Вздрогнул. Обернулся. Люба.
Год прошёл со дня последней встречи. Каких-то двенадцать месяцев, и мы снова смотрим в глаза. И — не поверите — любуемся. Мне кажется, она стала ещё прекрасней. А я? Что она нашла во мне, кроме отметки в паспорте?
— Аннигиляция тоже архаизм — антигравитация теперь правит миром и телекинез.
— Верно, Гладышев. В музее космонавтики реактивные двигатели.
Пауза. Мы смотрим, не отрывая глаз, практически не мигая. Ловлю себя на подлой мысли, что хочу её. А почему, собственно, подлой?
— Билли?
— Мне, что за дело?
— Предатель.
Любина улыбка — само очарование.
— Здравствуй, любимый. Отлично выглядишь.
Воркует,... обольстительница. Впрочем, женщина и должна быть такой. Не увлечёшь самца — останешься без потомства. Таков закон природы. Только Люба — печальное исключение. Миллионы восторженных поклонников, супруг без патологий, а детей Бог не дал. Или не просила?
— Есть такое правило эволюции — не обращала внимания?
— О чём ты?
— В дикой природе все самцы гораздо привлекательнее своих подруг. У льва есть грива, у оленя рога, у павлина хвост, у селезня оперение. Знаешь, почему?
— Просвети.
— Они должны понравиться самкам, чтобы поучаствовать в продолжении рода.
— Да что ты?
— У людей всё наоборот, поскольку и задачи перед человечеством иные — нужно двигать прогресс.
— И получается?
— Женщина крутит хвостом перед зеркалом, чтобы мужчина изредка, творя цивилизацию, посматривал в её сторону и обновлял поколение.
— Браво! Отличная логика! Вижу, время не терял — развил целое философское учение. Последователи уже есть или набираешь?
— Расскажи о своих успехах?
— Мне похвастать нечем — время героев истекло. Оптимизатор уравнял людские возможности и способности. Даже Дианочка, щедро одарённая природой, не долго оставалась феноменом. Её способности изучены и материализованы.
— Я не умею летать.
— У тебя оптимизатор старой модели. Хочешь, поменять?
— Спасибо, привык.
— Я подарю.
— Расскажи про Луну. Чем тут народ занят?
— Потом покажу. Сейчас пора идти на церемонию.
Люба плавно оторвалась от полимерного покрытия и легко полетела вперёд. Потом остановилась, зависнув над полом, обернулась.
— Гладышев, — это она моим многометровым прыжкам. — Не смеши народ. Стой, где стоишь — я слетаю за оптимизатором.
У меня на руке два серебряных браслета.
— Билли, ты в котором?
— Угадай.
— Помнится, кто-то урны заслужил.
Любе:
— Есть здесь урна, мусоросборник, утилизатор?
— Зачем?
Снял старый, видавший виды оптимизатор, показал, держа с брезгливым видом двумя пальцами.
— Давай. Отдам в переработку. Или в музей, как экспонат.
— А говоришь, героев нет.
— Живых....
Церемониальный зал ничем не отличался от оранжереи — разве только прозрачный купол повыше. Двумя длинными рядами стояли гости — в бальных платьях, фраках, смокингах. Жених со священником уже томились в одном конце живого коридора. В другом искали меня — предстояло вести дочку под венец.
Заложив крутой вираж, огибая строй смокингов, вихрем промчался на своё место. Дианка прыснула. Эля покачала головой и нахмурилась. Подал руку дочери — обопрись. И сам споткнулся, ощутив неожиданный прилив тяжести.
— Билли?
— А ты хотел воробышком порхать?
Вполне земное притяжение. Спасибо друг.
Рука, согнутая в локте, выдвинута вперёд. На ней покоится ручка моей дочери.
Пошли, родная, к твоему счастью.
Зазвучала музыка. Гости хлопают в ладоши. И это слышу.
— Билли?
— Газ в помещении. Азот.
До алтаря шагов двести.
— Пообщаемся, солнышко?
— Да, конечно, папочка, я вся — внимание.
— Хочу знать ваши планы относительно потомства.
— Павел говорит, что дети — это игрушка, забава, а мы взрослые люди и должны заниматься серьёзными делами.
— Все мужчины так говорят. Но ты женщина — твоё призвание рожать. Поставь его перед фактом.
— То же самое говорила мама.
— Пойми, ребёнок, ты — потомок удивительного народа, из-за бесплодия практически исчезнувшего с лика Земли. Доведи это и до Павла. Нельзя искусственно избегать того, что — не дай Бог! — уже заложено в тебя природой.
— Такие страсти говоришь в день моей свадьбы.
— Хочу твоего счастья.
— Ты хочешь внуков в свою московскую квартиру.
Я чуть не споткнулся.
— Билли, она опять копается в моей голове?
— Не обязательно. Эгоистичные желания читаются на твоём лице.
Я справился, я не споткнулся.
— А ты считаешь, здесь нормальный пейзаж, нормальные условия для воспитания малыша?
— Папка, что ты всё об этом и об этом. Как тебе мой Павел?
— Ты сама ответила на свой вопрос — он твой.
Две шеренги гостей закончились. В одной последней рукоплескала Люба. Значит, они поставлены по старшинству. А мама Эля осталась где-то там, в начале значимости. Передавая руку дочери жениху, смотрел не на него, на Любу — твоё коварство? И законная жена смотрела на меня. Во все глаза. И улыбалась....
Что-то будет.
Наверное, справедливо, что ушли в прошлое все формы бракосочетания — осталось венчание. Красивый обряд — клятва Всевышнему.
А пусть отдувается — сам свёл.
Ловлю себя на мысли, что Павел мне всё-таки не по душе. Горбоносый, лопоухий. Внуки могут быть похожими на него.
Целуются. Мы хлопаем в ладоши.
Звучит музыка. Первый вальс жениха и невесты. Нет, уже молодожёнов.
Ищу Элю, нахожу Любу.
— Пригласишь?
— Эмансипации на Луне в шесть раз меньше?
— Традиции шорят. Белый танец, и всё такое. Ждать, потом тебя искать. А тут — музыка, ты под рукой. Пригласишь?
— Приглашаю, — щёлкнул каблуками.
Люба — изящный книксен и подаёт руку. Мы закружились — парящие в азоте.
— Шампанского хочу.
Шампанское в ведёрках со льдом повсюду на круглых столиках. Это для любителей открывать. Для нелюбителей — в бокалах на разносах. Оно тягучее, почти вязкое, и пузырьки — как в замедленном кино — не спешат шипеть и лопаться. Но вкус отменный. Из закусок — фрукты, сладости.
Мы пьём. Люба смеётся, обнажая коралловые зубы.
— Хочу напиться!
После нескольких бокалов.
— Гладышев, хочу тебя. Что смотришь? Плюнь в лицо. Оттолкни. Перешагни. Многожёнец несчастный.
— Стоп! Отмотай назад. Нет, лучше начни сначала, но без концовки.
— Гладышев, я хочу тебя.
Закрываю её рот поцелуем.
.... У Любы на Луне свои апартаменты. Мы лежим в её постели, она рисует пальчиком круги на моей груди.
— Вернёшься в Москву?
— Я привык. Нам хорошо там с Элей.
— А как же я?
— Если все дела переделала, присоединяйся — будем жить втроём. Глядишь, внучка подкинут.
Долгая пауза.
— Тебе нравится Павел?
Люба со вздохом:
— Дианочка сама его выбрала.
— Других кавалеров не было?
— Да полно. Павел — самый бестолковый ухажёр.
— Я заметил.
— Но отличный учёный, геолог, дизайнер. Умница.
— Ну-ну....
— Зря ты. Все люди имеют доступ к Всемирному разуму. Многие способны формировать вопросы. Но лишь единицы — на них отвечать. Павел из их числа.
Мне приятно это слышать — не могла моя дочь увлечься заурядностью.
Пауза. Если б не фигурное блуждание пальчика по груди, подумал, что Люба спит.
— О чём молчишь?
— Показать Луну? У меня есть заповедные места.
— Наверное, надо возвращаться.
— Да, брось. Завтра улетишь, и когда ещё будешь.
Справедливо.
— Пойдём, покажешь.
Мы покинули лунный город. Дикий ландшафт. Звёзды, земной свет — солнце за горизонтом. Летели, едва не касаясь причудливо изрытой поверхности, озирали окрестности, любуясь пейзажами.
— По Луне лучше двигаться в полёте, — поучала Люба. — Ровной и твёрдой поверхности почти нет — скалы, а меж них пылевые омуты.
И сам заметил — кратеры почти до краёв полны мелкодисперсной, как пудра, пылью. Прилунились в центре одного такого.
— Мой любимый, — поведала жена. — Он маленький, его с Земли почти не видно, и потому остался безымянным. Я окрестила его кратером Мечты.
Кратер Мечты чуть не до скалистых краёв заполнен лунной пылью. По крайней мере, посадка была мягкой. Только Люба осталась на поверхности, а я с головой ушёл в сыпучее месиво. В сознании её задорный смех:
— Гладышев, ты где?
Я растерялся. Я ещё не умею обращаться с оптимизатором последнего поколения.
— Билли!
— Что бы ты без меня делал?
Выныриваю на поверхность.
— Я чуть не утонул.
— Да, пожалуй — плотность пыли много меньше воды — тебе самому и не всплыть.
Люба лежит в блюдце кратера, заложив ногу на ногу, руки под голову, лицом к голубому диску Земли. Попытался соответствовать.
— Алёша, смотри какое бездонное небо — целина человеческому разуму. Это хорошо, что ты упразднил границы и объединил землян, а то бы мы до сей поры глазели на звёзды из окопов.
— Слушай, на Земле атмосфера, а здесь её нет. Я к тому, что любой космический гость величиною с гвоздь может стать смертельно опасным.
— Исключено. Над Землёй, гораздо выше Лунной орбиты, создан спутниковый зонт. Ни одному метеориту массой больше пылинки не прорваться к планете или её сателлиту. Всё отслеживается и уничтожается.
— Сколько же потребовалось спутников?
— Знают в Центре Метеоритной Безопасности.
— Чем теперь занят Хранитель Всемирного Разума?
— Собираюсь обустроить солнечную систему.
Я вытянул шею, посмотреть, не насмехается ли Люба, и нижние конечности мои утонули в пыли. Дёрнул их вверх, и голова погрузилась в серую пудру.
Фу, какая гадость!
— Билли, что за чертовщина?
— Летать, надо учиться, как учился ходить.
— Хорошо, хорошо, но позже. А сейчас, будь так любезен, всё делать за меня.
Я вынырнул на пылевую поверхность и заглянул-таки в Любино лицо.
— Что ты хочешь обустроить?
Она не ответила, а мне вдруг стало стыдно за бесцельно прожитые месяцы. И годы....
— Билли.
— А я тебе о чём говорил.
— Я не о том. На Луне отсутствует атмосфера — стало быть, мы здесь, как в открытом космосе?
— Считай так.
— Откуда твой оптимизатор черпает энергию, поддерживающую организм?
— Из пыли, когда есть контакт. Синтезирует из лучевой энергии.
— Но ведь солнце за горизонтом.
— А звёздные лучи? А отражённый земной свет?
— Ловкач.
— Ты думал.
Наверное, нас потеряли. Тронул Любу за руку.
— Нас ждут, милая, надо возвращаться.
— Полежим ещё. Мне так хорошо здесь — и ты рядом.
Люба положила голову на моё плечо, руку на второе, а ногу на мои конечности. Обычные земные нежности. А меня так резко швырнуло в пылевую глубину, что показалось — спиной ухнулся о каменистоё дно кратера.
Чёрт!
— Билли! Что происходит?
— Метеорит. Огромный космический метеорит вонзился в лунную поверхность.
— Но этого не может быть!
— Как видишь, может.
— Где Люба?
— Летит в Луна-Сити.
— Свяжи меня с ней.
Через несколько мгновений Любин голос в сознании.
— Беда, Гладышев, метеорит из космоса прорвал защиту. Я в город. Сам доберёшься?
— Я ни черта не вижу.
— Напряги оптимизатор — у него есть навигаторские функции.
Какие к чёрту функции!
— Билли! Я не могу больше в этой пыли. Сделай что-нибудь.
— Поднимемся повыше. Ещё выше. Ещё. Создатель, ты почти на орбите.
Я выбрался за границу пылевого облака. Надо мной звёздное небо и голубой диск. И ещё — один край горизонта начал плавиться жидким золотом, намекая на скорый восход солнца. Другой тонул в клубящемся мареве.
— Билли, что с городом?
— Нет города, Создатель.
— Это.... Это....
— Это катастрофа. Космическая катастрофа.
— Билли!
— Понял тебя. Но там ничего нет. Там нет никого. Ни людей, ни их оптимизаторов. Только пыль, которая не скоро уляжется.
— Ты хочешь сказать....
— Погибли все.
— Диана!
— Все.
— Заткнись!
Я рванул с руки оптимизатор и потерял сознание.
Моё тело покоилось на границе пылевого облака. А душа унеслась далеко-далеко, на голубую планету, в заснеженную Москву.
— Ма, что такое жизнь?
Моя красивая, умная, изящная мать, доктор наук и мастер спорта, пригладила непослушный вихор на мальчишеской голове.
— Жизнь — это форма существования материи. Вот кристалл — он живёт своей жизнью. Он родился в недрах земли. Его нашли и отдали ювелиру. Теперь он сверкает в кулоне. Ты — мальчик, родился в Москве и ходишь в школу. А когда вырастешь, будешь делать добрые дела.
— А когда умру?
— Тебя предадут земле, и на могиле вырастут цветы. Твоё тело продолжит жизнь в новом облике.
— А душа?
— Отлетит в рай, где будет общаться с другими добрыми людьми.
— И мы там встретимся?
— Всенепременно.
Мы встретимся, мама?
Моё тело покоилось на границе пылевого облака. Я не смог сорвать оптимизатор — Билли был проворнее и отправил меня в нокаут. Медленно, медленно, день за днём пыль оседала. И тело моё опускалось вслед за ней. Билли не спешил будить во мне сознание. Удар по психике был наимощнейший, и мой виртуальный врачеватель трудился не покладая рук. Наконец Луна вернулась в твёрдые границы. Я очнулся.
Звёзды. Слепящий диск солнца.
— Билли, где я?
— Тебя в каких координатах сориентировать — Пифагора, Эйлера, Лобачевского? Проще говоря, если полетишь спиной к солнцу, то скоро доберёшься до того места, где был Луна-Сити.
На месте лунного города зияла огромная воронка. Их называют кратерами. На дне кратера, в самом центре — распластанная фигурка. Раскинутые руки придают ей сходство с крестом. Люба.
— Давно лежишь?
— Надо лететь в Центр Метеоритной Защиты, разбираться в причинах прокола, а у меня нет сил.
— Такая поза что-то даёт?
Пристроился рядом на мягкой, как облако, пыли, раскинул руки.
— Знаешь, что бывает от таких ударов?
— Что, милая?
— Алмазы рождаются.
— Мама говорила, их называют слезами Аллаха.
— Плакать хочется, но на Луне это невозможно — недоступная слабость. Ты как?
— Пус-то-та. Гулкая пустота.
— Ничего. Со временем заполнится. Полетишь на Землю?
— Останусь с тобой.
Помолчали, переваривая. Я — вдруг принятое решение. Люба — полученную информацию.
— Почему мы здесь одни? Где народ?
— Ногой топнула — чтоб ни одна душа без моего позволения.
— Это верно — спасателям здесь делать нечего, а от сочувствующих стошнит.
Помолчали, подыскивая тему, не провоцирующую разногласий.
— Скажи, нужна человечеству эта Луна проклятая?
— Теперь мы прилетать сюда будем каждый год 30 октября.
— Согласен. Но городов строить не будем.
— Мы с тобой. А люди пускай. Человечество не запугают несколько сотен смертей.
— Погибли все Распорядители.
— Новых изберут.
— Что тебе даёт пост Главного Хранителя?
— Масштабы. Возможность быть в авангарде прогресса.
— Честолюбие?
— Скорее норма жизни.
— Почему за мной не оставляешь права выбора?
