые я тут же и "прихватизировал".
Копье оказалось "вариацией на тему" как из говна сделать пулю, причем, даже не с металлическим, а просто обожженным на костре, острием. Как он представлял себе пробить этим мой плащ — сами небеса представления не имеют! Особенно принимая во внимание, что новый плащ, полученный со склада "Центра", вполне держал пулю из моего собственного "РШ-12". Скверным в плаще было то, что удар от пули он не распределял равномерно, так что на манекене, сляпанном на скорую руку, в месте попадания пули, под плащом, не было ни единой целой веточки.
