По крайней мере, эта дверь впустила их в настоящую комнату. Большую комнату, заполненную разбросанными столами и нишами по бокам. Ниши были защищены радужными электронными экранами конфиденциальности. Не только столы — но все сидящие за ними носили маски, похожие на те, что были на Монтень и Фанни.
Похожие на них, по крайней мере, с точки зрения используемой электроники, которая не так уж сильно отличалась — по крайней мере, по назначению — от тех, что защищали ниши. Но программирование масок было более сложным, чем у альковных щитов. Каждая маска не только отличалась от любой другой, но и, во многих случаях, претерпевала постоянные трансформации.
Человек, сидевший за столиком недалеко от них, был мужчиной, судя по размеру, хотя никто никогда не знал наверняка. Фанни была значительно крупнее его... или ее. Вероятно, более верным признаком пола человека были формы, которые принимала маска, которую он или она носили. Голова существа, похожего на медведя; затем лицо человека в рогатом шлеме; затем то, что казалось сверхновой; и, наконец, возвращение к квазимедвежьей голове.
— Мания величия, — пробормотала Монтень. — Должен быть мужчиной.
Это было не совсем честно. Она знала многих женщин, которые страдали от подобных заблуждений. Но Монтень в тот момент была не в самом благоразумном настроении. Выходка, на которую ее уговорила Фанни, начинала действовать ей на нервы.
— Так куда теперь? — спросила она, и Фанни подняла запястье, чтобы осмотреть свой унилинк. Изучив его с минуту, она кивнула в сторону ниши рядом с дальним правым углом комнаты.
— Вот сюда, — сказала она и направилась туда в своей неподражаемой манере. Монтень так и не смогла решить, напоминает ли это ей маленький, быстро движущийся ледник или первый закон движения Ньютона. В любом случае, вы прибудете туда, куда направлялись.
Когда они приблизились к нише, ее экран конфиденциальности внезапно исчез. По крайней мере, им не понадобится еще один нелепый пароль.
Внутри за столом сидели четыре человека. Ближайший к арке был мужчиной, судя по одежде, которая представляла собой куртку, имитирующую старинные ткани вплоть до заплат на локтях. По опыту Монтень, только мужчины носили что-то настолько непрактичное. Если бы ей нужна была защита от холода, она бы использовала тепловую куртку — и ни один современный материал одежды не был настолько тонким, чтобы требовать специальной защиты суставов.
Конечно, защита не была причиной, по которой они были там, и она слишком хорошо знала, что они на самом деле провозглашали.
Академик. Замечательно.
Она подавила еще одно пробормотанное проклятие. Вообще говоря, она не очень ладила с академиками. На самом деле, она могла вспомнить только полдюжины исключений из этого правила, таких как Веб Дю Гавел.
Но она решила сохранять непредвзятость, по крайней мере на данный момент, потому что, по крайней мере, маска мужчины не была смешной. Ее собственная маска была утилитарным пустым экраном, на котором не было видно ничего, кроме ее глаз. Маска Фанни была немного более продуманной; тоже ничего, кроме экрана, но с использованием тонкого эффекта водопада.
Маска сидящего человека, как и его куртка, была очень старомодной — голова птицы с длинным клювом. Монтень знала, что этот дизайн тоже был архаичным, восходящим к маскам, которые носили врачи в доисторические времена, чтобы избежать заражения своих пациентов.
Неужели этот славный парень думает, что я заразна? Монтень усмехнулась этой мысли, скользнув в одно из двух незанятых кресел в довольно переполненном алькове. Ухмылка, конечно, не была видна из-за маски. Так что, казалось, в этих нелепых вещах были некоторые преимущества.
Двое других уже сидевших людей явно были женщинами. Почти наверняка женщина, сидевшая справа от академика, носила одежду, которая не была яркой, но сидела на ней достаточно плотно, чтобы четко определить ее пол. Она была полной, коренастой, с такой же невзрачной маской, которую носила Монтень, единственной целью которой было скрыть ее черты. Ее коротко остриженные черные волосы были тронуты сединой, что вызвало интерес Монтень. Такого рода сочетание было необычным для людей, получивших пролонг, и тот факт, что другая женщина не покрасила волосы, вероятно, говорил о ней хорошо, по мнению Монтень. Если бы ее волосы были седыми, она бы тоже их не покрасила.
Вторая женщина в нише была немного выше, со светлыми волосами. Ее выбор в одежде был более ярким — брючный костюм, оттенок которого точно соответствовал ярко-голубым глазам, видневшимся в прорезях маски, — и она была значительно более стройной.
Четвертый и последний член квартета ожидания был еще более явно мужского пола. Он был, вероятно, такого же роста, как Фанни — трудно было сказать, когда он сидел, — и у него были необычайно широкие плечи. То, что она могла видеть о его цвете лица, было почти таким же темным, как у Мишель Хенке, а его короткие волосы плотно прилегали к голове.
Фанни скользнула на последнее оставшееся сиденье — в ее случае это была несколько более напряженная задача, что однозначно превратило нишу в "заполненную", — и экран конфиденциальности вернулся на место. Монтень сердито посмотрела на него через плечо.
— К чему вся эта чертова секретность? — раздраженно спросила она.
— Разумный вопрос, — ответил человек с нашивками на локтях, и его собственная маска исчезла. Открывшееся таким образом лицо было чисто выбрито, с каштановыми волосами, карими глазами и дружелюбной улыбкой. — Маски нужны только для того, чтобы не привлекать к себе внимания. Если бы вы пришли в это место без нее, все бы вас заметили.
— Ну и что?
— Итак, по причинам, которые я объясню через мгновение, я бы предпочел, чтобы меня не заметили, леди Кэтрин.
— Я не "леди" Кэтрин, — раздраженно парировала она. Несмотря на его любезность, она все еще чувствовала себя раздраженной. — Я отказалась от своих титулов много лет назад, когда решила, что буду более эффективна, сидя в Палате общин, чем в качестве еще одного периферийного сумасшедшего пэра. Среди лордов и так слишком много проклятых оводов. Зачем позволять им регистрировать меня как еще одного? И кто вы такой, раз уж мы заговорили об именах?
— Чак Гэннон. Или доктор Чарлз Э. Гэннон, если быть формальным. И хотя вы, возможно, больше не леди Кэтрин в Звездной империи, мы на Старой Земле. Здесь — где угодно в Солнечной лиге — вы все еще графиня Тор.
— В этом он прав, — сказала Фанни. — Это часть твоего...как мне это назвать? "Мифа" кажется немного экстравагантным.
Женщина справа от Гэннона сняла свою собственную маску, открыв привлекательное, открытое лицо, и улыбнулась Монтень.
— Лично я не думаю, что это вообще экстравагантно, — сказала она. — Мои родители с энтузиазмом отзывались о леди Кэтрин, защитнице угнетенных и проклятии "Рабсилы Инкорпорейтед", которая никогда не будет достаточно проклята.
Монтень уставилась на нее, и другая женщина улыбнулась еще шире.
— Я происхожу из семьи аболиционистов. Доставило мне небольшие неприятности в Академии.
— Больше, чем немного, — поправил Гэннон. — Но я думаю, что общие представления уместны.
Последняя пара масок исчезла, и он помахал первой женщине.
— Лиз здесь — Элизабет Роббинс, снова формально — контр-адмирал флота Солнечной лиги, и "Академия", о которой она говорит, — это академия флота. Что не вызывает большого уважения у конформистов... факт, который, вероятно, объясняет, почему она не вице-адмирал Роббинс.
— Напротив нее у нас сидит подполковник Вен Чжин-хван. В настоящее время она является начальником оперативного отдела разведывательного управления жандармерии, но вскоре перейдет на командование всеми разведывательными подразделениями жандармерии. А слева от меня майор Ежи Скарлатти, тоже из жандармерии.
Боже, подумал Монтень, какая... эклектичная команда. Кстати, об этом...
— А вы... кто, кроме "доктора Чарльза Э. Гэннона"?
— Я новый директор разведки флота, — ответил он, и Монтень нахмурилась.
— Ваше имя мне почему-то знакомо, но причина другая.
— Да? — Фанни издала тихий смешок. — Вы, вероятно, слышали это в связи с премией Банерджи. Он получил ее несколько лет назад.
Вот и все. Монтень почувствовала, что ее раздражение начинает спадать. Банерджи была одной из немногих академических наград, к которым она испытывала хоть какое-то уважение. В отличие от большинства, она не выдавалась за какую-то конкретную работу. Это было больше похоже на премию "гений в целом", и хотя Монтень относилась к термину "гений" так же скептически, как и к наградам, она не могла отрицать, что у Банерджи был впечатляющий послужной список.
Как и следовало ожидать, когда раздражение прошло, на первый план вышло любопытство.
— Хорошо, — сказала она. — Так почему Фанни настояла, чтобы я пришла сюда с ней? Я предполагала, что она просто хотела моей моральной поддержки для любого нового плана, который она придумала. Но теперь я начинаю сомневаться.
— Придуманный? — Фанни слегка нахмурилась. — Во-первых, я не "строю планы". Во-вторых, если бы я это сделала, я бы не "готовила" их. Возможно, вы не испытываете никакого уважения к кухне, но я ее уважаю.
— Нет, я хотел поговорить не с мисс Фанантенанирейни, — сказал Гэннон. — Это были вы.
Монтень была искренне впечатлена. Ему удалось безупречно произнести полное имя Фанни. Можно даже сказать, что он отбарабанил его. Очевидно, человек основательный.
— У меня есть предложение для продвижения, — продолжил он.
— Тогда двигайте его вперед.
— Возможно, нам следует сначала заказать напитки, — предложила Фанни.
? ? ?
Это заняло некоторое время.
После того, как Гэннон закончил, Монтень уставилась на причудливый рифленый контейнер на столе перед ней. Люди все еще называли их "стеклянными", хотя из этого древнего материала по-прежнему изготавливались только дьявольски дорогие сосуды. Единственное, что было общего у современного стекла с предками, — это их прозрачность. Предположительно, чтобы люди могли видеть зелье, которое они заказали.
Это называли "Юпитер". Совершенно не разбираясь в истории алкогольных напитков, Монтень не знала, что ее предки, которые пили из настоящей стеклянной тары, были бы либо удивлены, либо шокированы (или и то, и другое), если бы увидели жидкость, которую она заказала. Она была расположена чередующимися горизонтальными полосами различных оттенков оранжевого, желтого, грязно-белого и бежевого, которые вращались в шаровидном "бокале" так, что на завершение оборота уходило около десяти секунд. Она ненадолго приводила в беспорядок узор, каждый раз отпивая из него, но только до тех пор, пока он не возвращался в надлежащий порядок и движение.
Центральным элементом напитка было большое красное пятно, которое вращалось вместе с остальными.
На самом деле, до сих пор она едва прикоснулась к нему. Теперь она взяла и проглотила примерно треть его. Как и ожидалось, это было великолепно на вкус. Что и должно было случиться, учитывая, сколько с нее за это взяли. Бывшая графиня Тор редко употребляла алкогольные напитки, но когда она это делала, то не видела причин скупиться. В конце концов, она была одной из самых богатых людей на свете.
— Итак, что ты думаешь? — спросила Фанни, и Монтень поставила бокал и посмотрела на нее с тем, что можно было бы назвать легким подозрением.
— Ты подтолкнула их к этому, не так ли? — сказала она.
Фанни положила руку на грудь и изо всех сил постаралась выглядеть обиженной. Ее лучшее старание было... не очень хорошим.
— Конечно, нет! — сказала она добродетельно. — Хотя, признаю, что, когда Чак поделился со мной этой идеей, я была совершенно очарована. — Она бросила на Монтень взгляд, в котором сочетались обвинение и защита. Во всяком случае, пытались. — Думаю, ты тоже была бы рада.
Монтень снова подняла свой бокал, обдумывая этот вопрос. На этот раз это был скорее глоток, чем отхлебывание, но ей потребовалось на это гораздо больше времени. Затем, наконец, она покачала головой.
— Признаю, что я захвачена духом вашего предложения, Чак. Но вы идете по неверному пути.
— Я весь внимание, как говорится.
— Проблема должна быть очевидна — для вас даже больше, чем для меня. Как только появится какое-либо предположение, что флот Солнечной лиги сотрудничает с террористами — террористами Одюбон Баллрум, не меньше — вы никогда не услышите конца этому. За каждым вашим шагом будут следить репортеры, политики и люди, которые платят им, чтобы они следили за вами.
— Полагаю, что на самом деле это мягко сказано, — сухо сказала подполковник Вен. Монтень взглянула на нее, и она пожала плечами. — Я должна признаться, что как "шпион" я рассматриваю любую операцию, которая выходит на открытое место, как неудачу для полевых условий. Однако в данном случае, насколько я понимаю, мы хотим быть настолько открытыми, насколько это возможно. В конце концов, — она многозначительно посмотрела на Гэннона, — многое из этого, с нашей точки зрения, касается спасения флота — как в глазах общественности, так и в своих собственных, — поскольку это фактическое подавление работорговли. Что означает обнародование этого. А это значит, что репортеры пронюхают об этом. Мы этого хотим. И когда это произойдет, по крайней мере, некоторые из них ударят по любой связи с Баллрум. Не так ли, доктор Гэннон?
Гэннон скорчил гримасу.
— Признаю, что это, конечно, большая оговорка адмирала. Я почти уверен, что смогу разобраться с этим вопросом, как только он возникнет. — Что-то похожее на фырканье донеслось со стороны Вен, и его губы дрогнули. — Тем не менее, признаю, что это будет непросто, — добавил он.
— Вам не нужно делать это тонко, — сказала Монтень. — Все, что вам нужно сделать, это подойти к проблеме, так сказать, со стороны.
— Нельзя ли это немного растолковать?
— Конечно. — Она сделала еще глоток, в основном, чтобы дать себе немного времени подумать, затем поставила стакан. — Вам и близко не нужно подходить к Баллрум. Вместо этого вы обращаетесь к системе правительства Конго с предложением принять участие в совместных военных учениях. В частности, в патрулях по борьбе с рабством. Вам даже не нужно ждать, пока Конституционный съезд ужесточит существующие законы, потому что они уже давно приняты, не так ли, подполковник? — Она указала пальцем на Вен, которая твердо кивнула. — Было бы довольно неловко, если бы политик — или даже скандальный журналист — доставил вам неприятности из-за того, что вы начали применять собственные законы Лиги.
Гэннон откинулся назад и отпил из своего стакана.
— Это... конечно, возможно. Было бы очень неловко, если бы Факел был членом Великого Альянса, но это не так. Он никогда не был.
— Он был по духу, — отметила Монтень.
— И что? — фыркнул Гэннон. — Буква закона может работать в обоих направлениях. Особенно сейчас, если кто-то попытается выдвинуть обвинения против нации бывших рабов. Дело в том, что большинство членов Временной Ассамблеи, а не только делегаты Конституционного съезда — и довольно значительное большинство — искренне выступают против рабства. И, давайте посмотрим правде в глаза, хотят они признавать это публично или нет, почти все они знают, что "милые сделки" бюрократии Лиги с коррумпированными трансзвездными корпорациями имели огромное отношение к тому, почему — и как — Лига только что получила пинок под зад от Великого Альянса. Они не в настроении позволять подобному дерьму повторяться снова.
