Или, может быть, я просто чувствовал себя виноватым из-за того, что тратил время на все эти "жуткие штучки", как упорно называл это Том.
— Чувство вины — сложная вещь, — сказала Роза, когда я попытался рассказать ей об этом. — Мы, католики, думаем об этом две тысячи лет и до сих пор не разобрались. Мой совет — принять это, — сухо сказала она. — Полезно для души.
Теперь она сказала мне, что я, очевидно, был не одинок, что бы со мной ни происходило.
По всему миру наблюдался огромный всплеск всевозможных привидений. Эта тенденция была восходящей с первых нескольких десятилетий века, а сейчас, по ее словам, "зашкаливает".
— Даже если каждое из этих наблюдений, включая твое, в некотором роде поддельное, их одновременность, несомненно, говорит нам о чем-то.
Я пожал плечами. — Да. Но о чем?
Она погрозила мне пальцем. — Ты добиваешься прогресса, Майкл, но тебе еще предстоит пройти определенный путь. Если бы это была инженерная проблема, ты бы не был так беспомощен в своем мышлении. Ты бы искал пути атаки, не так ли? Например, искал больше данных.
— И это то, чем вы занимались?
По ее словам, она копалась в исторических записях. Она надеялась найти там записи об инцидентах, которые могли бы пролить свет на то, что происходит в настоящем.
И ей это удалось.
В прошлом были подобные волны "преследований". Во время кризиса Черной смерти в Европе в четырнадцатом веке, когда погибла, возможно, треть населения, было много сообщений о призраках, посещениях и других проявлениях. Ранее, в тринадцатом веке, из Центральной Азии вырвались монголы, грабя и устраивая массовые убийства по мере продвижения в Китай, Юго-Восточную Азию и Европу — и, казалось, они гнали за собой волну наблюдений призраков и сверхъестественных событий.
Некоторые из ее примеров были взяты из археологических, а не исторических источников. — Возьмем доколумбовые народы Северной и Южной Америки, — сказала она. — За несколько десятилетий после первой высадки Колумба на сушу они пережили массовое сокращение численности населения из-за болезней и переутомления, массовых убийств и перемещений от рук колонизаторов.
— И они видели призраков?
— Недавняя археология показывает огромный рост оккультной символики и практики — и это в обществах, так или иначе одержимых оккультизмом. Резьба на дверях. Жертвоприношения. Выкапываемые и перезахороненные трупы.
— Испанцы напугали их до чертиков. Возможно, это была своего рода массовая истерия.
Она покачала головой. — Это произошло до высадки Колумба. В те последние десятилетия надвигался кризис, безусловно, ужасный, разрушающий культуру, геноцидный кризис. Но они еще не могли этого знать — не по какой-либо причинно-следственной цепочке, как мы ее понимаем.
Она привела еще больше примеров, еще более непонятных для меня.
— Я впечатлен, — сказал я. — Никогда не слышал о большей части этого.
— Ты бы и не смог, — едко сказала она. — Но у меня есть доступ к записям, которые недоступны широкой публике...
Мне стало интересно, о чем она говорит. Ватикан и его старые, глубокие библиотеки? Или, возможно, что еще более зловеще, она имела в виду Орден, странное сообщество, которое ее воспитало; мне стало интересно, какие записи там хранятся.
Но я мог бы привести свои собственные подтверждающие примеры. Я смутно припомнил разговор дяди Джорджа о страхах перед НЛО. Родившись в 1960 году, он на самом деле пропустил гребень той особой волны свидетельств сверхъестественных посещений, но на короткое время был очарован знаниями обо всем этом, когда был подростком. Но когда пала Берлинская стена, когда угроза масштабной ядерной войны исчезла, НЛО пропали. Картина была та же, с тревогой заметил я. Это была еще одна волна посещений в преддверии надвигающегося кризиса, если интерпретировать его в терминах двадцатого века, на научно-фантастическом языке инопланетян и космических кораблей, а не призраков и эктоплазмы. Просто случилось так, что в данном случае кризис, которого боялись, взрыв бомбы, не произошел.
Роза сказала: — И если принять предположение, что волны явлений происходят, когда человечество сталкивается с бутылочным горлышком...
— Тогда примерно сейчас должна быть волна, поскольку мы сталкиваемся с потеплением.
— Да. Возможно, с выделением гидратов в качестве убойного удара. Волна преследований — мир, полный впечатлений, в точности подобных твоему, — это именно то, чего следует ожидать.
— Хорошо, — сказал я. — Предположим, я приму ваш аргумент о том, что нахожусь в центре какого-то глобального предвестия катастрофы. Чего я не могу понять, так это почему. В чем смысл?
— Ах, — сказала она, улыбаясь. — Теперь это вопрос инженера. Какова функция всего этого? О, я могу придумать целый ряд интерпретаций... Попробуй это. Все в нас, от ногтей на ногах до наших самых продвинутых когнитивных функций, сформировано эволюцией. Ты уже слышал раньше, как я рассуждала подобным образом. Если бы какая-то особенность не давала нам некоторого избирательного преимущества, она бы вообще не появилась или давно бы исчезла. Ты принимаешь это?
Я не был уверен, что согласен. — Продолжайте.
— Если это правда, и если эти посещения и их время, совпадающее с великими кризисами, являются реальными явлениями, тогда следует спросить — в чем эволюционное преимущество? Как эти посетители могут помочь нам?
— Обеспечивая преемственность?
— Возможно. Связь лучшего прошлого с обнадеживающим будущим через отчаянное настоящее... Возможно, разумному виду нужен какой-то внешний накопитель памяти, внешнее массовое сознание, чтобы помочь ему пережить худшие времена.
— По-моему, это звучит очень подозрительно, — сказал я. — Я думал, что отбор должен работать не на уровне вида, а на уровне индивидуума или родственной группы.
— Может быть, и так. Но разве это не было бы преимуществом, если бы оно появилось? Если бы по планете бегало множество групп разумных животных — и разразился глобальный кризис — разве стая с культурной преемственностью, обеспечиваемой ореолом призраков, независимо от того, насколько несовершенны информационные каналы, не имела бы явного преимущества?
Она улыбалась. Я видел, что она наслаждается этим предположением. Но прямо сейчас я чувствовал, что барахтаюсь.
— Значит, Мораг могла быть каким-то призраком. Но не призраком из прошлого. Призраком из будущего. Вы это хотите сказать? Но как это возможно?
Роза сказала: — У мыслителя-католика не возникло бы особых проблем с этой идеей. Теологи не верят в путешествия во времени! Но мы представляем вечность, вневременное мгновение вообще вне времени, подобное постоянному свету, который сияет сквозь мерцающие на кинопленке кадры нашей жизни. Таким образом, посетитель из вечности, ангел, может вмешаться в любое время, исторически, по своему выбору, потому что это все равно — для него все едино, все в одно мгновение, как катушка кинопленки, которую вы держите в руке. Для Бога нет разницы между прошлым и будущим.
— Вы мыслите масштабно, не так ли?
Правой рукой она указала на Небеса. — Нигде нет ничего больше, чем там, наверху.
Нас потревожил перезвон, виртуальный эквивалент стука в дверь. Я почувствовал почти облегчение, что смогу отдохнуть от всего этого жуткого.
Оказалось, что это был мой брат Джон, который зашел в систему, чтобы доставить мне неприятности.
Проецируемая из его офиса в Нью-Йорке виртуальная реальность Джона была в целом более качественной, чем у Розы. Была середина его рабочего дня, и он был одет в темный деловой костюм. Я был поражен тем, каким крупным и солидным он выглядел, совсем как Рууд Макай.
Джон поздоровался с Розой достаточно вежливо. Он даже отпустил шутку. — Если бы вы поделились с моими протоколами виртуальной реальности, я мог бы вас поцеловать. — Но их общение друг с другом было настороженным.
Я понял, что понятия не имел, какой контакт был между ними двумя. В конце концов, она была давно потерянной тетей Джона, как и моей. Возможно ли, что это была их первая "встреча"? Но я боялся даже спрашивать.
Атмосферу можно было бы разрезать ножом, в виртуальной реальности или как-то иначе. Два брата и тетя, подозрительные, настороженные, смотрят друг на друга свысока, как соперничающие главари банд: какой холодной семьей мы были, размышлял я, какой ущербной компанией.
— Чего ты хочешь, Джон?
Он вздохнул. — Это немного сложно. Я увидел, что ты вошел в систему, и увидел, с кем ты разговариваешь. Не хочу подглядывать, но я плачу за звонки. Могу я говорить свободно?
Роза резко сказала: — Если ты переходишь к сути, прекрасно.
— Майкл, люди беспокоятся о тебе. — Он махнул рукой. — Обо всем этом. Ты знаешь, что я имею в виду.
— И они разговаривали с тобой, верно?
— Не обижайся, — огрызнулся он. — Я пытаюсь помочь.
— Но я обижен, ты, мудак. Кто с тобой разговаривал?
— Шелли Мэгвуд, если хочешь знать. И через нее Рууд Макай.
Конечно, я должен был ожидать, что Джон свяжется с таким человеком, как Макай. Они были одного типа.
Джон сказал: — Все это отвлекает. У тебя есть работа, Майкл. Обязанности. Это инициированное тобой предложение по стабилизации гидратов, кажется, имеет некоторые подлинные достоинства. Я думаю, есть все шансы, что оно получит некоторую поддержку и, возможно, даже принесет какую-то реальную пользу, если будет представлено правильным образом.
— Но если я исчезну в собственной заднице в погоне за жуткими вещами, то нанесу вред этому процессу. Верно?
— Конечно, нанесешь, — раздраженно сказал он. — Ты говоришь об очень дорогом инженерном проекте; его и так достаточно сложно продать без намеков на недостатки его инициатора.
Роза наблюдала за нами обоими. — У вас двоих действительно глубоко укоренившееся соперничество, не так ли?
Я сказал: — Вы должны помнить, что когда мы были детьми, Джон был на пару лет старше меня. Сейчас нам за пятьдесят, а он все еще на пару лет старше меня.
Роза тихо рассмеялась.
Джон уставился на нас. — Да, да. Только не забывай, кто тебя финансировал. И послушай, Майкл, это не просто проект. — Он явно пытался смягчить свой тон; он наклонился вперед, уперев локти в колени. — Ты должен думать о том, какое влияние ты оказываешь на других. Особенно на Тома. Твое стремление к этой, — он махнул рукой, — этой химере причиняет ему боль. Она была твоей женой, но она была его матерью, ты знаешь.
— Ты не имеешь права говорить о моих отношениях с моим сыном.
Он поднял свои массивные руки. — Хорошо, хорошо.
На лице Розы появилось удивленное подозрение. — Что здесь на самом деле происходит, Джон?
— Я беспокоюсь за Майкла. — Он сердито посмотрел в ответ.
— О, возможно, в этом есть доля правды. Но я почти уверена, что ты был бы очень рад увидеть, как твой младший брат совершит глупый поступок, при условии, что это не причинит непоправимого вреда. Так почему же тебя интересует это дело Мораг?
Что характерно, он перешел в атаку. — И какова ваша точка зрения, Роза? Какой у вас мотив морочить голову моему брату?
— Ты поверишь мне, если я скажу, что на самом деле хочу решить эту проблему, помочь своему племяннику, что у меня нет более высоких мотивов? Кроме простого любопытства, конечно; мне всегда нравились хорошие истории о привидениях... Нет, ты, вероятно, не поверишь, не так ли?
Я был смутно рад, что она не стушевалась.
Джон уставился на нее. — Ты действительно веришь в привидения?
Это был простой вопрос, который в нашем все более изощренном стремлении разгадать тайну Мораг я никогда не формулировал таким образом, и мне был интересен ее ответ.
Она на мгновение задумалась. — Ты знаешь, что сказал Иммануил Кант о привидениях? "Я не собираюсь полностью отрицать правдивость различных историй о привидениях, с примечательной оговоркой, что сомневаюсь в каждом из случаев наблюдения, но все же верю в них всех вместе взятых..." Как священник, вы скоро узнаете, что существует целый спектр доверчивости, что полюса полного принятия и полного отрицания — это всего лишь два полюса, два варианта из многих. — Она улыбнулась. — Или, говоря по-другому, у меня открытый ум.
Джона, казалось, это разозлило. Он встал. — Вы полны дерьма.
Я сказал: — Джон, следи за своим языком. Она твоя тетя и священник. Она, что, священник, который полон дерьма?
Он набросился на меня. — Тебе действительно следует выбросить из головы этот мусор, Майкл. Ради тебя самого и всех нас. — Он хлопнул в ладоши и исчез, как толстый джинн в деловом костюме.
Роза уставилась на то место, где он только что был. — Так много проблем, так много конфликтов. Даже для Пула твой брат необычен. — Она повернулась ко мне, ее взгляд был прямым, испытующим. — Майкл, я думаю, твой брат что-то скрывает от тебя — что-то, что беспокоит его во всем этом больше, чем он говорит тебе. Вы должны решить это, вы двое, что бы это ни было. Ты застрял с ним, ты знаешь. Привязаны друг к другу на всю жизнь. Таков рок семьи.
Я удивленно уставился на Розу. У меня и раньше было такое чувство по поводу Джона; было тревожно услышать, что оно подтвердилось. Но в этом плотном, темном клубке из меня и Мораг, Тома и призрака, какой секрет мог быть у Джона?
Роза встала. Ее стул исчез в дымке пикселей. — Пожалуй, на данный момент этого достаточно.
— Хорошо. Но наша история о привидениях — что дальше?
— Уверена, ты согласишься, что нам нужно больше данных. Предлагаю тебе дождаться следующего посещения. Или, если у тебя хватит смелости, найди кого-нибудь, как ты сделал в Йорке. Но на этот раз обязательно запиши все, что сможешь, особенно эту странную быструю речь.
— Попробую, — с сомнением сказал я. — Не знаю, насколько это будет легко.
Она улыбнулась. — Тебе помогут. Еще один из твоих друзей связался со мной.
Я нахмурился. — Мне действительно ненавистна мысль о том, что все говорят за моей спиной. Кто на этот раз?
— Гэа, — просто сказала Роза.
Даже учитывая контекст разговора, это удивило меня. — Итак, разумный искусственный интеллект исследует призрак моей умершей жены. Может ли моя жизнь стать еще более странной?
Она наклонилась вперед. Виртуальная иллюзия ее присутствия была настолько хороша, что мне показалось, будто я чувствую ее затхлый экзотический аромат, смесь старой леди и священника, возможно, из-за некоторой синестетической путаницы в моей затуманенной голове. — Но мы все на твоей стороне, Майкл. Видишь ли, ты — ступица колеса. Мы все связаны с тобой. Даже если ссоримся между собой. — Она выпрямилась и спрятала руки в черные рукава. — Мы скоро поговорим. — И она исчезла.
Алию никогда особо не волновало, где она находится. Она выросла на корабле, отправляясь в бесконечное путешествие; она родилась в пути. И благодаря скольжению она узнала, что все различия в пространстве можно устранить усилием воли.
Но теперь она приближалась к единственному месту в Галактике, где не могла не знать точно, где находится. Когда само Солнце вырисовывалось на фоне редкой звездной пыли по краям Галактики, она уже видела небо, которое, возможно, узнал бы сам Майкл Пул, хотя созвездия сместились и трансформировались с его времен, а сами звезды демонстрировали признаки ухода человечества: некоторые из них позеленели из-за вращающихся по орбитам оболочек обиталищ, другие выстроились кольцами или поясами, третьи взорвались и рассеялись в ходе той или иной войны.
