— Ты не бойся, мы не укусим. Устали слишком, — пошутил Дьерд, наблюдая за тем, как робко подходит к ним девчонка.
Шен одарила его колючим взглядом и ускорила шаг. Она опустилась на колени рядом с Каленом, грубовато схватила его за руку и начала осматривать раны. Делала она это с такой сосредоточенностью, словно действительно много что в этом понимала.
— Так ты маг или лекарь? — тихо спросил командир, следя за ней через опущенные ресницы. — Ты слабее всех магов, которых я знаю, но первый раз вижу, чтобы человек со способностями к волшебству представлялся лекарем. Магия не лечит и не восстанавливает, она убивает.
Девчонка поерзала. Быть окруженной мужчинами, по меньшей мере двое из которых были сильными магами, ей определенно не нравилось.
— Ну... Не совсем лекарь я, — осторожно призналась она, исподлобья поглядывая на гвардейцев — кто их знает, как они поступят после такого признания. — Я вообще-то больше повитуха.
— Повитуха? — Дьерд прыснул.
Его недоверие было вполне понятным. Девчонке на вид было лет пятнадцать, не больше. Сама она наверняка ни разу не рожала, да и опыта от такой мелочи ожидаешь немного.
— Ашшидан... Чего смешного? — обиделась Шен, о возмущения употребив непонятное сехенское слово. — У меня уже год практики в местных борделях, и только одни роды неудачно прошли, но там я была не виновата!
— Святой Порядок... — пробормотал Виньес.
Год практики там, где женщины предпочитают не рожать, — здесь есть, чем хвастаться.
— Девочка, ты меня не убей только, — натянуто произнес Кален.
— Да ничего, все нормально будет, — с наигранной приподнятостью ответила Шен. — Я же не только с женщинами управляться умею.
— Да уж я попроще буду — у меня роды принимать точно не надо, — проворчал Кален.
Он расслабился, но Виньес и Дьерд не спускали с сехенки глаз. Она принялась сдирать с командира старые повязки, вынуждая его корчиться, сжимать зубы и изредка стонать. Виньес, презрительно поджавший губы, как только понял, что у "лекаря" нет с собой даже бинтов, достал из мешка новые рулончики ткани и банку с мазью.
— Лопух? А ничего с клюквой у тебя нет? — понюхав лекарство, с наивной непосредственностью поинтересовалась Шен, чем вызвала фырканье Виньеса. — Ну, нет, так нет, — проворчала она.
С Каленом девчонка управлялась ловко, попеременно восклицая и поражаясь, как он еще жив. Чистота и характерные раны, такие, которые никогда не получатся при ударе мечом или ножом, заставили ее нахмуриться. Она с подозрением косилась на магов, но у нее хватило ума, чтобы оставить свои догадки при себе.
Магией Шен, может, владела и плохо, но лекарского умения у нее оказалось достаточно, чтобы впечатлить гвардейцев. Они сгрудились над ней и командиром, наблюдая за тем, как сама собой отшелушивается и счищается с кожи засохшая кровь. Мимоходом удивляясь количеству его шрамов, Шен водила над Каленом пальцами, как будто перетирала в них что-то или сыпала щепотки, а края ран тем временем стягивались и отпадали "плохие" куски, как их называла девчонка. Она позаимствовала у Виньеса иглу с ниткой и зашила несколько ран, похвалив Калена за то, как мужественно он держится. Белый как снег северянин ответил ей кривой усмешкой и пообещал, что когда Шен закончит, он обязательно грохнется в обморок.
Истязание Калена продолжалось около часа. В какой-то момент отряд переместился на полянку еще дальше от дороги, чтобы с нее не летела пыль. Танэль и Тэрвел устроились возле повозки (леди осведомлялась о ходе дел, не стесняясь вопить на всю округу), а Сони и Тиш по очереди бегали за водой из ручья. Когда Шен объявила, что она сделала все, что могла, Кален лежал на земле, почти не шевелясь и лишь изредка поднимая отяжелевшие веки. Чтобы сесть, ему понадобилась помощь.
— Про лекаря ты, похоже, не соврала, — с уважением сказал он, изучив стежки. — Посещать их мне приходилось часто, но редко кто меня зашивал с такой аккуратностью. Где ты этому научилась? В борделях?
— Ну-у... Нет, в родной деревне. Моя магия больше ни на что не годилась, и я решила, что мне это поможет ухаживать за больными. Один раз удачно зашила рану мелкому братцу, потом соседу, потом меня стали звать к другим, — с гордостью ответила Шен. От смущения у нее зарделся даже маленький веснушчатый нос. — Ну, я и набила руку.
— И сколько у тебя дальность действия энергии? — поинтересовался Кален.
Девчонка потупилась, обрывая травинки у коленок.
— Ничтожная. Всего ладонь, — она продемонстрировала свою маленькую испачканную ладошку — вдвое или даже втрое меньше ручищи Калена. — И запас жалкий.
— Ты все равно молодец, — прошептал командир. Говорить ему становилось все труднее. — Ты останешься с Тишем? После того как все это закончится.
Она пожала плечами, укладывая нитки и иголку в коробку Виньеса.
— Не знаю. Я вообще-то не прижилась в Аримине и не очень хочу туда возвращаться, даже если улетит та гадость, которая нападала ночью. Один друг писал мне, что где-то в центральных землях есть место, где с радостью примут такую, как я. Но это далеко, я не дойду туда одна. Ни денег, ни вещей после побега из борделя у меня нет, так что... Эштих. Я не знаю.
— Мы останемся с леди Танэль, — твердо произнес Тиш, положив руку ей на плечо.
— А куда поедет леди Танэль?..
Это был важный вопрос, который никто до сих пор не удосужился задать. Северянка, как только убедилась, что задания всем розданы, задремала, прислонившись к колесу повозки. Проснувшись после того, как ее позвал Виньес, она первым делом проверила Кьёра, но тот находился в том же состоянии. Поникнув, Танэль впервые отпустила руку мужа, положив ее под овечью шкуру, и побрела к Калену.
— Как вы себя чувствуете? — с легким оттенком ужаса спросила она, обнаружив красную лужу, куда сливали воду, и груду окровавленных повязок. Рядом с ними сидела сияющая Шен.
— Мне... Не слишком хорошо, — выдавил Кален.
После того что вытворяла над ним сехенка, он походил на мумию. Из него словно выкачали все соки, и удивительно, как он удерживал себя в сознании. Сони был уверен, что если бы над ним проделали такое без притупляющих боль отваров, он бы умер.
— Вас нельзя никуда переносить! — непререкаемым тоном объявила Танэль.
Стоило отзвучать последнему слову, как она поняла, какую сказала глупость. Они находились среди холмов, на тракте. До ближайшей деревни — чуть меньше получаса пешком, но можно было поспорить, что если там и есть постоялый двор, то он переполнен. В тех селах позади, ближе к Аримину, люди выстраивались в очередь к тем, кто позволял переночевать в амбаре. На дороге, само собой, оставаться было нельзя. Но и ехать "паломникам" было некуда.
— Леди Танэль, — неохотно начал Виньес, — я нижайше извиняюсь за то, что мне приходится просить вас об этом. Если у вас есть какие-то родственники или знакомые в деревнях неподалеку, вы не могли бы взять с собой Калена? Нам нужно в центральные земли, но в нынешнем состоянии он не перенесет пути.
— Конечно я возьму его с собой! — Танэль, казалось, возмутило само предположение, что она может бросить на дороге знакомых. — Нам всем нужно держаться вместе.
У Сони отлегло от сердца. За кусок горячего мяса он сейчас бы отдал все деньги, которые наворовал за жизнь, а за постель — хоть королевскую сокровищницу. Перспектива тащиться дальше, до Серебряных Прудов, внушала такой ужас, что легче было повеситься. Однако от следующих слов Танэль пыл моментально угас.
— Но у меня нет в окрестностях ни родственников, ни знакомых, — сообщила она. — Мы бежали из Аримина, не думая о том, где будем ночевать...
— А тот юноша? — Виньес кивнул в сторону оцепеневшего парня у лошади.
— Ох, Тэрвел! — оживилась Танэль, словно только что вспомнила о несчастном попутчике. Скорее всего, так и было. — Вы совершенно правы. Он неблагородного происхождения, и у него один дядя — охотник, а второй — бондарь. Один из них должен нас принять! По крайней мере, чтобы почтить своего брата. Бедный, бедный Веллет...
Виньес нетерпеливо ковырял сапогом кочку, пока Танэль выясняла у Тэрвела, где живут его дядья. Кален заснул, невзирая на ее разносящийся над поляной резкий голос. Наблюдая за этой сценой, Дьерд меланхолично жевал кончик лисохвоста.
— По-моему, бедняга даже от пыток не очухается, — пробормотал маг, когда Танэль перешла все рамки северной вежливости и принялась трясти Тэрвела, чтобы привести его в чувство.
Солнце тянулось к горным пикам, когда Танэль наконец узнала, что дядя-охотник живет на другом конце страны, а бондарь умер два года назад. Ехать отряду было все еще некуда, как и их спутникам. Виньес, взявший на себя командование и даже иногда умудрявшийся отобрать его у Танэль, недовольно взглянул на небо. Была потеряна уйма времени, за которое они могли бы найти комнату на постоялом дворе или угол в чьем-нибудь амбаре. Теперь все места наверняка уже заняты.
Ждать дальше было бессмысленно. Повозку разобрали, а спящего Калена уложили рядом с Кьёром. Теперь Танэль следила за обоими мужчинами, причем первому требовалось больше ухода. Дыхание командира иногда становилось настолько слабым, что Танэль пугалась и принималась щупать, проверяя, теплый он или уже остывает.
Сони устало брел за скрипучей повозкой, катившейся дальше по тракту, к хребту Самира. В голову не шла ни одна мысль, оставив место лишь для беззвучного гудения, которое бывает всегда, когда долго не спишь или пьянствуешь несколько дней подряд. Да и все равно думать ни о чем не хотелось — ни о том, что было, ни о том, что будет. Чудо, что им удалось подлатать Калена. А ночевка и путь в Серебряные Пруды... Что ж, как-нибудь они справятся. Сони свято верил в то, что если они выжили прошлой ночью, то потом с ними не случится уже ничего.
* * *
Во дворе раздался какой-то резкий звук. Сони открыл глаза, щурясь в ночную тьму, и прислушался. Хозяева вышли что-нибудь проверить? Кажется, нет. Внизу пыхтели коровы, ворочаясь во сне, на другой стороне сеновала одинаково сопели Тиш и Шен, но тот звук не повторялся. Можно было спать дальше.
Однако сон больше не шел. На сеновале было душно, приятный запах травы смешивался с вонью коровника, а сено залезало под одежду и кололось. Какой романтический дурак писал стихи о том, как здорово ночевать на сеновале? Сони забыл его имя, но был уверен, что на самом деле этот прославленный поэт никогда не получал такого бесценного опыта. Если он вообще когда-нибудь удосуживался покинуть розовые мечтания и выползти из своего родового имения.
Спать не хотелось не только по этой причине. Сони не мешал ни запах, ни неудобство, он умел засыпать при любом шуме и в любых обстоятельствах. Лишь бы знать, что опасности нет. Вроде бы ее не было и сейчас, однако с края сознания не уходило смутное беспокойство.
Скорее всего, оно было вызвано треволнениями последних дней. Предательство Тэби, смерть Лейни и Келси, нападение када-ра на Аримин... С того момента шла четвертая ночь — и третья ночевка на сеновале у не слишком гостеприимных крестьян в деревне Даргсет, расплачиваться с которыми пришлось трудом и поддельным ожерельем, которое завалялось у Сони еще с тех пор, когда он грабил Иньита в Серебряных Прудах. Когда он выудил ожерелье и втер его хозяевам вместо денег, Кален многозначительно поднял бровь, но промолчал. Выбора все равно не было — постоялые дворы, как и ожидалось, переполняли выгнанные из родных домов ариминцы и странствующие торговцы, которые так и не доехали до цели, а другие хозяева, учуяв выгоду, требовали вдвое больше, чем эти. Так что гвардейцы скорее обрадовались тому, что появилась возможность купить им место под крышей. Кормили их не досыта, но хотя бы кормили, а постояльцы из соседнего дома были вынуждены искать пропитание сами. И где тут, в горах, его найдешь, если у тебя из имущества ночная сорочка да ботинки?
По слухам, Дети Ночи исчезли из города минувшим утром. Люди сразу стали утекать из окрестностей обратно в Аримин. Узнав об этом, Тэрвел собрал сумку и ушел. Повозку и лошадь он подарил Танэль — сказал, что ему ничего не надо, потом, если оба выживут, как-нибудь рассчитаются. По мнению Сони, парень просто свихнулся. Тэрвел действительно так и не начал нормально реагировать на происходящее вокруг, как чурбан таскаясь за Танэль. Его единственным осмысленным поступком стал уход. Сони, наверное, должен был винить себя в том, что случилось с этим юношей. Но... Бездна, Тэрвел не ребенок! Потерять разум он мог от чего угодно, не только от встречи с када-ра. Сони не подкладывал его отца под взбесившуюся кобылу, а значит, у него и не должна болеть голова обо всех этих людях. Ведь правда?
Но голова болела. Без надрыва, конечно, но все же болела. Еще год назад Сони плевал бы на них, как с моста в Сарагин. Это проклятые гвардейцы напомнили ему, что такое надежда, доверие и, побери ее Бездна, привязанность. Спрятанные глубоко в душе чувства вспыхнули так стремительно, как будто все эти годы только и ждали, чтобы вернуться. Возможно, так оно и было. Но смутное беспокойство, похоже, поселилось в глубине его сердца навсегда.
К этому беспокойству примешивался страх — наверное, самое знакомое чувство из всех, что Сони испытывал в последние дни. Он совершил ужасную вещь, выпустив када-ра, и не может быть, чтобы гвардейцы, невзирая на обещание Калена, сохранили этот секрет. Пыток или избиений Сони не особенно боялся — к этой малоприятной штуке каждый вор должен быть готов изначально. Но видение того, как ему придется отвечать перед Танэль за Кьёра, было достойно самого леденящего ночного кошмара.
Он поерзал по сену, пытаясь найти более удобную позу. Нет, все-таки что-то не то. Дело не в дурацких переживаниях, а в чем-то, что его инстинкты заметили, а сам Сони — нет. Он сел и напряг чувства, выискивая причину тревоги. Животные не волновались, спутники дремали каждый в своем углу. Ну-ка, а на месте ли товарищи?
Танэль спала в доме — хозяева долго упирались, но все же предоставили ей постель там, испугавшись, что она невзначай снесет двери коровника своими необъятными бедрами. Похрапывание Тиша и Шен было слышно отчетливо. Дьерд сладко посапывал рядом, норовя уткнуться носом в руку Сони. Наверное, ему снилась его подружка из Серебряных Прудов. Калена не было — он заменил рыжего мага на ночном дежурстве, решив отстоять бдение у тела Кьёра.
Это был еще один повод мучиться бессонницей. Благодаря заботе Шен Калену становилось все лучше. Кьёру, наоборот, все хуже. Тем, кто пострадал от Детей Ночи, помочь было нельзя. Они чахли день ото дня, и притирки, припарки, секретные бабушкины рецепты, которыми люди в отчаянии делились друг с другом, могли лишь ненадолго вернуть краски бледным лицам жертв када-ра. Они не принимали пищу, водой захлебывались, если она не вытекала изо рта, и целыми днями смотрели в пустоту или спали, а потом тихо, без единого звука, умирали от истощения — кто-то раньше, кто-то позже. Кьёр продержался до сегодняшнего вечера.
Хотя Танэль и должна была знать, что это так или иначе произойдет, у нее случилась истерика. Гвардейцы собрали погребальный костер, но сжечь его до темноты не успели. Чтобы душа Кьёра точно попала на Небеса, нужно было ждать утра. Обычай требовал, чтобы у мертвеца кто-то отстоял бдение, и сделать это вызвался Кален. Истерзанную горем Танэль отправили спать, хотя из дома все равно доносился плач.
