Вот и свела нас судьба

Заодно я ещё в отдельном рисовальном альбоме нарисовал множество рисунков, где были приведены полуобнажённые женщины, хотя, молодые и весьма красивые, с одетыми на них предметами женского туалета, изготовленными мною, да ещё больше и предполагаемыми. Честно говоря, они у меня получились очень красивыми. Не знаю отчего, но в последнее время у меня и в рисовании наметились неплохие успехи. Вот и на рисунках виднелись очень даже прелестные и миловидные красавицы, некоторые и с ликом тёти. А что, вполне подходит!

Хотя, эти рисунки были сделаны по необходимости. А для души я дополнил другой рисовальный альбом сценами из "Лебединого озера" и "Щелкунчика", правда, больше похожими на черновые наброски. Их там уже набралось пару десятков. Всё равно красиво! Почему-то больше внимание я отдал второму балету. Так ведь постепенно и весь его сюжет стал вырисовываться. Вот ведь чудеса! Да так я и сам весь балет напишу! Осталось только побольше музыки вспомнить.

И так в учёбе, домашних делах и скромном музицировании пролетели обе седмицы. Нет, всё-таки одно событие случилось. Не такое значимое, но для нас немного и неприятное. Уже под вечер субботы второй седмицы к нам нежданно заглянула Надежда Фёдоровна, что пригласила нас на детский бал к Юсуповым. Ей было уже вполне за тридцать, и она выглядела весьма привлекательно. Понятно, что великосветская дама, и наряды дорогие и красивые, да и сейчас была затянута корсетом совсем как молоденькая девица. А уж длинное и роскошнейшее бальное платье, наверное, стоило целое состояние. Что делать, нам, её бедным родственникам, такое пока было недоступно. Хотя, тётя Арина, даже при своей скромной одежде, выглядела нисколько не хуже нашей знатной гостьи. Я уже знал, что она являлась дочкой двоюродного дяди моей матери и тёти Арины, и весьма знатного и богатого, Переверзева Фёдора Лукича. Но, к сожалению, оказалось, что дядя, бывший когда-то даже саратовским и киевским губернаторами, уж лет как пятнадцать назад умер. Ну, много у него там разных должностей и званий было, но про губернаторство я сразу же запомнил. Вроде, когда он был жив, какие-то отношения между семьями ещё поддерживались, а потом все связи напрочь прервались. Было чудом, что через столько времени родственница о нас вспомнила. Она была замужем за важным чиновником из Министерства иностранных дел, вроде, Аркадием Ивановичем Нелидовым и, похоже, что её мужу мы были совсем неинтересны. Они постоянно проживали со своей семьёй в Петербурге и, вроде, даже в собственном особняке. Потом, мы с тётей Ариной вообще не были приняты в свете и прочем обществе, поэтому, да и по малолетству, я пока во всех этих светских делах не особо разбирался. .

И на этот раз Надежда Фёдоровна пришла позвать нас на очередной приём к князьям Юсуповым. Конечно, она опять взяла с собой и дочку Марию, оказалось, старшую. В прошлый раз я её плохо рассмотрел. Не до неё было. Ничего, симпатичная девочка, и даже чуть повыше меня будет. На этот раз она смотрела на меня теплее, но всё равно как-то высокомерно. Я даже не огорчился. Конечно, родственные связи сильно важны, но у меня и собственная гордость имеется. Потом, я и титул имею повыше! Вроде, наши родственники являлись просто дворянами, хоть и сильно богатыми.

Тётя Арина, было, сильно обрадовалась, но, увидев мой хмурый взгляд, так сразу согласиться не решилась. Поняла, что не стоит. Всё-таки очень умная и понятливая! Настоящая мама!

— Надежда Фёдоровна, мы благодарим Вас за приглашение, — тут уже в разговор старших включился я сам. Да, это было сильно невежливо, но не подставлять же тётю. Потом, это же я князь! И русские люди, а всё on parle français (болтаем по-французски)! — но, к сожалению, я вынужден сообщить Вам, что в последнее время мне слегка нездоровится. Сами понимаете, что после перенесённой не так давно тяжёлой болезни мне противопоказаны нагрузки и сильные волнения. К сожалению, после прошлого вечера я весьма переволновался. Примите, пожалуйста, наши самые искренние извинения! Это, конечно, для нас сильная честь, что Вы не забываете нас, но, к сожалению, пока нам придётся остаться дома. Арина Васильевна, милая тётя, мама Арина, — я решил, что не помешает показать, что ценю тётю на уровне мамы, — я прошу простить меня, что скрыл свои недомогания. Мне просто никак не хотелось расстраивать тебя. Да, Надежда Фёдоровна, извините меня, пожалуйста, но сами знаете, что у меня весьма слабое здоровье. Знаете, я и после учёбы так сильно устаю!

Недовольные дамы тут же поспешили нас покинуть. А Мария так вообще, сильно удивив меня, показала тайком язык! Тётя Арина, конечно, тоже была немало удивлена и не могла это скрыть, но я прикинулся виноватым ещё при гостьях. Хотя, она и до этого никогда меня не ругала и даже замечаний старалась не делать. А в последнее время мы с ней вообще жили душа в душу. И, да, мы всегда общались меж собой на русском!

— Борис, ты, что, на самом деле чувствуешь себя плохо?

— Нет, тётя, всё хорошо. Ты прости меня, пожалуйста, мама Арина, но не хочется мне выглядеть какой-то чудной игрушкой на празднике чужих. Понятно же, что остальные гости будут на меня смотреть и втайне, а то и открыто ухмыляться. А мы с тобой точно не бездушные и подневольные игрушки и, хоть и небогаты, тоже собственную гордость имеем. Может, это княжна Татьяна там попросила доставить меня на приём? Привыкла, что её желания тут же исполняются. Обойдутся пока без нас. Мы там чужие и люди совсем не их круга, и никогда уважения не добьёмся. Пусть развлекаются, но без нас. У нас и другие дела имеются.

А что, так и есть. У нас тоже своя жизнь! И тоже важная! Пусть только и для нас. Как можем, пока так и живём!

*

— Мама! Этот Борис вообще противный мальчик! Подумаешь, гордый какой? А ведь вполне здоров был!

— Да заметила уже. Ничего, напомним ещё, как пренебрегать нами. Вот Арина совсем другая, но, похоже, всё-таки попала под влияние племянника. Надо же, князь! Так нищета беспробудная, а нам пренебрежение показывает. Хотя, дочка, надо было себя аккуратнее вести! Это ведь из-за тебя он повёлся. И перед дочками Юсуповых не надо было лишнего болтать!

— Э, Мама, я всего-то упомянула, что они нищие, и он только титул имеет, а за душой ничего. Так сами же сказали!

— Так это я, и только тебе! А ты у дочек Юсуповых проговорилась. Наверняка эта Татьяна ему всё рассказала. И теперь мальчик на нас дуется. А так, конечно, он интересный. Какую песню дочке Юсуповых исполнил! Как будто в любви признался! Так ведь наверняка и не зря! Хоть и не ровня!

* * *

Глава 05.

Маленькие успехи?

Воскресенье у нас прошло как обычно. С утра мы с тётей Ариной сходили в церковь, и даже в Казанский собор. Хоть и далеко, но решили немного развеяться. А то постоянно дома сидим. Один раз, наверное, можно. Мимо Театральной площади с Петербургской консерваторией и Мариинским театром, потом вдоль особняка Юсуповых и Мойки как раз можно было выйти к собору. А сам он располагался на Невском проспекте. Конечно, роскошно живут всякие аристократы и прочие богатые люди. А люди в Петербурге разные. Больше, конечно, разного рабочего люда и таких, как мы, небогатых дворян. Всё-таки, как говорят, почти восемьсот тысяч населения. Да, немало! Даже представить трудно!

А после церкви мы ненадолго прогулялись по Невскому проспекту и вернулись домой уже вдоль Екатерининского канала. И уж дальше занялись домашними делами. Хотя, на прогулке я как раз и вспомнил ещё одну песню. "У природы нет плохой погоды" тоже ведь вполне душевная. И однозначно под голос тёти! Вот и помузицировали мы с ней слегка. Считай, немного отдохнули. Хорошо тётя Арина спела! Почти как в моей памяти песня прозвучала. Мне так приятно и тепло стало. Словно я обрёл что-то давно потерянное и преисполнился надежды!

А уж с понедельника у нас опять начались будни. Я пошёл в гимназию и во вторник, считай, попался! Под самый конец занятий меня подозвал к себе наш классный наставник Иоганн Карл Дитрих, да ещё и учитель по латыни и древнегреческому. Этот немец уж лет как двадцать был приглашён и жил у нас в стране. Сначала состоял гувернером у одних богатых аристократов, а потом устроился учителем и уже лет пять учил нас. Русский язык наставник, конечно, выучил, но остался сильный акцент, и оттого он предпочитал разговаривать на немецком. Мне было легко с ним общаться, но вот довольно большому числу учеников, не совсем освоимшим иностранные и древние языки, приходилось довольно тяжко! Хотя, сейчас он начал разговор со мной вполне на русском:

— Переферзефф! Тут Апполон Григорьевич сказал, что недафно ты на каком-то балу интересные песенки пел?

— Э, Иван Карлович, было такое. У князей Юсуповых. На детском балу. Музицировал и пел.

— Даже так? Что, они сами тебя на бал пригласили?

— Нет, Иван Карлович. Мы с тётей Ариной с ними не знакомы. Но мы состоим в родстве с Нелидовами, вот тётя Надежда Фёдоровна нас и пригласила. И, смею заверить, Иван Карлович, никаких нарушений допущено не было. И музыка, и песни все разрешённые. Просто княжна Надежда попросила исполнить.

— Проферим, Переферзефф! Ладно, пойдём-ка мы к Апполону Григорьефичу. Пусть он сам оценит, нарушил ты или нет.

Не поверил наставник. Сам он в музыке не особо разбирался. Оказалось, в своём классе пения нас уже ждал сухонький учитель музыки. Был он похож на слегка бородатого Антона Павловича Чехова из моей памяти. И, конечно, Апполон Григорьевич Лядов музыку знал отлично! Хотя, я у него пока числился в отстающих. Но у меня на учителя пения обид не было. Да, спрашивал строго, но точно по делу. Просто пока у меня возможности отличиться не было.

И когда я сыграл на полурасстроенном фортепиано один за другим, и без отдыха, "К Элизе" Бетховена, "Полонез" Огинского, а потом уже "Вальс дождя" и под конец "Мелодию слёз", мои учителя не смогли так сразу прийти в себя. Просить спеть они меня уже не решились. И так ведь целый концерт получился. Ладно ещё о подробностях расспрашивать не стали. Хотя, когда я объявлял о том, что "Вальс дождя" посвящается моей матери княгине Софье, кроме княжны Татьяны рядом никого не было. А что "Эти глаза напротив" как бы и предназначались ей, то тут и таиться смысла не имелось, потом и видоков полно было.

— Э, Переверзев, Бетховена и Огинского ты сыграл вполне на уровне. А остальные произведения чьи?

— Э, Апполон Григорьевич, извините, пожалуйста! Не хватило смелости признаться!

— Ну, Переверзев, скромность нужна в меру. Значит, последние композиции твои? Очень достойные и зрелые вещи! Хотя, вроде, ты на балу исполнил и какое-то произведение Чайковского?

"Танец маленьких лебедей" мне пришлось исполнить даже два раза. Признался, что как бы случайно узнал ноты и не сдержался, и, чтобы удивить княжну, сыграл. И последнюю песенку, мол, тоже именно для неё спел.

— Ты, Переферзефф, не на ту барышню нацелился! Скромнее себя надо фести! Да и молод ещё!

Конечно, возражать наставнику не пристало, да и было опасно.

Потом я решил не мелочиться и выдал и "Большой вальс", и "Танец трёх лебедей". Сообщил, что и эти композиции принадлежат Петру Ильичу. Мол, тоже случайно узнал.

— Да, Переверзев, удивил! Получается, ты до сих пор таился и скрывал свои способности? И почему же? Ладно, можно считать, что по пению полностью отчитался. И, да, представь, пожалуйста, ноты всех композиций и слова песен. Так сказать, для отчёта и проверки! Вдруг всё-таки какую крамолу там скрыл?!

Тут мне пришлось задержаться ещё на пару часов. Ничего не поделаешь, наказ учителя! Да и пусть он поставит мне, ага, зачёт по пению! Все композиции и песни, что на балу и сейчас исполнил, даже произведения Шопена, Бетховена и Огинского записал. Чтобы поверили. И, к счастью, память не подвела.

Конечно, тётя Арина удивилась задержке, но, с другой стороны, даже обрадовалась. Отметился перед учителями, и по делу, в лучшую сторону. Разве это плохо?

Мы сели обедать, и вот сразу после трапезы я и подсунул тёте нарисованные мной как бы не совсем и приличные рисунки, заодно и сшитые мной вещи. Моё лицо, конечно, слегка и порозовело, а сердце забилось сильнее, чем обычно. Конечно, волновался. Музыка тоже хорошо, но всё же и сейчас предлагалось очень важное и необычное дело, и неизвестно было, как ко всему отнесётся тётя Арина. Это для меня она просто любимая тётя, а, в сущности, Арина Васильевна являлась молодой и очень красивой девицей. И строгой. Но мастерицей! И она вполне могла изготовить эти вещи!

— Тётя Арина, извини, пожалуйста, но позволь мне сделать тебе небольшое предложение. Тут я нарисовал разные картинки, но ты не думай, что у меня одни непотребства в голове. Пожалуйста, сначала примерь эти вещички и оцени. Если они не доделаны, то подгони под себя. Мне думается, что женщинам они должны понравиться. А то всё то, что сейчас носится, и даже у тебя, не совсем удобно для ношения. Хотя бы даже эти корсеты. Любой врач скажет, что они просто вредны для здоровья! Пусть, кто хочет, носит, но вот ты могла бы одевать именно эти вещи и, главное, шить их и продавать. Я знаю, что ты у меня очень умелая и шагаешь в ногу со временем, и вполне чувствуешь, что нынче требуется женщинам. Правда, надо сначала постараться получить на них привилегии. А то вообще останемся с носом. Но пока времени у нас полно. Вот проверишь всё на себе, подгонишь, а потом подашь и прошения. Что надо, сошьёшь, потом нарисуешь и напишешь. А я помогу. Ну, как тётя?

Тётя опять просто ласково потрепала меня по волосам.

— Да, Борис, сильно ты изменился после болезни. К счастью, выжил. Я уж сколько молилась Всевышнему, чтобы он пожалел тебя. Один ты ведь у Софочки остался. Пусть земля ей будет пухом. Настрадалась, бедная. А теперь, надо же, у тебя разные задумки появились. То музыка, то эти вещи! Ладно, иди пока. Я всё проверю и потом тебе скажу.

Да, моя мать Софья умерла не так давно, лишь шесть лет назад, и ей было всего тридцать четыре года! Я подозревал, и иногда и тётя проговаривалась, что она вышла замуж за отца только из-за титула, и что ей просто некуда было деться. Она и тётя Арина происходили из курских дворян Переверзевых, но весьма бедной ветви, оттого у них приданого почти не было. И, как правило, бесприданницам всегда трудно подыскать для себя достойную партию. Можно, было, конечно, остаться незамужней, но мать предпочла замужество. К сожалению, и дальнейшая жизнь у неё, несмотря на уже спокойного и почти взявшегося за ум мужа, не удалась. Как проговаривалась изредка, и с большим сожалением, тётя Арина, мой отец в молодые годы, тем более, после смерти своей матери и моей бабушки, имел, честно говоря, не самое лучшее поведение, и из своих скромных доходов он так ничего и не успел скопить. Ладно хоть, что женился после Восточной войны, но, жаль, в достаточно зрелом возрасте и имея расшатанное здоровье, правда, из-за тяжёлых ранений на войне. Ему было тридцать восемь лет, а матери — только двадцать. Про разные семейные сложности и неурядицы я уже вполне понимал и их не осуждал. Главное, что дали жизнь мне! И было их сильно жаль!