Не столько больно, сколько обидно.
В общем, это был классический "фальстарт", от которого, при всех других раскладах, я бы просто посмеялся. Только вот воткнувшееся рядом с правым плечом, тонкое копье, к веселью не располагало. Пришлось снова изображать низкий старт, догоняя мелкого хоббита, который драпал по звериной тропе, просто с невероятной скоростью, будто у него за спиной крылья, а ноги, такие короткие и волосатые, на самом деле принадлежат карликовому страусу.
Набрав скорость и выправив дыхание, я рискнул оглянуться назад и почувствовал, что у меня тоже за спиной вырастают крылья, а ноги — меняются на страусиные лапки:
Толпа, гнавшаяся за нами, была большой. Очень, большой. И, если я не сильно ошибаюсь, то в этой толпе не было только эльфов и хоббитов, а так... Каждой твари — по паре и все налегке и отчего-то, серьезно злые. Молчаливые, берегущие дыхание и настойчивые, совершенно налегке — пара копий на брата или сестру, повязка вокруг бедер, вне зависимости от пола, длинные хайры у женщин и не менее длинные бороды у тех из мужчин, у кого бороды могли расти.
Перепрыгнув через корень, растущий поперек дороги, серьезно поднажал, догоняя хоббита и пристраиваясь за ним следом, как любят говорить автолюбители, в "мешок".
Бежать стало сложнее — пока я отствал, можно было внимательнее смотреть под ноги, а теперь, фактически прямо у меня перед носом красуется квадратная спина, обтянутая серой рубахой и коричневошкурым, не застегнутым жилетом, из которого торчит наружу золотая цепочка, одним концом прицепленная к пуговице, а на другом конце, я даже сперва глаза протер, не показалось ли мне на бегу всякая фигня, болталась отличная, пенковая трубка!
— Налево! — Прохрипел хоббит и мы, не сговариваясь, синхронно, свернули направо, вламываясь в колючие кусты и вываливаясь из них с другой стороны, прямо на обрыв широкого оврага. — Вниз!
Как два каскадера, не задумываясь, сиганули вниз. Мелькнула и пропала мысль о том, что посадка будет жесткой и по ногам больно стукнула невидимая поверхность, словно через овраг перекинули стеклянный мост, невидимый, но от этого не менее прочный и существующий.
— Левей держи! — Приказал хоббит. — И, прыгнули!
И мы прыгнули.
Ловкий хоббит успел ухватиться за ветку, а вот я... Только за его волосатые ноги.
Невысоклик охнул, выматерил меня самым подходящим для этой цели словом и, отпустил ветку, совершенно без предупреждения.
Инерция, такая подлая штука, впечатала меня в склон оврага, который, под моей тяжестью, провернулся, впуская в длинный тоннель и закрылся за моей спиной. Судя по грохоту, коротышка впечатался в дверь ровно через мгновение после ее закрытия и теперь попытался открыть ее своим весом. Безуспешно.
Пришлось идти, открывать, дорогому моему спасителю.
Всклокоченный лохматоног, попав в безопасное место, боднул меня головой в живот и добавил кулаком, чуть ниже, свирепо хмуря "брежневские" брови.
— Чего дверь не придержал?
Пришлось промолчать...
— Уф-ф-ф-ф... — Хоббит сполз вниз по стене, похлопал себя по карманам и выудил из правого, переднего, здоровенный кисет. — Теперь можно и покурить, пока "убежище" дорогу делает...
Притянув за цепочку трубку, парень достал из кисета хитро свернутые табачные листья, сунул их в чашу трубки, ловко умял большим пальцем и... Достал из кисета точно такую же, как у меня, китайскую зажигалку! Провернул колесико и под сводами подземелья поплыли ароматные клубы дыма.
Насчет табачных, кстати, я поспешил — судя по аромату, затесался среди листьев и лист смородины, и вишни-песчанки, и даже малины, насколько я смог унюхать все ароматы за раз.
— Не учуют? — Я устроился рядом, принюхиваясь, как охотничья собака и прислушиваясь к собственным ощущениям.
— А, и учуют, что с того? — Хоббит легкомысленно махнул заросшей рукой, пыхнул сладким дымом и со стоном выпрямил ноги. — Мы здесь первыми были, "убежище" теперь, пока нам дорогу не сделает, никому не доступно. А уж когда мы по дороге пойдем, им и вовсе ничего не светит. Будешь?
Парень протянул мне трубку, и я почувствовал, как организм становится на дыбы, предупреждая меня, что если я, еще раз... То он за себя не отвечает!
— Не курю. — Я зевнул и шмыгнул носом. — Спасибо.
— Торнтон Мак'Эсли. Чистопородный хоббит-разведчик селения "Бухантра". — Парень представился и сделал еще одну затяжку. — А ты?
— Ситаль. Боюсь, не очень чистопородный человек. С другой стороны планеты.
— "Не очень чистопородный" — это как? — Хоббит подозрительно отставил дымящуюся трубку и начал старательно заглядывать мне под плащ. — Полуэльф или полугном? Не, для гнома высоковат... На орка — больно шустрый да умный, у них даже в седьмом поколении тормоза не отключаются... На полубога — тоже не годишься, иначе бы не за тобой бегали, а от тебя... Долери? Так они от эльфов недалеко ушли, разве что ушами покороче, да реакцией, лучше...
Понимая, что сказанная мною в шутку фраза, сейчас может привести к каким угодно последствиям, скинул с головы капюшон и потянулся, сладко хрустнув всеми суставами.
— А-а-а-а-а! — Торнтон облегченно выдохнул и тут же сделал затяжку. — Шутишь, парень, понял!
— Шучу, — я с облегчением признал собственную глупость и принялся рассматривать стены нашего "убежища". И потолок, уж куда без него, родимого!
Ничего, в общем, не обычного — потолок земляной, из которого торчат корешки, такие же стенки, а вот пол, я даже потопал, для верности — деревянный. Не из струганных досок, а из плотно сплетенных корней деревьев, теплых и пульсирующих, словно от стука невиданного сердца, спрятанного во глубине и питающего все, что к нему присоединено.
— Нравится? — Хоббит выколотил трубку прямо на деревянный пол, который у меня на глазах, раздался в стороны и "проглотил" золу, кажется, даже со вздохом, мол, опять люди всякую гадость делают! — "Убежище" появилось сразу, как только снег сошел. Мы сперва нарадоваться не могли — вот оно, быстро и просто. Ага-ага, пока орки чертовы из-под земли не полезли. Пришлось охрану выставлять, в верхних точках. За пару месяцев, самых ушлых и быстрых, взяли на колья. Тех, что потупее, запугали, как смогли, они теперь к входам-выходам подойти бояться. Даже, приторговывать с ними начали, так, по-соседски. Они и проболтались, что... О, наш выход!
Хоббит вскочил на ноги и враскачку, словно моряк по болтающейся в шторм палубе, направился мне за спину, пряча трубку в карман.
— Эх, ну и прокатимся сейчас! — Ликуя он потер руки, и я поспешил за ним войти в серебристо-серый проем, еще пару секунд назад бывший обычной, коричневой и черной, землей. — Держись, только, крепче.
Предупреждение Торнтона, вместе с местом, в котором мы с ним оказались, заставило меня насторожиться, а то, что мохнолапый предпочел лечь на пол и начать глубоко вдыхать-выдыхать, словно перед броском в холодную воду...
Не задумываясь, устроился рядом — вбитые в голову инстинкты самосохранения, напоминали, что выделываться в неизвестном месте — очень плохая идея!
Пока устраивался, попытался понять, что именно мне напоминает это транспортное средство. Продолговатое. Чуть пружинящее, серебристое.
Пока размышлял, стенка зарастила вход и... Стала сжиматься, превращаясь в кокон, в котором мы, с хоббитом, заняли положение "лежа, мордой вниз и не дыша".
— Сейчас! — Повернув ко мне голову, выдохнул табачным духом, Мак'Эсли и подмигнул.
"Звезды всемогущие," — пронеслось у меня в голове. — "Если от меня воняло так же..."
И тут наш кокон рухнул вниз, все набирая и набирая скорость.
Хоббит завизжал от восторга, как маленький мальчишка на "русских горках", оглушая меня пылом невинной юности и максимализма.
Убил бы!
Глава 22
Тот, кто встречал серый рассвет склонившись над собственной рукописью, кто знает, как саднит горло от сигарет, как хочется поделиться полетом своего пера, удивить и поразить друзей, тот знает и оборотную сторону этой медали. И, бессонница — всего лишь ее ободок. Другая сторона медали — это тоска "потому что".
Потому что, на самом деле, пусто у тебя на душе. Потому что — тебя привыкли считать не тем, кто ты есть. Потому что твой герой, что лег на бумагу — это, совершенно точно — не ты. Даже если ты хочешь поверить в обратное. Честь и слава тем, кто остался. Вечная память тем — кто оставил.
И вновь — серый рассвет. И вновь — бегут, бегут по полоскам амбарной книги чуть корявые строки, написанные чуть прыгающим от усталости, недосыпания и табачного отравления, почерком.
Теперь ты уже не читаешь вслух своих рассказов. И не слушаешь чужих. Время перелистнуло странички календаря, посеребрило виски, отрастило пузо и выбрило плешь-тонзуру, на самой макушке. Некогда черных, как смоль и волнистых волос стало намного меньше. Времени — еще меньше. А в баре, как ты и мечтал давным-давно, стоят ровными рядами так и не откупоренные бутылки с напитками. Потому что — не с кем. Не с отражением же...
Меняются обложки тетрадей, "ароматизированные чернила" сменяются гелевыми, гелевые — меняются на буквы на экране, которым нет места в жизни...
Серый рассвет, серые дни...
И разные обложки старых тетрадей, в которых остались...
* * *
**
Селение Бухантра...
Я представлял себе деревеньку, дворов эдак на пятьдесят — сто.
"Ага, держи карман зашитым!" — Как любил приговаривать наш монтажер, вытирая трудовой пот после третьей стопки.
Нормальный такой городок, в два десятка улиц и двух-трехэтажные дома — в центре. По улицам чинно вышагивают хорошо вооруженные патрули, вежливо здороваясь со знакомыми и сердито хмуря брови на незнакомых. Придираться никто не придирается, но ножей с пояса никто не снимает, даже детишки лет восьми-десяти бегают вооруженными, под присмотром не менее вооруженных мамаш или воспитательниц.
На первый взгляд, жителей тысяч под сорок, а то и все шестьдесят!
Никто не буянит, хотя, по словам старосты Катина Вогты, это просто сейчас такое время — некогда всем, да и новости мы с хоббитом принесли не добрые. Связываться с орками никто не хотел, а по всему выходило, что придется: через полчаса после нашего прибытия в Бухантру, "прикатили" и наши преследователи, набившиеся в капсулу-пузырек под самую макушку, лежа друг на друге ровными штабелями.
Охрана от души повеселилась, нарубая их тонкой соломкой и стругая на карандаши, заодно и потренировалась работать в команде и держаться до подхода вызванного подкрепления — никому и в голову не могло прийти, что кто-то решиться изображать из себя "сельдь тихоатлантическую, в банке", ради неведомой конечной точки.
"Чертова дюжина" прибывших, видимо не рассчитывала, что путь будет совсем не близким и быстро двигаться, сразу по выходу из кокона, будет невозможно.
Тем не менее, пятерку охранников просто завалили мясом, выскочили наружу и "отхватили" смертельного удивления, оказавшись не на улице, а во внутреннем дворике, с высокими и толстыми, каменными стенами.
Торнтон, в том бою, лишился куска уха и заработал шрам на левую сторону, которым жутко гордился ровно до тех пор, пока его девушка, с легкой усмешкой и лукавыми искорками в глазах, не обозвала "жутко страшненьким", под хохот подружек.
Через десять минут Мак'Эсли был у меня и, запинаясь и смущаясь, попросил поспособствовать "убрать шрам".
Помахав рукой старосте, отошел от окна своей комнаты и начал проверять, все ли взял в дорогу.
Полгода, что я пообещал Катину провести в селении, слава Звездам, закончились два дня назад и теперь я, совершенно свободен и могу идти, куда захочу.
Как звезды светят, если бы старик так упорно не подкладывал под меня своих внучек, я бы и задержался, пользуясь всеми удобствами более или менее цивилизованного мира.
А еще, мне чертовски надоело быть лекарем!
Никогда не мог себе представить, сколько болезней копится в замкнутом мирке маленького городка. И, если бы это были насморки, да ОРЗ с ОРВИ, все было бы не так печально, только вот старикан, подловил меня, зараза на самом простом моменте и... Пришлось полгода заниматься тем, от чего я так долго бегал и что приходилось делать в моей, такой непредсказуемой, работе.
Общаться с психами...
"Легких" сумасшедших оказалось так много, что волосы вставали дыбом, а от "тяжелых", бывало, приходилось и отбиваться, чем по тяжелее. Я даже заказал себе специальные табуреты, один из которых привинчивался к полу, а вторым, удивительно тяжелым, можно было успокоить любого психа, оглоушив его по голове.
Ну и, куда ж деваться-то, диванчик с кожаными ремнями и дырявым кляпом. Не кабинет получился, а мечта садиста! Я два месяца работал на свое имя, занимаясь самым мерзким, до чего может докатиться искалеченная человеческая и не человеческая, психика.
В результате, табуретом, пришлось воспользоваться.
Старого Жигу-гнома очень жаль, но моя жизнь мне намного дороже.
Вогта, качая головой, выслушал сперва сыновей Жиги, потом пообщался с Нелой, моей медсестрой, так же из полугномов и, на закуску, пришел задавать вопросы мне.
Ушел с фингалом под глазом и прихрамывая.
А я, две недели после этого, питался кашами, выращивая новые зубы, по левой стороне — все-таки, даже старый эльф — все едино — эльф. Быстрый и хитрый. Будь он моложе лет на пять — растил бы я себе всю челюсть, так и не дотянувшись до его вертлявого туловища.
Да... А ведь я так хотел стать ресторатором!
Завязав горловину "Сумки", оглянулся по сторонам и "присел на дорожку", на краешек кровати.
Обычная комната, "три с половиной на пять с половиной", скрипучая кровать, накрытая серо-красно-коричневым покрывалом, мягкий, зеленый ковер на полу, от стены и до стены. Раздвижной шкаф, и письменный стол. Отличная домохозяйка, пообещавшая выдрать Катину его клочковастую бороду, если он будет тащить работу ко мне домой, без предупреждения. А, если предупредит, то еще и ниже пояса получит острой коленкой!
Полгода мучений, ради одной-единственной цели. Как по мне, так и для самого селения очень нужной, только... Желающих лезть в Город и тащить оттуда хоть что-то интересное, почему-то нет.
Стены комнаты, обшитые золотистой тканью, вместо привычных обоев. Бархатный гобелен во всю стену, с бегущим оленем, перескакивающим через бесконечно глубокую пропасть.
Мысли беспорядочно прыгали, пытаясь найти лазейку и заставить меня остаться сидеть здесь, в этой комнате и не высовывать нос наружу, не идти за оговоренной платой, а замереть и вновь скользить по течению.
Щелкнув языком и криво усмехнувшись, встал и вышел из комнаты, понимая, что, если задержусь хоть на пару минут — всё, все мои мечты накроются медным тазом серого бытия, привычных встреч, посиделок в баре "Штаррум Шо" и больных, большинству из которых, на мой взгляд, просто не хватает внимания близких, а меньшинству — замечательной порки, чтобы пару-тройку дней могли спать только на животе, а кушать — исключительно стоя.
Ничего-то им не надо... В "Город" — лезть — не надо. Магию, что разлита в этом мире, не надо. Не надо ни странных путешествий, ни-че-го, что бы смогло расшевелить этот странный городок. Торнтон, уж на что адекватный во внешнем мире, за стенами городка становился ленивым, вечно сонным и недовольным.
