Все, что у меня есть

Это оказался удар точно в цель: Ильверан, по-прежнему невозмутимый на вид, взорвался такой болью, что Рамен просто захлебнулся. Он вскочил и приник к губам князя, ему казалось, что он пьет вино, почерпнутое прямиком из моря страдания. Князь отдавал свою боль, почти не замечая этого, устало и привычно, а Рамен, задыхаясь от восторга, понял, наконец, что стал магом разума. Теперь ему не надо бить других прямо в душу, чтобы ощутить их отклик. Достаточно лишь прикоснуться.

Он оказался слабым магом разума, но все же гораздо сильнее Дирана, обладающего лишь зачатками этого дара. И прикасался к князю очень осторожно, стараясь внушить ощущение тепла и спокойствия. И это ему удалось, тот расслабился под его легкими поцелуями, и доверчиво подставлял лицо и полуоткрытые губы; переворачивал руки ладонями вверх.

— Чему ты так радуешься, Рамен?

— Тебя так приятно целовать, Диран.

Он провел у князя между ног, и почувствовал, как тот подался вслед за его рукой. И тогда Рамен встал, резко забирая отданное тепло:

— Но тебе, я вижу, не особо нравится, — он отвернулся, разглядывая фолиант на письменном столе, и чувствуя снова глухую боль Ильверана, и его одиночество и смутную тоску.

— Нравится, — наконец прошептал князь.

И Рамен обрадованно обернулся, притягивая Дирана к себе и облокачивая о стол. Он задирал князю рубашку; и вылизывал и покусывал возбужденные соски. И сжимал сильное большое тело, так покорно принимающее его ласки: не из любви или вожделения, а просто, чтобы забыться от одиночества.

Самого Рамена нисколько не тяготило одиночество, доставляя истинную свободу.

Глава 8. Супружеский долг и измена.

С допроса я возвращался к себе уже поздно ночью. Неужели этот бесконечный день закончился. Поверить сложно, что рассвет я встречал в Чернолесье, надеясь всего лишь славно поохотиться в выходной, а вечером — отметить новоселье друга в теплой компании. Я остановился на пороге комнаты-с-мать-знает-чем и некоторое время таращился на какое-то шевелящееся дерьмо в ее глубине. Какого беса меня сюда принесло? Спальня, только спальня.

Я решительно захлопнул дверь (за ней что-то хлюпнуло) и дотащился до малой спальни. Все то время, что я сдирал одежду и заставлял себя принять душ, я с содроганием представлял, как принц Никрам в моем теле приходит к моим друзьям, и улыбается, кривя мои губы и лениво размышляет: а может развлечься с этими эльфами хорошенько? Раз уж их судьба подсунула. А в столицу завтра отправлюсь.

Надо немедленно разузнать о себе. Подгоняемый отвратительными картинками в сознании, я в одних пижамных штанах бросился в кабинет, вызывая своего секретаря с помощью Чики-тана. Тот явился практически сразу, словно ночевал где-то рядом. Увидев меня, задумчивого и полуголого, торчащего посреди кабинета, как хрен во чистом поле, бесов мозгляк опустился на колени и так пополз дальше. Как тогда в подвале. К чему бы это? Я ведь даже его и не бил.

Я уже открыл рот, собираясь приказать недоноску встать и заняться делами, когда невероятно усилившееся магическое зрение сыграло со мной злую шутку. Я увидел ауру парня: жестоко и бессмысленно искореженную страхом и насилием. На вид это было, как если взять мягкий шарик... нет, к чему эти эвфемизмы, буду говорить прямо. Это было, как если взять мягкого младенца и перетянуть его, выворачивая суставы, железными струнами. Струны навсегда впились в нежную плоть, а ребенок так и растет изуродованный. Впрочем, я не прав насчет бессмысленности, в этой жестокости был и смысл и система: парня целеустремленно и даже изящно в своем роде порабощали, превращая в преданного ... даже не знаю, как и назвать такое существо. Принцу явно не хватало возможностей магии разума в повседневном быту — приходилось постоянно извращаться.

Пока я пребывал в близком единении с бога матерью, секретарь не терял времени даром: стянул с меня штаны и старательно полировал языком мой член. Я с лязгом захлопнул рот и неожиданно кончил. Что за придурок! Это я о себе.

— Ниаст, — я поднял его за плечи и заглянул в залитое спермой лицо. — Не делай так больше. Мне нужно узнать, чем занимается Рамеш Таньэл, четвертый десятник Волчьей сотни Чернолесской дивизии.

— Измена, Ваше Высочество? — спросил тот. По его губам медленно скатывалась белая капля, а он и не думал вытираться.

Я хмыкнул, представив себе со злорадством, как поймаю и посажу принца в его же собственный подвал.

— Пока только установить наблюдение и к утру доложить.

Он поклонился и застыл, ожидая дальнейших распоряжений. При взгляде на него в мозгу вспыхнула картинка: Никрам идет по галерее под ручку с черноглазой лукавой леди. Они смеются и что-то обсуждает, а Ниаст, тоскуя, смотрит на них издалека. У меня есть доступ к его памяти? Полезно. Я узнал сегодня много полезных вещей со вкусом дерьма.

— Все, Ниаст, иди, исполняй.

Штаны, что ли, одеть? Только я мог в один и тот же день обзавестись супругом и так нелепо ему изменить. Второго такого тормоза среди эльфов точно не найдется.

Засыпая, я ощутил малодушное желание проснуться завтра в Чернолесье. Нет, нельзя.

* * *

Утро началось с эротического сна. Мне грезилось, будто иду я по болотистой местности, отряд мой среди карликовых деревцев рассыпался, и ловим мы кого-то методом прочесывания и зачистки. Я в полной боевой выкладке, только без штанов почему-то. И вроде это правильно, так и надо вроде бы, только перед бойцами мне все равно неудобно как-то. К тому же мохнатые болотные шушпанчики под ногами путаются и норовят в промежность забиться. Я мужественно не обращаю на них внимания, стараясь не потерять лицо. И тут один из них, самый черный и нахальный, изловчился и с подпрыга насадился на мое гордо торчащее достоинство. И заелозил. Мне было приятно и стыдно, и я стеснялся его сбросить: почему-то очень важно было, чтобы подчиненные не заметили, что меня волнует происходящее с моим членом. К тому же мы кого-то обнаружили и с оружием на изготовку бросились за ним. Шушпанчик тоже ускорился, и я содрогнулся в оргазме, просыпаясь.

Мать! Оказывается, это мой супруг решил порадовать меня утренним минетом. Да что же это такое, второй раз за сутки мне сосут — и практически никакого удовольствия. Не говоря уж о согласии. Я подтянул малыша к себе и обнял, поглаживая по спинке.

— Спасибо, дорогой, жаль, я не проснулся раньше.

Он тихонько сопел мне в грудь:

— Я всегда рад доставить тебе удовольствие, Никрам.

Мне было страшно взглянуть на него магическим зрением — вдруг Никрам искалечил его так же, как и Ниаста. Поэтому я любовался фресками (эпическая битва белокрылых созданий с чертами эльфов и жутких тварей, в которых узнавалась боевая форма киншасхов) на потолке и рассеянно ласкал свернувшегося на мне эльфа: перебирал прядки и выводил узоры на нежной коже. Но его возбуждающе щекочущее дыхание и шевеления заставили вспомнить недавний сон.

— Шушпанчик, — фыркнул я и посмотрел на него. Слава всем богам, в которых я не верю: малыш был похож на тускло сияющую жемчужину. Тускло, так как его аура была покрыта словно густой сеткой. Страх, который принц, судя по всему, внушал так же естественно, как дышал. Но в данном случае, видимо, не целенаправленно, а так, для удовольствия.

— Тиль, — обрадованно прошептал я, целуя его глаза и виски.

— Ты... ты говорил с моим братом, Никрам? — он напряженно заглядывал мне в лицо вмиг повлажневшими глазами.

— Да, — я сел и откинулся на изголовье кровати. Похоже, Тилем пацана называли только дома. — К сожалению, граф Азенах оказался замешан в заговоре и измене. Я решил...

Тут мой супруг, до этого в ужасе прижимавший руки к губам, бросился ко мне и заткнул рот своими трогательными неумелыми поцелуями.

— Никрам, — по его лицу снова текли беззвучные слезы, — пожалуйста, Никрам, будь к нему милосерден, пожалуйста, — он судорожно водил руками по моим бедрам и терзал губы.

Я осторожно отстранил его:

— Малыш, я собираюсь...

И снова меня прервали:

— А помнишь, Никрам, помнишь тебе нравилось с веревками? Мы давно так не делали, да? Давай повторим, хочешь?..

Даже не представляю, что он имеет ввиду.

— Не надо меня покупать, это унижает нас обоих, — я хотел было еще добавить, что это бесполезно, на меня такие игры не производят впечатления. Но ведь это неправда, мозги просто выносило от сострадания и желания — никогда не думал, что способен испытывать два этих чувства одновременно. Хотелось сделать для него все, что угодно — глупая эльфийская привязчивость...

— Я запрещу твоему брату показываться за пределами графства на несколько десятилетий, — твердо сказал я, зажав на всякий случай мужу рот.

— И... и все? — пролепетал он, освободившись.

— Да, — шепнул я ему в ухо, притягивая к себе, — а ты позволишь называть себя Тилем? Мне очень нравится это имя.

— Конечно, Никрам, конечно, — парень целовал мои руки, а я с тоской думал, что следовало бы отправить его вместе с братом. Там ему будет лучше всего, а не со мной. Я видел его в воспоминаниях графа перед браком с принцем — цветущего и радостного. Видел его ауру. И понимал, что это означает — мальчик угасал. Некоторые не живут в неволе. Но мне ужасно, эгоистично не хотелось с ним расставаться. И я дал себе шанс — мы вместе отправимся к какому-нибудь магу разума, чтобы вылечить нашу связь. В конце-концов, это мой муж. Мой, а не принца, преступно думал я, зарываясь в мягкие темные волосы, и собираясь покуситься на чужого супруга. В конце-концов, у всех есть предел, и прелестный обнаженный юноша в моих объятиях — явно за гранью лично моего предела моральной стойкости. Особенно, если вспомнить пробуждение.

Я положил его себе на колени спинкой кверху и провел пальцем по выступившим от такой позы ребрышкам и позвоночнику. Малыш сжал попку и испуганно оглянулся через плечо.

— Не бойся, Тиль, я тебя не обижу.

Попка у него была, кстати, вполне себе крепенькая, несмотря на общую дохлость. Я просунул одну руку ему между ног, ладонью под животик, и приподнял, поднося такие аппетитные ягодицы к губам. Он так забавно свесил ножки — словно беспомощный щенок, которого несут под пузико. Я целовал покрытый легким пушком копчик и упругие половинки. Поднимался вдоль по позвоночнику к шейке и ушкам, а потом снова медленно опускался вниз, чтобы раздвинуть нежные полушария и приласкать вздрагивающую под моими губами дырочку. В свои прикосновения я вкладывал крохи воздушной и огненной магии — сначала совсем мало, а потом, освоившись с новыми стихиями, побольше. И младший скоро тихонько застонал под моими ласками, потягиваясь и прогибаясь. Я надавил пальцем на влажное колечко, и тренированные мышцы легко разошлись. Парня совсем не надо было растягивать, но мне доставляло невыразимое удовольствие играть с его дырочкой: я запускал в нее три пальца и массировал, посылая любимому мужу внутрь теплые и прохладные волны попеременно; делал эти волны то щекочущими, то вибрирующими. Тиль стонал уже в голос и смешно перебирал ножками и ручками, цепляясь за простыни и пытаясь то соскользнуть с моих пальцев, то насадиться поглубже. Бархатистая плоть, трепеща, обхватывала меня, и я сходил с ума, представляя, как вот так же она будет содрогаться вокруг гораздо более чувствительной части моего тела. Но я оттягивал этот момент, и не давал кончить Тилю, уже много раз готовому к этому. Я выходил из него, и малыш жалобно хныкал, тянясь за моей рукой бесстыдно раскрытой попкой. А я снова и снова лизал розовые распахнутые края, посылая тепло и прохладу почти одновременно. Края сжимались, по хрупкому телу проходила волна дрожи; и я опять раздвигал их пальцами.

— Никра-а-ам, пожа-а-алуйста, Никра-а-ам, — наконец почти прорыдал младший, и я, разведя его ноги коленом и придерживая под животик, плавно вошел.

-А-а-ах, — судорожно вздохнул Тиль, я медленно задвигался в нем. Магия, проходящая через мой член, доставляла невероятные ощущения теперь не только мужу, я сам видел звезды на внутренней стороне век.

— Сильнее, сильнее, — просил мальчик и дергал попкой в моих руках, пытаясь задать ритм. Но я крепко его держал, не позволяя сбиться. Да и что бы он мог задать: ноги его бессильно разъезжались, голова лежала на сгибе локтя, безвольно мотаясь, когда я приподнимал его и ускорялся. Вся его жизнь сосредоточилась в содроганиях плоти вокруг моего орудия. А вот нечего быть таким хилым. Он выгнулся, в очередной раз подходя к грани, и я больше не стал его сдерживать, наоборот — обхватил его член и несколько раз сильно провел, отпуская заодно и себя. Мой рык смешался с его криком, я упал на бок, прижимая к себе своего мужа и замирая в блаженном бездумье.

Ровно через 10 минут я встал, все еще неся сладкую пустоту в голове (вместо мозгов) и подхватил задремавшего Тиля. Все в душ. Маленький прижался ко мне и прошептал:

— Никрам... Ты снова хороший, Никрам. Даже еще лучше.

Сердце на миг замерло.

— Я никогда больше не буду к тебе плохим, Тиль, — пообещал я, радуясь, как дурак, этому его "еще лучше".

Глава 9. Бездна, в которую я иду.

Разумеется, принца не нашли. Следы вели в лес, доложил начальник моей безопасности (заодно и познакомились с халтурщиком), а там растворились. Распались на тысячи путей и истончились, сказал он с явным уважением к такому искусству. А я задумался — если предположить, что принца оставили жить — для каких целей он мог бы им понадобится. Кроме как отпинать хорошенько, ничего в голову не приходило. Нда, жалко свое тело.

Я отринул бесплодные размышления и приказал безопаснику подробно доложить о состоянии остальных дел. Тот слегка скривился:

— Всех?

— Да, — усмехнулся я. Мужик мне, в общем, нравился — он меня не боялся. — Ты все правильно понял, благородный Мелер.

Он слегка поклонился, прижимая ладонь к плечу:

— Честь служить вам, мой принц.

Это что, реакция на обращение по имени?

— Присаживайся... — я дождался, пока он устроится в кресле напротив: — благородный Мелер.

Безопасник снова приложился ручкой и наклонил голову. Но вставать и задвигать речь о чести не стал.

Я приказал подать завтрак и предложил Мелеру с Ниастом присоединиться. У тех стали такие лица, словно они вот прям только что смирились с мучительной смертью через отравление. Да-да, я в курсе — не в обычае благородных разделять трапезу со всякими там. Но меня всегда бесили их обычаи: стоишь перед таким усталый и голодный после патрулирования или операции, а эта сволочь внимает эдак вальяжно твоему докладу и жрет. У меня в такие минуты всю лояльность напрочь сносило. Еще бы шлюх принимали в процессе, честное слово. На последней мысли я затормозил, вспомнил вчерашний вечер и покосился на секретаря. А интересно, Никрам принуждал его... в мозг ворвалась картинка, подтверждающая, что да — еще как принуждал. В том числе и перед присутствующим здесь Мелером ("честь служить вам, мой принц", вот как). Чужое воспоминание кольнуло виски болью. Нездоровая связь, никакого сравнения с магией разума...

Следующие три с половиной часа превратились в информационный ад. Благородный Мелер детально описывал очередное дело (подробнее, — говорил я с каменной мордой в особо непонятных местах). Чики-тан параллельно передавал мне имеющуюся в его памяти информацию. Я же смотрел на секретаря, которому было велено делать дополнительные резюме к каждому случаю. И его воспоминания транслировались сверлящим потоком в мое сознание, и это было чуть ли не самой ценной частью. Голова раскалывалась. Я уже не воспринимал значение — меня хватало только на то, чтобы понимать текущий смысл и задавать наводящие вопросы. Надеюсь, позже будет возможность проанализировать данные... надеюсь, у меня хватит на это способностей.