И снова переливчатый свист раздался над полем боя. Двое, бросившиеся на Теомира с разных сторон, обменялись мгновенными взглядами, и тут же, развернувшись, бросились прочь. Меч снова оказался у Теомира в руке, струйка крови стекала на глаза из рассеченного лба, а кипящая ярость переполняла до краев. Он бросился за врагами, не обращая внимания на крики за спиной, запнулся за корень, но удержался на ногах и с разгона вылетел на группу из полудюжины разбойников. Истошно завопив, юноша бросился на них, занося меч для удара, но клинок лишь бессильно рассек воздух. И тут же сильный удар по затылку бросил парня на землю. Перекатившись на живот, он еще успел заметить, как огромный серый зверь бросается на ближайшего к нему разбойника, спокойно поднимающего копье, чтобы добить, и катится с ним по земле, а из его бока торчит всаженный по рукоять кинжал, а еще один такой же зверь, перепрыгнув через рогатину, рвет глотку второму бандиту. Злобный Ых, с криком свалившийся с неба, вцепился зубами в нос противника, залепляя ему лицо крыльями, и тот с приглушенным воплем, выпустив кинжал, повалился на землю под ударом огромной щетинистой яростно визжащей туши.
Затем все исчезло, и целую вечность перед глазами стояло улыбающееся лицо Ольги, но затем померкло и оно.
И опустилась тьма.
Часть третья. Ольга
День двадцать первый, а за ним и двадцать второй. Глушь к югу от Ручейницы
Тяжело шагая, Телевар подошел к безжизненно лежащему на спине Теомиру, смочил из принесенного котелка тряпицу и осторожно отер окровавленный лоб парня. Ольга сидела рядом, ее плечи беззвучно тряслись. Телевар отставил в сторону котелок и присел рядом.
— Ну что ты, девонька, — успокаивающе произнес он. — Жив твой ухажер, жив. Сама, что ли, не чуешь? Полежит немного — оклемается.
Ольга подняла на него блестящие от слез глаза.
— Он же чуть не погиб, — всхлипнула она. — Все из-за меня! Он же меня защищал, дядя Телевар!
— Не дури, — жестко сказал ей тысячник. — При чем здесь ты? По своей дурости он чуть на небесные пастбища не прогулялся. Кто его просил за бегущими увязаться? Встал бы как вкопанный, сейчас сидел бы целехонек. Гром из-за него погиб, вот что плохо.
Ольга кивнула.
— Он был такой... ласковый, — снова всхлипнула она. — Он мне руку лизал, когда я его гладила. А теперь его убили, и нас тоже убьют...
— Хватит каркать, ворона! — гаркнул на нее Заграт. — И без тебя тошно!
Шаман сидел на земле рядом с трупом волка. Он бесстрастно смотрел куда-то вдаль, и лишь дрожащие пальцы, перебирающие шерсть мертвого зверя, выдавали его чувства. Волчок лежал поодаль, равнодушно вывалив язык и тяжело дыша. Кабан копошился под могучим дубом, копаясь в земле и время от времени недовольно всхрюкивая.
— Не кричи на девочку, Заграт, — осуждающе сказал орку Хлаш. Руку ему перевязали оторванной от рубахи тряпкой, и он осторожно обследовал пальцами окрестности раны. — Гром сделал то, для чего существуют боевые волки — пожертвовал собой ради друга. Если бы не он, да не наш летун с приятелями, парня пришлось бы хоронить. Гром был хорошим волком — но всего лишь волком.
— Что ты понимаешь! — окрысился на него Заграт. — Сидел бы да помалкивал в тряпочку!
Из мглы неслышным шагом вынырнул Тилос.
— Вашу ругань за сотню шагов слышно, — спокойно сообщил он. — Успокойтесь. Могло выйти и хуже. Ольга, что с летуном?
Вытирая слезы, Ольга наклонилась над маленькой тряпичной подстилкой.
— Он тоже умер, — качнула она головой. — Сердце не бьется. А я не умею лечить летунов. Они... они совсем другие, не люди и не лошади...
— Жаль, — вздохнул Тилос. — Действительно, жаль, даже больше, чем Грома. Гром все-таки был всего лишь зверем, а летун...
— Что ты выяснил? — сквозь стиснутые зубы спросил его Заграт. — Что с разбойниками?
— Рядом их нет, — сочувственно взглянул на него Тилос. — Прости, Заграт, я знаю, тебе тяжело. Не стоило мне говорить.
— Забудь, — все так же сквозь зубы прорычал Заграт. — Хлаш прав. Гром умер, спасая друга. Он дрался до конца. А малыш с нами только встретился и мог спокойно лететь по своим делам. И все же он вернулся и помог в бою. Он не менее достоин памяти, чем Гром.
Орк задохнулся и на мгновение замолчал.
— Я спросил про бандитов.
— Следы нескольких человек ведут к западу. Там небольшой овраг, в котором укрыты лошади. Уцелевшие, видимо, ускакали, бросив оставшихся коней на произвол судьбы. По крайней мере, нам теперь есть на чем ехать.
— Скольких мы завалили? — осведомился Хлаш.
— Двенадцать трупов, двое искалечены и без сознания, — подумав, сказал Тилос. — По крайней мере один из сбежавших сильно ранен — на земле и деревьях следы крови. Ушло человек пять-семь, как я прикинул, но могу и ошибаться.
— Где те, что без сознания? — поднял на Тилоса ледяной взгляд шаман.
— Там, — коротко мотнул головой посланник. — У раздвоенной березы.
Ни сказав больше ни слова, Заграт не спеша подобрал с земли испятнанный кровью кинжал, поднялся и скрылся за кустами. Сжавшись в комок, Ольга проводила его испуганным взглядом. Прочие даже не посмотрели в ту сторону. Вскоре Заграт вернулся, присел на корточки рядом с мертвым Громом и несколько раз воткнул кинжал в землю, очищая от крови.
— Теперь четырнадцать мертвяков и ни одного раненого, — холодно сообщил он. — Что дальше?
— Долго оставаться здесь нельзя. Мне не нравится место — подлеска нет, звук далеко уходит, за толстыми стволами легко спрятаться. Если сбежавшие вернутся с подмогой... Возьмем лошадей, часть оставим себе, часть продадим в ближайшей деревне. Да, еще надо бы снять с трупов кольчуги и деньги. И то, и другое нам ох как пригодится. А ведь богатые попались нам разбойнички — половина в кольчугах, и оружие, скорее, как у солдат. И чего, спрашивается, на таких нищебродов, как мы, позарились? Как там Теомир?
— Спит, — ответил вместо Ольги Телевар. — Чудо, что череп не треснул. Если к утру не помрет, то жить останется.
— Не помрет, — рассеянно ответил Тилос, поигрывая кинжалом. — Если к утру не оклемается, можете мне в ухо плюнуть. Тьфу ты, вот привязалась фразочка!
Ольга нежно прикрыла трупик летуна ладонью. Слезы уже не текли. Она чувствовала себя как-то иначе, незнакомо. Хотелось не плакать, а убивать. Девушка вспомнила пьянящее чувство боя, лопающуюся под невидимыми пальцами Силы и расходящуюся под клинком плоть врага и вцепилась зубами в рукав. Что же со мной происходит? Я же не такая, я же распоротый бок лошади без тошноты видеть не могла, а уж зашить — и подавно, а тут — люди! Ой, мамочка...
Тельце зверька слегка вздрогнуло. Ольга отдернула руку и в ужасе уставилась на него. Злобный Ых приоткрыл мутные глаза и слабо шевельнул ухом.
— Он жив! — вне себя от счастья воскликнула Ольга. — Смотрите, он жив!
Она осторожно подхватила Ыха на ладони и вытянула их вперед, демонстрируя остальным.
— Конечно, жив, — меланхолично согласился Тилос. — Я же и говорю — к утру... Кто жив? — Он вскочил на ноги и быстро подошел к Ольге. — Надо же... Ну-ка, водички ему!
Он окунул в котелок палец и осторожно капнул водой в рот Ыху. Тот жадно сглотнул и опять приоткрыл пасть.
Вскоре зверек почти пришел в себя. Он сразу же вскарабкался по Ольгиной рубахе до самого плеча, цепляясь коготками на сгибах крыльев, повис вниз головой и снова закрыл глаза.
— Пусть поспит, — облегченно вздохнул Тилос. — Онка, голова твоя садовая, почему ты решила, что он мертв?
— Ну... — замялась Ольга. — Сердце я не почувствовала... и вообще, Сила сквозь него свободно текла, не задерживалась...
— Сама же сказала, что он другой, — покачал головой Заграт. — И сердечко у него такое маленькое, что немудрено промахнуться. Ох ты, паникерша...
Его пальцы по-прежнему бессознательно перебирали шерсть волка.
— Заграт, — мягко сказал ему Хлаш. — Гром мертв. Его надо похоронить.
— Зачем? — поднял на него невидящий взгляд орк. — Какая разница, съедят его могильные черви или вороны? Трупу все равно. Так или иначе он вернется обратно в мир, породивший его. А, делайте как знаете...
Волчок, до того тихо лежащий в стороне, медленно встал, подошел к Грому и ткнулся в него носом. Странно фыркнул и тщательно обнюхал, обойдя со всех сторон. Все настороженно наблюдали за ним. Волчок чихнул, развернулся и равнодушно затрусил прочь. За ним ушел и кабан.
— Странный он какой-то, — почесал в затылке Телевар. — Никогда не видел, чтобы волки себя так вели.
— Действительно, странно, — согласился Тилос. — Он обнюхал Грома как... как... как незнакомую вещь, что ли. Не понимаю.
Теомир застонал и пошевелился. Все, кроме Заграта, бросились к нему. Юноша открыл глаза и слепо смотрел в черное небо, отблеск рассвета играл на белках его глаз.
— Онка... — простонал он. — Он...ка...
Его глаза закрылись.
— Я же говорил, — Тилос взял его запястье, прощупывая пульс. — Снова без сознания, но сердце бьется ровно. Ладно, утро вечера мудренее. Ему надо прийти в себя, так что придется устраиваться на ночлег. И все-таки, откуда здесь разбойники? Тракт уже недалеко, но все-таки и не вплотную, сидеть здесь в засаде в надежде на удачу бессмысленно. Похоже, все-таки специально нас поджидали. И по снаряжению куда больше на охотников за призами походят, чем на обычных бандитов.
— Тогда у нас большие неприятности, — задумчиво сказал Хлаш. — Охота продолжается, не отстала вместе с жугличами. Но как нас нашли? Похоже, нас все-таки можно найти на расстоянии... не знаю, птичьими глазами или как-то еще.
— Или мы идем единственным или одним из немногих удобных путей из болот, которые можно перекрыть несколькими засадами, — добавил посланник. — Но сейчас гадать пользы нет, все равно не догадаемся. Давайте пока похороним Грома.
С трудом орудуя трофейными копьями и клинками, выкопали неглубокую яму для Грома. Над могилой Хлаш воткнул два скрещенных под углом копья. Заграт молча постоял над холмиком, отошел в сторону и улегся на землю, все тем же невидящим взором смотря куда-то в пустоту.
— Пусть полежит, — шепнул Тилос Телевару и Хлашу. — Нам еще кольчуги по росту подобрать надо.
Спустя какое-то время брони и оружие сняли с трупов, кое-как оттерли от крови и аккуратно сложили в кучки. Отряд переместился поближе к оврагу с привязанными разбойничьими лошадьми. В свете костра примерили кольчуги. Тилос и Хлаш от них отказались. Заграт равнодушно принял свою, достающую ему едва не до лодыжек, тут же натянул через голову и снова сел на землю. Кольчугу Теомира положили рядом с юношей, остальные аккуратно свернули и убрали в переметные сумы. Телевар подобрал себе тонкий слегка изогнутый меч, заточенный не только по лезвию, но и на половину длины со стороны обуха, Хлаш выбрал треххвостый кистень на длинной рукояти. Заграт ткнул пальцем в пару длинных кинжалов без гард, которые и прицепил себе на пояс взамен старого. Тилос смерил взглядом волнистый двуручный фламберг, покачал головой, отложил в сторону. Долго приглядывался, презрительно кривя уголок рта, наконец взял короткий, в локоть, меч (скорее даже, длинный кинжал), два пояса и долго возился, пока не закрепил ножны за спиной.
В тех же переметных сумах нашлась еда — лепешки, вяленое мясо, несколько огурцов, вареные вкрутую яйца, соль. Последней особенно обрадовались — есть бессолое до смерти надоело. Развели маленький котелок, бросили туда мясо, часть получившегося бульона осторожно влили в рот Теомиру. Тот с трудом сглатывал, но в сознание полностью не пришел. Ольга взялась пальцами за его виски, чувствуя, как пульсирует сквозь них целебная сейчас Сила, но быстро почувствовала себя опустошенной. Вздохнув, девушка прикрыла парня попоной, осторожно переложила сопящего Ыха в берестяную коробку из разбойничьего багажа, сама улеглась рядом с Теомиром, свернулась калачиком и тут же уснула.
Проснулась она от первых лучей солнца, пробившихся сквозь листву. Сладко зевнув, девушка села и с тревогой посмотрела на Теомира. Тот глубоко и ровно дышал, лежа на боку.
— Пусть пока поспит, — улыбнулся ей Тилос. — Доброе утро, красавица. Как спалось?
— Спасибо, Тилос, — улыбнулась в ответ Ольга. — Нормально. Ой, а где Ых?
Коробка рядом с ней оказалась пуста.
— Твой Ых проснулся ни свет ни заря, сообщил мне, что голодный, и улетел охотиться, — сообщил тролль, выходя из кустов с полным котелком воды. — Даже "здрасьте" не сказал. Такой мелкий, а лопает, как корова, круглые сутки. И куда в него лезет?
— Пусть ест, заслужил! — заступилась за него Ольга. — На тебя бы такая громадина свалилась, как на него!
Зашевелился Теомир. Он сел на землю, откинув попону в сторону, схватился за голову и застонал.
— Тёмка, Темочка! — затормошила его взволнованная Ольга. — Ты еще лежи пока, у тебя шишка на затылке!
— Все лучше, чем дырка в черепе, — проворчал Заграт, сегодня выглядящий уже лучше, чем накануне. — Ты куда вчера ломанулся, дубина стоеросовая? Один всех победить решил?
Теомир обвел всех непонимающим взглядом.
— Я? — недоуменно спросил он. — Ломанулся?
— Во! — удовлетворенно кивнул головой Заграт. — Ему еще и память отшибло.
— Ничего мне не отшибло! — обиделся Теомир, осторожно ощупывая затылок. — Только голова болит. А что случилось? Я помню, как на нас кто-то бросился, а потом — все, мрак.
— Точно, отшибло, — подтвердил Хлаш. — Ты отбивался, как зверь, а потом, герой-штаны-с-дырой, бросился за убегающими, после чего и схлопотал по башке. Скажи спасибо Грому, да еще своему дружку Ыху, что еще жив.
— Да? — озадаченно сказал Теомир. — А я ничегошеньки не помню. А где Гром?
— Гром погиб, — коротко ответил Тилос. — Ольга, пока вода не вскипела, полечи Теомира. Потом в седла — и вперед. Одвуконь мы до Талазены за осьмицу доберемся. Хлаш, Заграт, придется осваивать верховую езду.
— Еще чего! — хмыкнул Заграт. — Чтобы честный орк взгромоздился на лошадь? На волка — еще куда ни шло...
— Да и мне пешочком привычней, — поддержал его Хлаш. — Тилос, я вдвое против человека вешу, только животное замучаю.
— Значит, придется менять лошадей почаще, только и всего, — пожал плечами Тилос. — Заграт, поверь моему слову, на лошади ездить куда удобнее, чем на волке. А вообще-то мои приказы не обсуждаются. До Талазены надо добраться как можно быстрее. Майно так просто от вас не отвяжется. Мало вам ночной встречи?
— Ну да, теперь каждый бандюга в окрестностях на Майно работает, как же, — поморщился Заграт, с тоской глядя на лошадей. — Свихнулся ты на нем, вот что.
— Паранойя вовсе не означает, что за тобой не следят, — ухмыльнулся посланник. — Уже позднее утро, а мы все на месте сидим, словно квочки. Двадцать минут на последние приготовления — и двинулись. Телевар, могу я попросить тебя проверить упряжь?
Все еще день двадцать второй. Окрестности Хамира
Каор чувствовал, что струйка холодного пота течет по спине даже в призрачном мире. Противно дрожали колени. Однако император оставался на удивление спокоен и задумчив.
— Ушли в болота, говоришь? — пробормотал он, барабаня пальцами по столу. — В болота... Н-да. Чего и следовало ожидать. Что же мне с тобой делать, друг сердешный? Согласен, жугличи — не лучшие помощники, но все равно задание ты блестяще завалил. Сколько я тебе давал сроку?
