Письмо, с которого все началось

К своим пятидесяти кардинал сделал блистательную карьеру на церковном поприще. Сначала был стремительный взлет образованного юноши из дальнего монастыря, который уже в двадцать занял место викария, потом в тридцать стал епископом-суффраганом1, а когда подошло к сорока — вознёсся до полноправного епископа, вошедшего в состав епископата, а потом и Папской канцелярии. Венцом же карьеры стала должность 'Обладателя голоса2' Святого Престола. Проще говоря, Джованне стал доверенным лицом самого Папы — правой рукой, и его решения, а он к тому моменту стал кардиналом, были равносильны решениям главы Единой Церкви.

И все до поры, до времени, устраивало Джованне — почти неограниченная власть, немыслимое прежде обилие денег и стоит только захотеть — осуществление почти любого желания. Но только до поры.

Буквально пару лет назад он понял, что происходящее уже не так радужно, а положение дел все более и более плачевно. Излишне сильно начали давить и ставить препоны кардиналы и командоры из Папской канцелярии, все больше появлялось вопросов у проверяющих из казначейства, а яростнее всех стала наседать самый всемогущий человек при Святом Престоле — родная сестра Папы — змеища Саския.

И ныне кардинал терпел из последних сил, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации. Идеи, а точнее идея у него уже имелась, но пока не было возможности ее осуществить.

Вновь мучительно заныла голова, а в висках застучало. Бесовские курильни! Как от них хорошо вечером, и как скверно на утро. Ум мутный, как северные болота... А в голове наравне с мигренью все стучит: 'Деньги. Деньги. Нужно найти еще денег!'...

В душе вновь всколыхнулась волна ненависти к этим 'святошам', к этим лизоблюдам, лжецам и подхалимам. Как же он ненавидел их, как стремился вырваться! Из этого удушающего, сжимающего в объятьях, словно гигантская змея города. От их вечного присмотра, наблюдения, лицемерия. Где за постными рожами скрывается все та же вседозволенность и разврат, которые он хотя бы имеет смелость не прятать.

Кардинал давно придумал, как можно выпутаться из сложившейся ситуации. Идея была довольно хитроумная, однако осуществимая. У него имелся племянник — сын его кузины Зузанны Туфокор, графини Рогер, еще не вступивший в права наследования по малости лет. Через пару лет он, достигнув нужного возраста, станет графом, но столько ждать его высокопреосвященство не желал, да и титул графа у племянника ему был не нужен. Было крайне необходимо, чтобы мальчишка стал герцогом, да породовитее. Тогда бы, используя все связи и возможности, Джованне женил бы его на наследнице одного из древних родов и, встав за плечом, смог бы получить свободу.

На юго-западе Церковного Союза существовало княжество Приолонь, имеющее статус практически независимого от Союза субъекта. Им правили князья Бурфелиды — очень древний и знатный род. Вот туда-то и метил Джованне, туда-то и хотел пристроить племянника. И дело оставалось за малым — добыть мальчику титул. А на это, увы, требовались большие деньги.

Кардинал вновь отпил немного вина и продолжил раздумья, однако его отвлек стук в дверь. А потом в кабинет заглянул брат Франсиско и с жутким акцентом уроженца северной Салмины доложил:

— Кх фвам ефво приосфвящшенстфво епфискхоп Сифс... Сипсф... Ефво приосфвящшенстфво! — и так, не закончив фразу из-за плохого знания языка, застыл в поклоне.

— Кто там еще? — недовольно пробурчал себе под нос Джованне, и громче добавил: — Пускай!

Едва прислужник убрался от двери, в кабинет зашел священнослужитель в фиолетовой сутане, подпоясанной малиновым поясом, что означало — пришедший состоит в епископальном совете конвента. Выглядел пришедший нездоровым — одутловатое лицо было бледным, по рукам и лицу рассыпаны мелкие язвочки, волос редкий, с небольшими плешинами. Даже с виду болезненный, неприятный человек.

Кардинал Джованне, когда увидел, кто появился на пороге, переменился в лице, передергиваясь, словно от омерзения.

— Я же просил вас не приходить ко мне! — недовольно рявкнул он, даже не утруждая себя встать с кресла. — Негоже чтобы вас видели здесь.

Но епископ на эти слова даже бровью не повел. Он давно привык, что многие люди реагируют на него подобным образом и поэтому, дабы не затягивать с обменом 'любезностями' сразу перешел к делу.

— Я пришел к вам с предложением... — он закашлялся, а кардинал поспешно заслонил нос и рот лежащим на столе мятым платком. — Так вот я пришел с предложением, которое думаю, будет для вас полезно.

— Ближе к сути, Сисварий, — поторопил его преосвященство, не убирая платок от лица.

— В последнее время мне все сложнее стало находиться в Святом Городе. Некая благочестивая дама... Не будем называть имен. Так вот, некая благочестивая дама, несмотря на мою щедрость, оказывает все большее влияние на своего родственника, дабы удалить меня от Престола...

— Так от меня то вы что хотите? — перебил его кардинал. — Сейчас заем я вам отдать не смогу.

Джованне, как и многие в Святом Городе, являлся должником епископа, однако как и многие другие не спешил ему отдавать долги.

— Я и не требую от вас немедленного возврата. Совсем наоборот. Я хотел вам кое-что предложить... — зачастил Сисварий.

— Что именно и что от меня потребуете взамен? Ну же, не тяните!

— Как скажите, — угодливо согласился тот, суетливо потерев руки. Его преосвященство невольно бросил взгляд на раздутые суставы пальцев епископа и содрогнулся, а Сисварий как бы не замечая этого, продолжал. — В скором времени я собираюсь получить наследство, только герцогский титул3, что сопутствует ему, мне лично, ни к чему. А вам он, возможно, пригодится. Давайте уговоримся следующим образом — едва я получу деньги, титул не отойдет, как положено к короне, а перейдет к вам. Делайте с ним что хотите.

У Джованне аж в груди захолонуло от такого предложения. Нынче Господь благоволит ему! Сначала сведения, которыми он может держать змеищу Саскию за горло, а теперь вожделенный титул сам плывет к нему в руки, однако, стараясь не выдать своего ликования, кардинал таким же пренебрежительным тоном поинтересовался:

— А чей титул? Какому государству он принадлежит? Такое провернуть не везде возможно...

— В Винете, — со значением в голосе ответил Сисварий. — Вы сами знаете какая сейчас там обстановка, какие чистки и... К тому же ныне Винет — это про-папское государство, и заправляет там не король, а церковнослужители. Вам, с вашими связями и занимаемым постом не составит труда добиться его.

Сердце в груди у Джованне застучало как бешенное. Еще бы! Такой титул был для него двойной удачей, поскольку его кузина с племянником как раз были подданными короля Гюстава III — управляющего Винетом.

Однако он не был бы кардиналом, если бы позволил хоть капле эмоций отразиться у него на лице, и не был бы 'Голосом Папы', если бы не уточнил:

— А что вы попросите взамен за такую услугу?

Сисварий, почуяв, что рыбка заглотила наживку, подобострастно и с пренебрежительными нотками в голосе, чтобы у собеседника сложилось впечатление о ничтожности его просьбы, пояснил:

— Я попрошу у вас обеспечить мне некоторую протекцию при Престоле, а так же вы пообещаете сократить вдвое следующую выплату в казну или хотя бы отсрочить платеж на год.

— А немного ли вы хотите? — изогнул бровь кардинал, отдавая себе отчет, что уже согласен на предложение и теперь лишь набивает цену.

Епископ зачастил:

— С вашими возможностями как правой руки Папы, несмотря на некоторую с ним размолвку, это не так уж сложно... В теперешнем моем состоянии нет возможности платить столь значимые суммы, которые жаждет видеть конвент. А вот поддержать вас... — тут он с хитрецой посмотрел на его преосвященство. — Это сложный период для нас обоих. Вы довольно молоды и жаждете воли в поступках, я же... Не знаю сколько мне осталось — может пару лет, а может и десяток. Я хочу закончить остаток своих дней в спокойствие и достатке Святого Города.

— Я не могу вот так сразу определиться, — нерешительно протянул кардинал, поняв, что сейчас может получить так необходимые ему средства.

— А вы подумайте, — вкрадчиво посоветовал епископ Сисварий, извлекая из-за пазухи кошелек и кладя его на стол. — Я же не требую от вас немедленного ответа. Неделю, другую время терпит. Подумайте.

* * *

Мы выехали сразу после заутрени, через четыре дня после моего разговора с Матерью. Настоятельница передала мне запечатанный красным сургучом и лентами пакет, наказав отдать лично в руки настоятелю монастыря Святого Августина, правда при этом загадочно добавила, что если там окажется епископ Бернар, то будет еще лучше, а паче всего вообще отдать командору ордена главному маршалу его высокопреосвященству Урбану. Только вот я не знаю, зачем маршалу торчать в той глуши под Горличами, а не как обычно в ауберге4 у Святого Престола? Не спорю, места окрест Горличей красивые, дороги неплохие... Но ведь это совсем на окраине Церковного Союза, да и еще в другом государстве.

Сейчас хорошо — Церковь много государств Верой объединила. Пройдешь небольшой пост на границе, тебя запишут в книгу регистрации, если не церковник — заплатишь подорожный налог и можешь быть свободен. А раньше, еще лет триста тому назад — ужас что творилось! На границе обдерут, разденут, разуют, если вообще живым доедешь. Нынче же все спокойно — дороги патрулируют постоянные орденские разъезды Бедных Братьев Святого Симеона. Ни банд тебе разбойничьих, ни грабежа, разве что на окраинах Союза бароны да вольные князьки пошумят немного, и тех быстро успокаивают. Церковь многим людям мир и процветание принесла.

А тому, что некоторые злые языки про нас говорят — верить не след, потому как Церковь — есть Вера, благоденствие и спокойствие на границах. Ну а с говорливыми братья из орденов Слушающих и Ответственных5 беседуют, потому как люди эти отступники веры. Но это так, лирика.

А еще матушка перед отъездом нам столько наказов дала, что я перестала сомневаться, правильно ли поступила, заставив сестер облачиться по-походному. Уж слишком беспокоилась настоятельница, слишком многословно поясняла что, а главное как нам делать. Вся ее суета заставляла насторожиться и задуматься, а почему это меня — командира одной из лучших боевых четверок ордена — 'почетным пакетоносцем' назначили? Ведь боевых сестер по мелочам не гоняют, для этого вестовые сестры имеются. Так почему же?..

Вдоль дороги тянулись орденские угодья: ржаные и пшеничные поля, разделенные небольшими рощами, разнотравные луга с пасущимся скотом, небольшие чистенькие деревеньки принадлежащих монастырю крестьян, одинокие подворья свободных землевладельцев.

Владения у нашего ордена не малые: больше десятка комендатерий с полусотней деревень и огромная ремесленная слобода. Хотя если сравнивать с другими орденами Матери-Церкви, то мы будем стоять чуть ли не в конце списка. Самыми значительными по угодьям будут ордена Госпитальеров, за ними маршальские и туркопольерские6 ордена. Меньше наших — только территории Ордена Святого Георга, но зато там все рубаки отчаянные, все-таки Святой Престол охраняют. Не приведи Господь на них в бою нарваться — костей не соберешь!

Солнце, поднимаясь все выше, начинало нешуточно припекать. Я искоса посмотрела на сестер. Юозапа недовольно поджимала губы, жеребца своего пятками едва под брюхо понукала. Опять обленились — что Юза, что ее конь! А младшенькая молчала, правда побледнела слегка, украдкой пот над губой вытирала и в седле как-то странно покачивалась... Ох, какая же она молоденькая! Ни единого шрамика, не то, что мы — битые волчицы. О! А Герта улыбается. Еще чуть дальше от монастыря отъедем, точно балагурить начнет, над Юозапой подшучивать, да к новенькой потихоньку присматриваться...

— Все! Не могу я больше! — не выдержала Юозапа. — Упарилась! Фиря, ты как хочешь, а я разоблачаюсь!

— Сестричка, милая, ну потерпи а? Ты у меня такая сильная, такая выносливая, — стала я подлизываться. Если ее не умаслить, Юза мне потом неделю спуску не даст. Характер демонстрировать станет — будь здоров, не кашляй! — Ты же знаешь, что просто так я ничего не прошу. На все есть основания, и поэтому нам лучше быть вонючими, но живыми...

— Не выражайся при мне как закостенелый солдафон! — сразу же рявкнула она.

Юозапа терпеть не может, когда кто-нибудь из нас — а это я и Герта — начинаем говорить чуть менее пристойно, чем полагается.

— Я Юзу поддерживаю, — важно вставила свое слово Гертруда. Ты ж глянь! И эта туда же?! — По-моему ты перегрелась на солнце, сестра, или головой обо что ударилась. На нас же все как на умалишенных смотрели, когда мы в полном доспехе поехали.

Та-ак! Бунт в четверке?! Ох, как же мне их миром уговорить? Попробую...

— Сестры, мне настоятельница столько указаний напоследок надавала, что в пору в цельнокроеном железе ехать. И будь моя воля, то так бы и сделала.

На мои слова, старшая сестра только скептически сощурилась, а Юозапа вовсе демонстративно фыркнула и отвернулась.

Хотя может сестры и правы — действительно, становилось жарковато, а ведь еще не полдень. Сентябрь выдался чересчур теплым, и осень не думала вступать в свои права. Листва по-прежнему зеленела на деревьях. К тому же бригантина7 давила на плечи до невозможности.

— Ладно уж, — согласилась я, немного подумав. — Бог с вами, снимайте свое железо. Но учтите, только доберемся до границы влияния ордена, одоспешеные поедем. И там, хоть заживо сваритесь — никаких отговорок не приму!

— А сразу нельзя было? — ворчливо сказала Юза, тут же поворачивая коня к обочине. — Вон к той рощице поехали, там и поскидаем все.

— Младшая сестра Агнесс, ты как, живая еще? — Герта не забыла про нашу новенькую.

— Да, старшая сестра Гертруда.

— Оставь полные именования для монастырей, да госпиталей. В бою пока прокричишь все это, десять раз прибить могут. Так что привыкай. В поле меня Гертой зови, Сестру Юозапу — Юзой, а эту сестру — Фирей, ясно?

— Да, стар... Ой, да Герта.

А голосок-то какой тихий, едва слышно лепечет. Малохольная она какая-то... Да ей, похоже, только семнадцать стукнуло, а уже младшая сестра. Что творится! Скоро совсем соплюх в рейды посылать начнут.

— Вот и замечательно, — подвела итог Герта и пришпорила коня, направив его через луг.

Мы подъехали к небольшой роще с густым подлеском, где могли с удобством, не попадаясь никому на глаза, переодеться.

Спешились.

— Ох, Фиря, — прошипела Юозапа, тут же начав расстегивать пряжки у своей бригантины.— Прибить тебя мало за эти издевательства. Заставить париться на солнце в доспехах. На такое даже инквизиторы Слушающих неспособны! — ну все, завела нескончаемую песню: это плохо — другое нехорошо. В нашей боевой четверке Юза исполняет роль совести и благочестия, но иногда ее начинает заносить, и тогда она устраивает многочасовые нотации вперемешку со стенаниями об измученной душе или теле.

— Ладно, перестань, — отмахнулась я, уже чувствуя себя виноватой за излишнюю мнительность. — Не делай из меня садистку.