Их жизнь вошла в размеренное русло, как бы цинично это ни звучало, учитывая происходящее на континенте. Наверное, не их в том вина, ведь, во-первых, Край Огня побеждал и без их участия, а во-вторых... Во-вторых, здесь, в гостях у адмирала-префекта, было не так уж и плохо. Даже хорошо, а к хорошему, как известно, привыкаешь быстро. Заросли пальм и бамбука скрывали от глаз прогнившие халупы Черного Рифа, скрадывали городской шум, и лишь изредка до их слуха долетал протяжный гудок какого-нибудь корабля, швартующегося или покидающего порт. В лагуне плескалась голубая вода, правда, как и в порту, немного пахнущая машинным маслом, а при подробном рассмотрении выдающая радужные бензиновые разводы. Мутэ Юдзи категорически не советовал им купаться в лагуне. Взамен им предоставили бассейн во внутреннем дворе, где Сакура и отводила душу. Девушка была не прочь окунуться с кем-нибудь вместе или устроить заплыв наперегонки, но чаще всего ей приходилось купаться в полном одиночестве. Наруто днями напролет безвылазно торчал в лаборатории адмирала-префекта, причем 'торчал' зачастую в буквальном смысле этого слова — в ходе некоторых тестов демонолог погружал его в наркотический транс. Ямато раненой рукою уже двигал, но еще недостаточно хорошо для столь утомительной вещи, как плавание, а Сайто — вот уж чего можно было меньше всего ожидать от уроженца Края Рек — воды не любил и, подобно больному бешенством, отчасти побаивался.
Шла вторая половина апреля, но пекло так, что в гигантской оранжерее адмирала-префекта сняли и убрали до осени большинство стекол. Ее оставшийся стоять каркас, так раскаленный солнцем, что нержавеющее покрытие едва не начало отслаиваться, тихонько гудел на ветру. Сакуре нравилось, распластавшись в уютном шезлонге, смотреть вверх, в переплетение металлических балок и подпоров, а за ними — голубое небо, такое прозрачное и чистое, какого в Краю Огня не увидишь никогда. Время от времени куноити, одев сандалии на толстой подошве и двухслойные кожаные рукавицы, взбиралась на эту конструкцию и вдалеке от посторонних глаз, балансируя над тридцатиметровой бездной, подолгу там упражнялась в тайдзюцу. Это ужасно тонизировало, особенно риск сорваться вниз, в пестрые заросли экзотических цветов, где ее тело, наверное, еще не скоро отыщут. И девушка проводила бы себе такие тренировки почаще, если б не открывающийся с вершины вид на феноменальную обитаемую помойку, облепившую атолл со всех сторон.
Вообще, полюбопытствуй кто мнением Сакуры, как ей живется на Черном Рифе, она бы откровенно затруднилась ответить. С одной стороны, ее тянуло домой, в Коноху, с другой — Какаши-сенсей, твердо пообещавший добиться от Пятой их реабилитации, приказал им выжидать, сидеть тихо и не привлекать к своим персонам абсолютно никакого внимания. На условия проживания жаловаться не приходилось: в уютном тихом особнячке они были избавлены от необходимости общаться с местным разбойным людом, едино как и от всех прочих проблем. Отпуск да и только. И даже Наруто, которого поначалу пугала перспектива оказаться на лабораторном столе, свыкся с экспериментами адмирала-префекта, на поверку оказавшимися не такими уж и изуверским, и теперь они ему уже не были в тягость, разве что отнимали значительную часть времени.
Единственным, кто мешал Сакуре спокойно отдохнуть и расслабиться в ожидании приказа из Конохи, был Сайто. Прежде она по наивности полагала, что пальма первенства в этом вопросе принадлежит Ямато, который, будучи отчасти посвященным в стратегию Пятой, не спешил раскрыть перед ними свои карты, что страшно раздражало куноити. Однако шло время, и его молчание перестало быть чем-то новым и уже не задевало Сакуру так, как раньше. Не желая вступать в перепалку с собственным командиром, девушка решила положиться на мудрость и дальновидность Цунаде-сама и впредь не вела с Ямато опасных разговоров. Он тоже старался ее не провоцировать.
Впрочем, Сайто, так или иначе, переплюнул Ямато по всем статьям. Негодник где-то достал (а точнее — выклянчил у адмирала-префекта) лакированную акустическую гитару, целый день придирчиво ее настраивал, потом дьявольски ухмыльнулся собравшемуся попить чаю седьмому звену и честно предупредил:
— Все, вы попали.
Меньше суток потребовалось Сакуре, чтобы понять, как сильно они 'попали'. Упрекнуть Сайто в отсутствии слуха или голоса было невозможно: пел он отлично, а играл и вовсе бесподобно, ни единожды не слажал и не позабыл аккордов. Вся беда была в том, что у него на каждый случай жизни имелась песня. Что бы ни было ими сказано, вынесено на обсуждение или упомянуто вскользь, тотчас же раздавался мелодичный перебор или резкий бой, и высокий голос Сайто возвещал, что и по этому вопросу у него есть лирическая заметка. Связь Наруто с Кьюуби, с вызывающей тревогу регулярностью становившаяся предметом их дискуссий (зачастую с участием адмирала-префекта), была прокомментирована им так:
'Я ношу судьбу на черном шнурке,
Я судьбу сжимаю, словно птицу в руке.
И, казалось бы, чего там — только пальцы разжать!..
Но судьба подобна тени, от нее не сбежать...'
А жалоба Мутэ Юдзи на то, что времена нынче пошли уже не те, экономика Востока близка к состоянию стагнации, 'Василиск' продолжает свои бесчинства и потопил очередной пиратский корабль, торговля из-за давления Запада и внутренних распрей вот-вот заглохнет, и экспроприация чужого имущества, чего доброго, вскоре станет делом невыгодным, удостоилась:
'Как сказал товарищ прежний
Из далеких зарубежий:
Времена не выбирают,
В них живут и помирают...'
И так до бесконечности. Казалось, Сайто стремился отомстить им за все нанесенные ему оскорбления при помощи того единственного оружия, какое имел. И продолжалось это шестиструнное издевательство пока Наруто, терзаемый головной болью после очередного сеанса наркотерапии, в сердцах не пообещал Хикаве, ежели тот со своей привычкой не завяжет, отобрать у него гитару и использовать ее таким способом, какой, в принципе, был возможен физиологически, но повлек бы за собой немедленную и невероятно мучительную гибель Сайто. С тех пор тот играл на публике, только если его о том просили, и еще когда на него накатывало плохое настроение, и он не мог справиться с желанием выместить на ком-нибудь злость.
Примечательно, но с появлением Наруто настроение у него всегда резко улучшалось в той же пропорции, в коей оно оказывалось скверным у генина.
Сам Наруто, вопреки первому впечатлению, какое сложилось бы у любого, заговорившего или просто увидевшего его в эти дни, не был подавлен или погружен в отчаянье. Он пребывал в мрачной решимости, подобно солдату перед столь же безнадежной, сколь и неизбежной схваткой. Теперь прошлое — то прошлое, где Пятая спекулировала его доверием — не было для него однозначным и казалось ложью, а в будущем он не видел ничего кроме черты, которую он либо переступит сам, либо его туда втащат за шкирку. Что там, за чертой, Сакура не могла ни предугадать, ни вытянуть из Ямато, но одно ей было ясно наверняка: в числе всего прочего Наруто там ждет Кьюуби. Лис укреплял влияние на генина и завоевывал себе место в его душе с таким пугающим упорством, что девушка, наплевав на все свои чувства к Наруто, не глядя согласилась бы с позицией Цунаде-сама, желающей любой ценой сохранить контроль над дзинчурики, если б не осознавала, что виновницей утери его доверия к Конохе является никто иной, как сама Пятая. Наруто стал скуп на разговоры, обычной болтовни о намерении начистить Сазке морду, стать Хокаге и пути ниндзя от него больше было не услышать, и даже к Сакуре он неожиданно охладел, целиком замкнувшись на себе и, как куноити казалось, внутреннем торге с Девятихвостым.
Сакура пыталась отвлечь его от опасных мыслей, порою весьма жестко и настойчиво, но Наруто ее не слушал. На его силу, ту, что он копил в себе всю сознательную жизнь, ему одному ведомыми приемами сплетая собственный опыт с чудовищной природой Кьюуби, ту, что он добровольно поставил на службу Конохе, ту, что была для него храмом на крови, целью жизни, рождением и могилой в одном лице — на нее посягали. Посягали грубо, не спросившись. И если Пятая рассчитывала, что, стараясь тайно, исподволь надеть на Лиса ошейник, она поступает гуманно по отношению к Наруто, то вскрывшаяся правда — напротив, продемонстрировала фатальную неуклюжесть ее действий.
Но отнюдь не только Наруто имел право чувствовать себя преданным. Куноити места себе не находила от негодования, размышляя о ее, Сакуры, роли в плане Цунаде-сама, прагматично обрисованной ей капитаном Ямато. 'Не хочешь по любви — раздвигай ноги по приказу', — непроизнесенный, но витающий в воздухе намек. Чтобы доказать лояльность Огню, она должна стать тем голосом, что заглушит голос Кьюуби в голове у Наруто и вернет его в лоно матушки-Конохи.
Иначе дзинчурики для Деревни будет безвозвратно потерян.
* * *
'Сны наяву являются фантазиями (продуктами фантазии); это очень распространенные феномены, наблюдаемые как у здоровых, так и у больных и легко доступные для изучения на себе. Самое удивительное в этих фантастических образованиях то, что они сохранили название 'снов наяву', не имея двух общих для всех сновидений черт. Уже их название противоречит отношению к состоянию сна, а что касается второй общей черты, то в них ничего не переживается, не галлюцинируется, а что-то представляется: сознаешь, что фантазируешь, не видишь, но думаешь'.
Вытащив из-за уха авторучку, Сай сделал себе в блокнот пометку и вернулся к чтению:
'Содержание этих фантазий обусловлено вполне ясной мотивацией. Это сцены и происшествия, в которых находят свое удовлетворение эгоистические, честолюбивые и властолюбивые потребности или эротические желания личности. У молодых мужчин обычно преобладают честолюбивые фантазии, у женщин, честолюбие которых ограничивается любовными успехами, — эротические. Но довольно часто и у мужчин обнаруживается эротическая подкладка; все геройские поступки и успехи должны способствовать восхищению и благосклонности женщин'.
Сай заложил страницу колпачком от ручки и взялся за блокнот всерьез. 'Сны наяву, — подумал он, — сны, которые человек внушает себе сознательно. Он воображает себя героем, например, виртуозом ниндзюцу... нет, тайдзюцу — так более мужественно. Хотя если бы я начал мечтать, то, пожалуй, приписал бы себе экстраординарный талант в гендзюцу. Повелевать людскими умами, насильно навязывать им свою волю — что сильней этого может потешить человеческое тщеславие?'
Но Сай не был тщеславен. Перечеркнув написанное, он решил, что тема заслуживает более пристального внимания, нежели просто досужие измышления, и что без посторонней помощи ему тут не разобраться. Он открыл новый лист и озаглавил его: 'Сны наяву'. Вряд ли это будет легко, однако нужно будет найти такого человека, который согласился бы поведать ему о своих мечтах и тайных стремлениях. А лучше — нескольких.
Правда, как бы ни будоражило и привлекало его это исследование, с ним придется повременить, пока Сай снова не сможет встать на ноги. Юноша не расстраивался. Осознавая, ни много, ни мало, чудесность своего спасения, он подозревал за Хатаке Какаши сверхъестественные способности, ровно как и за оперировавшими его врачами. Сам бы он товарища, получившего ранение такой тяжести, попросту добил.
Хотя лечащий врач и делал оптимистические прогнозы, нижние конечности его пока не слушались, и у прикованного к постели Сая теперь было много времени на раздумья, на самоанализ и самокопание, приносящие ему определенную долю извращенного удовольствия. Он думал о причине, понудившей его разменять свою жизнь на жизнь Сакуры, броситься в ту самоубийственную атаку на врага, которому он и в подметки не годился, и имела ли та причина что-то общее с теми... хм... 'снами наяву', где Сай, поддаваясь неясной одержимости, представлял себя и Сакуру...
Нет, так он ни к чему не придет. У него еще слишком мало опыта.
Дверь с грохотом распахнулась, и в палату то ли вбежал, то ли кубарем вкатился запыхавшийся молодой человек, совсем не по сезону одетый в теплую, подбитую мехом куртку. С некоторым усилием Сай припомнил его имя: Киба. Инузука Киба, наследник клана, известного своей необычной тактикой, завязанной на симбиотическом взаимодействии со специально обученными бойцовыми псами.
— Черт, — от него несло псиной и несдерживаемой яростью, — наконец-то я узнал, где они тебя держат! Молись, падла, теперь ты мне все расскажешь!
Сай вспомнил сестру Кибы — куноити Инузуку Хану, и ее последний бой-танец в трюме океанского сухогруза, принадлежавшего агенту Конохи по имени Оката. Впервые он видел ее вживую, а не на фотокарточках в досье из необъятного архива Данзо-сама. Она всю жизнь бесстрашно сражалась за идеалы Огня, но погибла, выполняя миссию по задержанию предателей, которые на самом деле никого не предавали, причем убили Хану вовсе не враги Конохи, а Песок — ее союзник. Это и было грустно, и вызывало невольную улыбку, но Сай, к сожалению, еще не развил в себе такого образного мышления, чтобы по достоинству оценить эту горькую иронию.
— Прошу прощения?
Кибу трясло как мотор заведенного грузовика. Он разевал рот, но гневные слова, которые он, верно, не раз проговаривал про себя, подготавливаясь к этой минуте, встали комом в его глотке. Он только дико вращал глазами и бешено, по-собачьи, щерился.
— Прошу прощения? — снова спросил Сай.
— Ты! — прорычал Киба. — Ты был там, когда убивали мою сестру! Кто это сделал?! Назови мне имя!
— Киба-кун, не мог ли ты ответить мне на один вопрос? — невинно улыбнувшись, Сай поудобней устроился на подушке и приготовился записывать. — Ты о чем-нибудь мечтаешь?
— Что? — Инузука оторопело уставился на него, сбитый с толку встречным вопросом.
— Ну... извини, если я как-то не так выразился... Ты мечтаешь о чем-нибудь, чего тебе безмерно хотелось бы, но вдобавок ты знаешь, что скорее всего никогда этого не получишь или не сделаешь? — Сай залился румянцем, смущенный необходимостью задавать столь личные вопросы постороннему человеку. — Я прочел об этом в книге. Вот, посмотри.
Он взял с прикроватной тумбочки заложенную книгу и продемонстрировал Кибе ее обложку, обтянутую зеленой тканью с вытисненными сверху золотистыми иероглифами: 'Зигмунд Фрейд. Введение в психоанализ'.
— Я попросил медсестру, что за мной ухаживает, найти мне что-нибудь по психологии, и вот она принесла. Я сначала не хотел брать, автор-то заграничный: думал, наверняка не пойму ничего. А как полистал — нет, гляжу, вполне понятно пишет, тонко и очень жизненно! Читаешь, и так и хочется согласиться...
Инузука подлетел к койке Сая и вышиб книгу из его рук. Она ударилась о подоконник и, упав на пол, раскрылась примерно на середине — довольно далеко от того места, где закончил свое чтение юноша.
— Ты что, за дебила меня держишь?! — Саю в нос ударил неприятный запах, исходящий изо рта Кибы. Тот, видимо, совсем не утруждал себя чисткой зубов. — Я знаю: обвинение Наруто в государственной измене было подложным! Все, у кого голова на плечах, это понимают! Пятая ради какой-то своей выгоды выставила его мерзавцем и предателем, а потом приказала искать вас, словно сама поверила в собственную ложь! А я не верю, что Наруто дезертировал! И не верю, что он убил мою сестру! Так кто это сделал? Ваш командир, Ямато? Или, может, наемники Хикавы? Орочимару? Кто?
