— А дальше? — спросил я, понимая, что с Дроновой я бы не стал шутить никогда.
— Он сразу стал такой масленый, вежливый, — гордо ответила та, — пообещал, что поможет, скоро зайдет, все уладит.
— А вы не заметили, один он был в купе или нет? — спросил я.
— Я попыталась заглянуть, — честно призналась пани Аида, — но он загородил дверь своей тушей. От этого мне и стало любопытно: наверняка он был с какой-то женщиной... хотя непонятно, как такие мужчины могут нравиться...
Она закатила глаза и прищурилась мечтательно, словно слушала какую-то прелестную музыку, хотя я, кроме стука колес поезда, не слышал ничего.
— А потом? — спросил я.
— Потом мы вошли в буфет, заказали еды и выпивки, — ответила Аида, — я не пью по утрам, то есть когда проснусь... Но полковник захотел...
— Ну уж вас-то я точно не заставлял, — сказал молчавший доселе полковник.
— Да я просто капризничала! — с вызовом ответила Дронова. — Ну и что?
— Продолжайте, пани, — попросил я.
— Ну и вот, — продолжила она, — потом мы с Азизом стали играть в нарды на КПК, потом пришли вы с Ириной... Я так обрадовалась, что вас не убили!
— Спасибо, — кивнул я, — я тоже был очень рад, что с моими подопечными все в порядке...
— И вот я подхожу к самому главному, инспектор! — вдруг сказала Дронова, прищурив глаза.
— Инспектор? — невольно вырвалось у меня, я улыбнулся.
— Я всегда мечтала попасть вот в такую детективную ситуацию! — Дронова зарумянилась. — Я страх как люблю детективы... Еще тогда, на заводе, я так надеялась, что вы все раскроете... по маленьким уликам и мелочам... Я даже была разочарована, что вы не нашли убийцу... Но сейчас вы сможете, потому что я вам помогу...
— Огромное спасибо, — я не мог сдержать улыбки, — и кто же он?
— Я, к сожалению, не смогла разглядеть его лица, — пожаловалась она, и меня тряхнуло, будто током.
— Так?! — с нажимом произнес я.
— Вот так! — победоносно заявила полячка. — Да, я видела убийцу!
— Расскажите, пожалуйста, — попросил я.
— Вам я расскажу. — Ее вид был таким, словно она делает мне одолжение, затем она понизила голос: — Но это между нами.
Она обвела взглядом всех присутствующих, будто призывая их в свидетели.
— Итак, — она откинула прядь русых волос со лба, — как только мы сели в поезд, было столько нервотрепки... Ну да ладно, не буду вас грузить... Так вот... Я — художник и, как вы, наверное, знаете, пишу марсианские пейзажи. От охраны я узнала про то, что в нашем вагоне есть сзади турель. Я попросилась там поработать — ведь она выступает над крышей, а мне нужны панорамы. И вот сижу я в кресле стрелка, запах там потный и противный. Пялюсь в этот плексиглас и рисую шедевр за шедевром — такого нет на Земле! И тут вижу...
— Что?! — опередил мой вопрос второй повар, блеклый шатен.
— Что? — гордо вскинула голову наша туристка. — Человека, ползущего по крыше вагона, цепляющегося своими корявыми пальцами за покрытую сажей крышу раскачивающегося вагона. Тут внезапно полыхнула марсианская зарница, и в его зубах блеснул большой кинжал! Он лез по крыше, злорадно ухмыляясь, и я поблагодарила Иисуса, что не включила в кабине свет, который мог бы выдать меня... Я обмерла: вдруг его взгляд остановился на мне! И он вперил свои глаза, словно гипнотизируя меня... Рот его оскалился, и зубы сверкнули во вспышке молнии — он смеялся, глядя мне в глаза!..
— Э-э-э, Аида, — вмешался Азиз, — ти говориль, что лица не видиль, а ножь с зубами видель — как так?
— Да ну тебя в задницу, Азиз, — нахмурилась Дронова, — глаз художника — это тебе не глаз торчка! Я видела это лицо, но оно показалось мне серым и мертвым...
— Значит, лицо вы видели? — спросил я.
— Да! — раздраженно выкрикнула пани. — Видела! Но оно было искажено злобой и жаждой крови! Вот! Эти черты не подходят к нормальному человеку, и только теперь я поняла, что это убийца! Вообще было темно.
— А как он был одет? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие.
— Ну как? — Дронова поглядела на меня, словно я был Очень Глупым Человеком. — В комбез, как тут у вас на Марсе принято... В комбез, серый такой...
— В котором часу это было? — Я опять налил себе.
— Я вообще-то не засекла, — гордо сказала Аида, — но могу сказать точно! Мы собирались идти на вечеринку с вами, к пяти, а это было около четырех. Без четверти... Или нет: почти четыре... Как-то так...
— А что-то запомнилось вам в этом человеке? — спросил я.
— Да. — Дронова наклонилась над столом. — Когда он увидел меня, в его глазах мелькнул испуг! Испуг! Он развернулся и пополз обратно! Он испугался, что я увидела его... Боюсь, что меня тоже убьют, как свидетеля... Дэн! Помоги мне... Я не хочу умирать сейчас... Я еще не написала своей главной в жизни картины...
Она тяжело вздохнула и взяла правой ладонью свое левое запястье, будто считая пульс...
Я горячо поблагодарил ее за помощь, пообещав защитить. Она сказала, что, пожалуй, я должен неотлучно охранять главного свидетеля этого дела. Я сказал, что попробую, а Ирина посмотрела на меня с некоторой тревогой.
С Йоргеном разговаривать было бессмысленно, но Сибилла сказала мне, что из их перегородки плацкарты она видела тучного человека в комбезе Машинистов, похожего на бригадира поезда. За день он проходил раза два или три. Видела Аюми, которая ходила по вагону, и Криса, который около половины второго пыхтел с чемоданами, переезжая в другой плацкартный закуток, и охрану, несколько раз проходящую по поезду в течение суток...
Повара оба подтвердили, что видели бригадира в районе кухни несколько раз за день, и один раз он беседовал с пани Аидой, которая ругалась с ним, после чего он ушел, а туристы пришли в буфет.
Потом я говорил с шахтерами из вагона, где ехали наши туристы, но они не сказали ничего существенного: многие видели бригадира, Криса, Аюми, Дронову и других пассажиров, проходивших по плацкартному вагону. Как и ожидалось — времени никто не засекал.
Ирина глядела на меня глазами, полными надежды, а я понимал, что вряд ли эту надежду оправдаю.
Мне даже захотелось поговорить с ней — про Олимп, про эту базу. Я хотел донести до нее то, что пытался донести до покойного Дарби, — я думал, что нам надо сбежать по прибытии поезда. Я хотел убедить мою любимую женщину в необходимости такого поступка...
После этого вернулся Хмурый с медиком, которого звали Серый, и попросил меня пройти с ними.
Я сказал Ирине, чтобы она подождала, и пошел с ребятами.
Тело из купе уже унесли в холодильник буфета, что сразу отбило у меня аппетит.
Хмурый сказал, что бригадир до сих пор не найден, и выразил идею, что с ним что-то случилось, уже без всяких сомнений.
Я сказал, что, наверное, его убили, либо он прячется в угольном ящике, либо спрыгнул с поезда на ходу. Хмурый сказал, что пойдет в вагон с туристами начинать обыск, и попросил меня обождать его в купе...
Я спросил медика, что он думает по поводу тела покойного, — но он не сказал ничего интересного: уровень серотонина в крови был чуть завышен, и токсины в крови имеются, огнестрел, время смерти предположительно от двух до четырех часов, и надо сделать массу анализов. К тому же он добавил, что никогда не работал судмедэкспертом. Я вздохнул и сказал, что я никогда не был дознавателем.
Хмурый пошел осматривать вагон туристов, а я остался один в купе бригадира, сидя напротив койки, где убили Дарби...
Я неудачник — вот первая мысль, которая возникла в моей голове: а что, если бы я перешагнул через себя, как я это обычно умею, и сказал бы Дарби, что буду с ним дружить? А что, если бы я вообще не взял этой группы туристов? А что, если...
Я смотрел на койку, с которой вынесли тело...
Да... теперь я немного иначе думал про все, что мне довелось увидеть.
— Да, сэр, будьте так любезны, — сказал темнокожий бармен, кинув мне сдачу с доллара в виде двадцати пяти центов и подвинув ко мне телефон. — Вы знали Дарби Гордона?
— Дарби Гордон? — сказал я. — Впервые слышу...
— Но, прошу прощения, вы появились здесь незадолго до убийства... А теперь говорите, сэр...
— Я прошу прощения, виски со льдом, пожалуйста, — сказал я.
— Да, сэр, — ответил он, игриво подбрасывая бутылку. — Вы из полиции?
— Нет, что вы. — Я опрокинул стакан. — Я из муниципалитета, приехал к вам за отчетностью... Кстати, к вам не заходила в бар одна моя хорошая знакомая, Ирина Кожевникова? Она моя старая подруга, мне хотелось бы знать, мистер...
— Сэм! — протянул мне руку бармен. — Просто Сэм.
— Дэн, — улыбнулся я.
— Такая леди, со светлыми волосами и серыми глазами? — спросил он.
— Да, — кивнул я, — у нее каре, она ездит на синем "бьюике" шестьдесят седьмого года.
— Давно не видел ее, сэр, — ответил бармен. — Она заходила около недели назад с каким-то мужчиной средних лет...
— Как он выглядел? — спросил я, протягивая ему долларовую банкноту.
— Извините, сэр, я не разглядел его, — смущенно произнес бармен. — Он не заказывал ничего, заказывала только она, эта леди, а он сидел в дальнем углу возле музыкального автомата. Высокий, крупный такой, кажется, в свитере и брюках для гольфа, бежевых таких...
— Сэр, слышите меня? — раздался каркающий одышливый голос сзади. — Вы искали старого Хью?
— Дэн! Странный! Ты меня слышишь?? — в купе раздался голос Хмурого. — Зайди в купе охраны в соседнем вагоне, тут есть вещь интересная...
Я вздрогнул от неожиданности, озираясь по сторонам, — селектор в купе проводников, из которого доносился голос Хмурого, не горел светодиодной лампой вызова — именно от этого я встрепенулся, вытащенный, словно рыба в неводе, из пучины мыслей. Со мной будто заговорил стол.
Стук колес поезда отсчитал шесть ударов, и я сказал:
— Иду...
Надо сосредоточиться, собраться с мыслями... Надо...
Чужой запах встретил меня в последнем вагоне. Только я открыл дверь тамбура и сделал несколько шагов — в коридоре вагона, покачиваясь в такт движению поезда, появился сам Хмурый.
— Вот! — крикнул он в голос, и некоторые люди, сидевшие на полках, обернулись.
— Что "вот"? — спросил я.
— Ключ! — сказал Хмурый, словно я должен был все сразу понять.
Он держал в руке никелированный Г-образный штырь с шестигранным сечением, обмотанный полоской красной изоленты.
— Ключ? — переспросил я, глуповато прищурившись.
— Да! — с каким-то злорадством сказал Хмурый. — Ключ бригадира! Мы нашли его в купе охраны!
— Позови часовых из этого купе, — попросил я.
— Уже позвал, — удовлетворенно хмыкнул Хмурый.
Подошли часовые.
— Где вы это взяли? — грозно спросил Хмурый, словно предъявлял тяжкое обвинение.
— В смисле? — спросил высокий чернявый охранник с восточным акцентом, тот самый, который поймал Кадыка.
— В прямом! — рявкнул Хмурый.
— Ну... — протянул второй охранник, коренастый, с большим прыщом на подбородке, — кто-то потерял из наших...
— Где? — требовательно повторил Хмурый.
— Да это... — слегка смущенно принялся объяснять охранник, — мужик из пассажиров на полу нашел и нам отдал... у нас-то все на месте, за ключами следим...
— А почему ты решил, что это ключ бригадира? — спросил я Хмурого.
— Он разноцветной изолентой ключи маркировал, — ответил тот, — у него их целая связка была, этот ключ стандартный, у всех наших есть: от переходных межвагонных дверей и от выхода...
— Так какой мужик вам это дал? Где он?
Мы вернулись почти к тамбуру. В одном из крайних закутков сидел пожилой сухощавый мужчина с игровой приставкой в руках.
— Он, — лаконично сказал охранник с прыщом.
Хмурый стал его расспрашивать, где тот нашел ключ. Оказалось, что этот человек полез под свою полку, в рюкзак за сигаретами — и нашел на полу этот ключ. Решив, что он принадлежит Машинистам, отдал его охране. О том, как он попал под его койку, мужчина не имел ни малейшего представления и бригадира поезда не видел. Пару раз отходил курить...
— Ясно... — Хмурый сжал губы.
— А мне нет, — ответил я, когда мы вышли в тамбур покурить.
— Что-то мне подсказывает, что бугра грохнули... — затягиваясь сигаретой, сказал Хмурый. — И наверное, тот же малый, что вашего Дарби порешил: больше-то некому, пожалуй...
— Больше некому... — задумчиво повторил я, глядя в окно на проносящийся пустынный пейзаж, перемежаемый ярдангами.
— Ох как мне это все не нравится, — вздохнул Хмурый. — Жили себе, жили... и так проблем навалом, а тут еще это дерьмо... У тебя хоть кто-то на заметке есть?
— Не знаю пока. — Я помедлил с ответом. — Скорее всего, кто-то из наших, из группы... Только вот многое пока в голове не укладывается.
— Так давай укладывай, — произнес тот под стук колес, — я тоже поразмыслю.
— Надо шмон устраивать, глобальный. — Я тоже вздохнул, представив себе перспективу этого мероприятия.
— Ну с этим-то мои ребята справятся, — спокойно кивнул Хмурый.
— Вот и отлично, — ответил я с плохо скрываемым облегчением. — Это сильно упростит дело.
На том и порешили. Сначала Хмурый предложил проверить три последних вагона: этот, что с туристами, вагон-буфет, где произошло убийство, и "верблюжатницу", вместе с поклажей на зверях.
Я вернулся в буфет и стал чертить на электронном планшете схему поезда, расположение опрошенных людей в разное время. Сбоку этого своеобразного чертежа я писал график событий, располагая в левой графе время, а в правой — что происходило в поезде.
Через плечо постоянно заглядывала пани Аида, которая пыталась давать ценные советы, и не только она. Я постоянно отвлекался и, отбиваясь от расспросов, посылал всех к марсианскому дьяволу — работать было невозможно. Ира не хотела идти со мной в купе, где недавно убили Дарби, а отпускать меня туда одного решительно отказывалась — ей было без меня одиноко и жутко.
Публика вокруг продолжала хаотичное и сумбурное, параллельное моему, расследование, и кандидатура убийцы менялась несколько раз за пятнадцать минут. Вспыхивали шумные споры, кто-то даже начал кричать, пока не подошел часовой и не навел порядок.
Хмурый тоже не сидел без дела. Он отрядил своих людей обыскивать вагоны, вместе с вещами и пассажирами. Он велел охране при сопротивлении применять сначала уговоры, а потом силу. По его словам, отказ в досмотре означал стопроцентную виновность.
Я позавидовал его методам, смекнув, что несколько штук виновных будут найдены в ближайшее время.
Ира заказала у бармена две чашки эрзац-кофе. А я отчетливо понял, что вляпался не то чтобы совсем, а по самые усы и ноздри: не "крот", так Вэндерс, не Вэндерс, так танки, — а Большой Брат все следит за тобой.
На меня вдруг опять навалилась безысходность — я почувствовал, что будто кто-то сзади подставляет мне "рожки" и напевает: "Дом горит, дурак не видит, дом горит, дурак не видит..."
Я чувствовал, что меня опять обводят вокруг пальца, много, много людей... И... обведут... Что я знаю? Как всегда... Почти ничего... И что самое безнадежное — если тот человек, которого я пытаюсь изобличить, работает на этот пресловутый "Пантеон", мои акции стремительно падают: ведь, по слухам, туда набирают лучших из лучших. Этот человек должен быть отличным бойцом и диверсантом, прекрасным лицедеем и мастером спецэффектов, да плюс ко всему обладать некими сверхспособностями. Одним словом — "элита". А я? А я просто Странный, и ничего больше.