— А чего нам вмешиваться? — заговорил Лондон, — Она всего лишь программа, у нас куча камней, которые нужно ещё довезти спокойно до города, где продать. Конфликт с местными нам не нужен. Нет, с нашей стороны это был бы крайне опрометчивый шаг.

Остальные его поддержали. Кусака повернулся к что-то напевающему Джеку.

— Что ж Кусака, — проговорил он, наконец, — я согласен с остальными. Местных около пяти сотен. Если они решат убить её, то, что мы сможем сделать? Девчонка всё равно останется у них.

— Но сила на нашей стороне, — прервал его Кусака, — наша пати спокойно разнесёт их деревню по кирпичику.

Джек задумчиво погладил кенгурёнка.

— Раскатаем, может быть. Но моя цель так близка, я не хочу рисковать. Пойми Кусака, она всего лишь программа и нам не должно быть до неё никакого дела. Нам просто не по пути, у нас нет ничего общего.

Пафнутий напрягся, обвёл мордой кусты по краям поляны, на которой происходило действо так, что Фёдор понял, что появляются новые действующие лица. Охранная магия мишки работала, и их никто не видел. Фёдору было жалко Сипсу и Кусаку, который так за неё переживал, но вмешиваться он не собирался. Своя рубаха ближе к телу, чем спасение жизни программы. Умирать ему было нельзя, он опять забыл привязаться в городе.

В освещённый круг костра вошли зловещие тени, оказавшиеся соплеменниками Сипсу. Один из них, увешанный различными побрякушками, недовольно что-то проговорил гортанным голосом. На его слова отреагировала только Сипсу.

— Прощай, друг! — сказала она Кусаке.

Но он даже не пошевелился, даже не поднял головы, когда местные стали исчезать с поляны, растворяясь в темноте. Время шло, костёр уже почти прогорел. Пафнутий под Фёдором уже задремал, бесшумно улёгшись, а Фёдору же было интересно, чем всё это закончится. Наконец, Кусака встал и выпрямился во весь рост.

— Жалкие корыстолюбивые трусы! — произнёс он спокойно каждое слово, но в каждом слове чувствовалась сила и непреклонная воля. — Хватит! Достаточно с меня! Рассчитываемся! Мне принадлежит четвёртая часть добычи. Все согласны?

Трое игроков отошли в сторону. Пошептавшись между собой, они вернулись. Джек заговорил от лица всех:

— Мы выполним контракт, всё будет честно.

— Значит, всё по букве закона, — усмехнулся, готовый к бою Кусака, между пальцев которого сновали зелёные огоньки, — я согласен. Давайте скорее, мне противно смотреть на вас.

Больше на поляне не было произнесено ни слова. Даже после того, как раздел завершился и Кусака, уложив на подобие маленькой телеги, запряжённой четырьмя кенгурятами, всё своё добро, укатил с поляны. Игроки не произнесли ни слова. Лишь смотрели вслед Кусаке, пока тот не скрылся из виду. Фёдор посмотрел на, уже вовсю, спящих Пафнутия и Хугина и, решив их не будить, поудобнее устроился на мягком медведе и, наконец, сомкнул глаза. Он не спал почти двое суток.

Стоял погожий день и я захотел прогуляться. Но едва ступил два шага, как оказался на кладбище. Там пролегали вычурные искусственные дорожки, однако я скользил по одной из них, словно Иисус идущий по воде. Уже издали я заприметил свеженасыпанный могильный холм, у которого мне захотелось остановиться. Почему-то этот могильный холм оказывал на меня мистическое воздействие, но мне никак не удавалось ускориться, чтобы оказаться как можно ближе к нему.

В то время как я ещё смотрел вдаль, заметил, что такой же холм есть и подле меня, у дорожки, ещё чуть-чуть, и он бы остался за спиной, но я поспешно спрыгнул на траву. Поскольку дорожка и не собиралась останавливаться, а неслась дальше, словно дорогой спортивный автомобиль, приземлившись, я пошатнулся и упал прямо на колени перед могильным холмом на колени. На противоположной стороне, держа в руках надгробный камень, стояли двое смутно знакомых мужчин. Едва только я появился, они вонзили надгробие в землю, и оно осталось стоять в ней, точно влитое. Тотчас же из кустов вышел третий человек, в котором я сразу распознал Веру. На ней были только брюки и неважно застёгнутая сорочка, в руке она держала обычный карандаш, которым уже, приближаясь, рисовала в воздухе какие-то фигуры.

Этим карандашом она нацелилась сейчас на верхнюю часть надгробного камня; камень был очень высоким, Вере совсем не приходилось нагибаться, однако, как-никак, ей пришлось вытянуться вперёд, она совсем не хотела наступать на могильный холм, отделявший её от камня. Так, на цыпочках, стояла она и опиралась левой рукой о поверхность камня. Благодаря одному особо умелому приёму ей каким-то образом удалось добиться начертания обычным карандашом золотых букв; она писала: 'Здесь покоится...'. Буквы из-под её руки выходили чёткими и нарядными, словно девушки на выданье. Когда она вывела эти два слова, Вера обернулась ко мне, я большим нетерпением ожидал продолжения надписи, почти забыв о ней, а смотрел только на камень. В самом деле, Вера снова принялась писать, однако не смогла продолжить своё занятия, что-то ей мешало, она опустила карандаш и опять повернулась ко мне. Теперь и я посмотрел на Веру и заметил, что та находится в большом смущении, однако не мог назвать причину последнего. Вся недавняя живость Веры испарилась, словно капля воды на солнце. Из-за этого я почувствовал себя несколько смущённо; они обменивались беспомощными взглядами; налицо тут было какое-то скверное недоразумение, которое ни один из нас не мог прояснить. К тому же совсем некстати зазвонил малый колокол часовни, но Вера сделала одно движение поднятой рукой и звон прекратился. Спустя несколько мгновений колокол опять зазвонил; на этот раз совсем тихо и, без особого требования, тут же перестал; как будто он лишь хотел подать сигнал, что всё ещё жив. Я был в отчаянье от положения Веры, взглянул на руки, но они были не мои, а маленькой девочки. Из глаз потекли слёзы, что-то внутри меня узнало эти маленькие ручки. Вера подождала, пока я успокоюсь, и принялась писать дальше. Первый маленький штрих, неохотный, в котором чувствовалась нехватка золотого цвета, оказался буквой 'С'; вторая буква была уже почти готова, как тут Вера яростно топнул ногой по могильному холму, так, что высоко кругом разлетелась земля. Я стёр землю с лица и случайно коснулся рукой могильного холма. Сразу же, на месте холма разверзлась большая дыра с обрывистыми стенами, в которую я стал погружаться, повёрнутый нежным течением на спину. Но в тоже время как меня, с приподнятой в затылке головой, уже принимала внизу непроницаемая глубь, вверху огромными узорчатыми буквами бежало по камню женское имя, которое никак не удавалось прочитать. Наконец, я осознал, что это было за имя. Ужас пронзил моё сознание, это было она.

— Лентяи, вставайте! Завтра будет готов прежде, чем вы успеете осознать, что находитесь в игре, — проорал Джек, чем разбудил и Фёдора, у которого по щекам текли слёзы.

Фёдор осознал себя лежащем на Пафнутии, и события сна несколько поблекли в его сознании. Конец сновидения не получалось вспомнить совсем, поэтому имя появившееся на камне так и осталось тайной. Фёдор хотел потянуться и встать, но его остановил шёпот мишки.

— Лежи, тут есть кто-то ещё, — прозвучал шёпот Пафнутия, мысленно продублированный Хугином. Ворон выглядел очень собранным.

— Интересно, где Кусака провёл эту ночь? — спросил Лондон, доставая свои сапоги, которые предусмотрительно снял на ночь. Хоть это и была игра, но ощущение внутреннего комфорта никто не отменял. — Хорошо, что он ушёл. Хотя, признаться, силён был, зараза.

— Да, — согласился с ним Джек, — только уж очень любил всё по-своему поворачивать. Погубит это его. А Сипса действительно ему нравилась?

— Не думаю. Тут дело в принципе. Он считал, что это неправильно, конечно, неправильно, но это не причина нам вмешиваться и ставить под угрозу свои планы. Считаешь: мы должны были вмешаться?

Джек отрицательно покачал головой. Его внимание было занято готовкой завтрака, а так как в игре готовить приходилось самому, то кофе норовило убежать из кофейника, а каша вытечь из кастрюли. Воспользовавшись наступившим молчанием, Джек повысил голос и запел последний куплет своей старой песни:

— Через год, через год, как созреет виноград...

Оглушительный взрыв разорвал тишину рассвета. Лондон с другом охнули, сделали движение, словно пытаясь подняться и ответить на неожиданную атаку, но прозвучал ещё один взрыв, и они тяжело осели на землю. Джек с неоконченной песней на губах неуклюже взмахнул руками и упал поперёк костра, опрокинув кофейник.

С игроками было покончено за несколько секунд. На поляне появилось сразу несколько десятков местных, возглавляемых давешним колдуном. Под его глазом сиял огромный фонарь. Фёдор понял, что у Кусаки получилось спасти Сипсу, а колдун заявился отомстить хоть кому-то. Он же не знал, что вчера компания из четырёх игроков распалась сама собой. Местные некоторое время ходили по лагерю игроков, собирая всё мало-мальски ценное, однако, даже не прикасаясь к камням, сложенным одной кучей почти в центре лагеря. Колдун взял один из камней, повертел его в руках, но признал негодным и зашвырнул в кусты. Попав точно в Хугина, в очередной раз заставив того потерять сознание. Пафнутий на это утробно фыркнул, стараясь таким образом замаскировать смешок, а Фёдор просто улыбнулся, убирая бедного ворона в котомку за спиной.

Пока местные собирали всё ценное, Фёдор успел поднять с земли камень, вырубивший Хугина. На первый взгляд он действительно казался обычным булыжником. Серым, невзрачным, было даже не понятно, зачем такие камни добывать, а затем ещё и продавать. Если бы не системное сообщение, всего на мгновенье опередившее желание Фёдора избавиться от булыжника, то тайна этого камня оказалось бы неразгаданной.

Поздравляем. Вы улучшили умение 'Понимание камня' до второго уровня. Шанс 15%, что вы узнаете даже незнакомый вам камень.

Камень 'Личный воскрешатель'. Капните на него кровью и закапайте в любом месте, и именно там вы воскреснете после десяти смертей. На одиннадцатую камень рассыплется.

Теперь Фёдору стало понятно, зачем игроки добывали эти камни, и цена их должна быть большой. Поэтому он не сомневался, что как только игроки воскреснут, они сразу же устремятся сюда, чтобы забрать свою добычу. Немного подумав, Фёдор достал из котомки топор, порезал руку, капнул кровью на камень и аккуратно прикопал его, попросив Пафнутия выкопать небольшую ямку. Это место, после проведённой здесь ночи чем-то понравилось герою, поэтому обезопасить себя от внезапной смерти и воскрешения в безымянном городе, он решил именно тут. Перед глазами высветилась надпись, что следующие десять смертей Фёдор будет воскрешён именно в этом месте. Изменить привязку не выкопав камень невозможно.

— Пора идти, — прервал размышления Фёдора Пафнутий и потопал в сторону разорённой поляны.

Фёдор пошёл за ним. Целого, кроме камней, на поляне не осталось ничего. Поэтому побродив немного по ней, герой подобрал пяток камней, оседлал задумчивого Пафнутия и продолжил путь, благо до кургана оставалось всего ничего. Собирать все камни он посчитал неправильным. Так много для личного пользования это маразм, а брать их на продажу глупо, с его уровнем, после первого клиента найдут, убьют и все камни отберут. Да ещё и мстить начнут.

По старой карте, которую Фёдору дал Рогожин, идти до кургана оставалось всего ничего. И если бы не случайно встреченные на этой поляне игроки, то он был на месте глубокой ночью. О сне Фёдор старался не думать, справедливо решив, что раз он ничего не понимает, то и думать об этом пока не стоит. Пафнутий молча шагал, думая о чём-то своём, медвежьем. Хугин, очнувшийся после болезненной встречи с камнем, наконец-то пришёл в себя, и, сидя на плече хозяина, всем своим видом выражал недовольство последними двумя днями своей жизни, мрачно грызя подобранную где-то еловую шишку.

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓