Комплимент выглядел весьма сомнительным, но я буквально засветилась от воспоминаний. Я часами наблюдала за Мэнди и Джемом, запоминая каждую черточку, каждый жест, пытаясь экстраполировать, представить, как бы они выглядели, подрастая, и, без сомнений, у Мэнди были мои губы. Я знала совершенно точно, что у нее моя форма глаз и мои волосы — бедное дитя — хотя они и были чернильно-черными.
— Что дети делали?
Он потер пальцем между бровями, как будто у него зачесался лоб.
— Они были на улице, — проговорил Джейми медленно, — Джем сказал Мэнди заняться чем-нибудь, а она пнула его в голень и побежала прочь, он погнался за ней. Мне кажется, дело было весной, — он улыбнулся, сосредоточившись на том, что увидел во сне. — Я помню, в ее волосах запутались малюсенькие цветочки, их тьма-тьмущая расстилалась между камнями.
— Какими камнями? — резко воскликнула я.
— О. Надгробными, — без труда ответил Джейми. — Точно! Они играли среди камней на холме позади Лаллиброха.
Я блаженно вздохнула. Это был его третий сон о них в Лаллиброхе. Может статься, мы лишь принимали желаемое за действительное, но я знала: Джейми счастлив точно так же, как и я, от мысли о том, что их дом теперь там.
— Так могло бы быть, — сказала я, — Роджер ездил туда, когда мы искали тебя. Он говорил, что дом пустовал и был выставлен на продажу. У Бри должны быть деньги, так что они вполне могли купить его. Они могут жить там! — я и раньше рассказывала Джейми об этом, но он удовлетворенно кивнул.
— Да, могут.
Его глаза до сих пор были затуманены мыслями о детях, бегающих по холму среди высоких трав и потертых серых камней, которые обозначали семейное место упокоения.
— С ними была бабочка, — внезапно произнес он. — Я забыл об этом. Синяя такая.
— Синяя? Разве в Шотландии водятся синие бабочки? — я нахмурилась, вспоминая. Мне кажется, бабочки, которые там встречались, в основном были белыми или желтыми.
Джейми с легким раздражением посмотрел на меня.
— Это же сон, Сассенах. Мне могли бы присниться бабочки с крыльями, раскрашенными в тартанную клетку, если бы я захотел.
Я рассмеялась, но решила не отвлекаться.
— Да уж. В таком случае, что тебя беспокоит?
Он с любопытством взглянул на меня.
— Как ты догадалась, что я встревожен?
Я посмотрела на него свысока, ну или настолько свысока, насколько возможно, учитывая разницу в росте.
— Может, лицо у тебя не стеклянное, но я замужем за тобой тридцать с лишним лет.
Он оставил без внимания тот факт, что меня не было с ним на протяжении двадцати лет из этого периода, и просто улыбнулся.
— Ага. На самом деле, ничего такого там не было. Единственное — они вошли в башню.
— В башню? — нерешительно произнесла я.
Древняя башня, — брох — давшая имя Лаллиброху, стояла на холме позади дома. Ежедневно ее тень размеренным маршем гигантских солнечных часов пересекала кладбище. Джейми и я не раз поднимались туда по вечерам в начале нашей жизни в Лаллиброхе, чтобы посидеть на скамейке, стоявшей у стены башни, побыть вдалеке от домашнего шума, насладиться мирным видом поместья и его угодий, которые расстилались перед нами своим бело-зеленым покровом, растушеванным сумерками.
Небольшая складочка снова появилась между его бровей.
— В башню, — повторил он, беспомощно посмотрев на меня. — Не знаю, в чем там дело. Только я не хотел, чтобы они заходили туда. Было... ощущение, будто внутри кто-то есть. Поджидает. И мне это совсем не нравилось.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Приватир*
*Привати́р (англ.), корса́р (фр.), ка́пер (нем.) — частное морское судно, нападавшее во время войны на суда неприятеля с ведома или прямого разрешения своего правительства, а также занимавшееся морским разбоем. Одноименно так назывались и владельцы этих судов.
ГЛАВА 23
КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ С ПЕРЕДОВОЙ
'3 октября, 1776
Элсмир
леди Доротее Грей.
Дорогая кузина, пишу в спешке, чтоб не упустить курьера. По поручению капитана Ричардсона я в компании еще одного офицера отплыл в небольшое путешествие, и не знаю наверняка, где окажусь в ближайшем будущем. Ты можешь писать мне на имя своего брата Адама: я постараюсь поддерживать с ним переписку. Твое поручение я выполнил, приложив все свои способности, и по-прежнему остаюсь в полном твоем распоряжении. Передай моему отцу и своему тоже мои наилучшие пожелания и почтение, а также мою глубокую привязанность, значительное количество которой не забудь приберечь и для себя лично.
Твой покорный слуга,
Уильям'
'3 октября, 1776
Элсмир
лорду Джону Грею.
Дорогой отец, после должных размышлений я решил принять предложение капитана Ричардсона сопровождать старшего офицера во время поездки в Квебек, исполняя обязанности его переводчика — предполагается, что моего французского достаточно для данной цели. Генерал Хау выразил согласие. Я пока не встречал капитана Рэндалла-Айзекса, но присоединюсь к нему в Олбани на следующей неделе. Не знаю, когда мы вернемся и неизвестно, будет ли возможность отправить письмо, но напишу, как только смогу, а пока прошу, чтобы ты с любовью думал о своем сыне.
Уильям'
Позже, октябрь 1776
Квебек
УИЛЬЯМ НЕ ЗНАЛ НАВЕРНЯКА, что и думать о капитане Дэнисе Рэндалле-Айзексе. С виду тот был вроде добродушный, ничем не примечательный парень, какой найдется в любом полку: около тридцати, прилично играет в карты, всегда у него шутка наготове, с открытым лицом и располагающий к себе, внешне привлекателен, хоть и какой-то мрачной красотой. К тому же, он оказался очень приятным попутчиком: с большим запасом увлекательных дорожных историй и знанием великого множества похабных песенок и непристойных стишков.
Чего капитан не делал, так это не распространялся на свой счет. А по опыту Уильяма, большинство людей делали это лучше всего, или, по крайней мере, чаще всего.
Вилли пытался его немного разговорить, поделившись довольно драматичной историей собственного рождения, взамен чего получил несколько скудных фактов: отец Рэндалла-Айзекса — офицер драгунского полка, — погиб в ходе кампании в Хайленде еще до рождения Дэниса, а его мать повторно вышла замуж спустя год.
— Мой отчим — еврей, — сказал он Уильяму. — Богатенький, — добавил он с кривой усмешкой.
Уильям дружески кивнул.
— Лучше, чем бедняк, — начал он, и дальше продолжать не стал. Факты говорили о немногом, но отчасти объясняли, почему Рэндалл-Айзекс работал на Ричардсона, а не гнался за громкой славой и великолепием уланов или уэльских фузилёров (стрелки, вооруженные фузеями — кремниевыми ружьями — прим.пер.). Деньги купили бы звание, но это не обеспечило бы ни теплого приема в полку, ни разного рода возможностей, которые могли бы дать семейные связи и влияние, деликатно называемые 'интересом'.
'Удивительно только, почему сам я отвернулся от собственных влиятельных связей и возможностей ради того, чтобы заниматься темными делишками капитана Ричардсона?' — но Уильям решил подумать об этом в другой раз.
— Изумительно, — пробормотал Дэнис, глядя вверх. Они придержали своих лошадей на дороге, что вела от берега реки Св. Лаврентия к Квебекской крепости: отсюда им была видна крутая отвесная скала, на которую семнадцать лет назад взобрались войска Вольфа, чтобы отвоевать крепость и Квебек у Франции.
— Мой отец участвовал в том восхождении, — произнес Уильям, стараясь, чтоб это прозвучало небрежно.
Голова Рэндалла-Айзекса в изумлении повернулась к нему:
— Правда? Лорд Джон, ты хочешь сказать, что... Он воевал на полях Авраама с Вольфом? (Поля названы в честь Авраама Мартена по кличке Шотландец (1589-1664), который пас там свой скот. 13 сентября 1759 на Полях Авраама (тогда — пастбище за стенами города) состоялось решающее сражение между англичанами и французами. Английским войском руководил генерал Джеймс Вольф, французским — маркиз де Монкальм. Оба военачальника погибли во время этой битвы. Победа обеспечила англичанам возможность захватить последний французский порт — Квебек, — прим.пер.)
— Да.
Уильям с почтением осмотрел скалу. Она вся поросла молоденькими деревцами, лежащие у подножия камни были осыпавшимися сланцевыми породами: сквозь листву виднелись неровные темные трещины и прямоугольные провалы. В темноте суметь оценить масштабы этой высоты, и не только взобраться туда, но и затащить наверх по скале всю артиллерию!..
— Отец рассказывал, что битва закончилась, не успев начаться: был произведен единственный большой залп. Но восхождение к месту сражения — это самое ужасное, что он когда-либо делал.
Рэндалл-Айзекс почтительно хмыкнул и на мгновение замер, прежде чем натянуть поводья.
— Ты говорил, что твой отец знает сэра Гая? — сказал он. — Несомненно, он с удовольствием послушает эту историю.
Уильям взглянул на своего собеседника. На самом деле, он не упоминал, что лорд Джон знаком с сэром Гаем Карлтоном (Гай Ка́рлтон, 1-й барон Дорчестер (1724 — 1808) — британский военачальник и колониальный администратор. В его честь назван бывший округ Карлтон, составлявший примерно половину территории современного города Оттава, был губернатором провинции Квебек. — прим пер.), главнокомандующим в Северной Америке, хотя так и было. Его отец знал всех. И эта простая мысль вдруг помогла ему осознать свое истинное предназначение в этой экспедиции: он был визитной карточкой Рэндалла-Айзекса.
Это правда, что он очень хорошо изъяснялся по-французски — языки давались ему легко, а вот французский Рэндалла-Айзекса был в зачаточном состоянии. Скорее всего, в этой части Ричардсон не лукавил — всегда лучше иметь переводчика, которому доверяешь. И хотя Рэндалл-Айзекс и проявлял излишний интерес к Уильяму, но постфактум пришло осознание, что его гораздо больше интересовал именно Лорд Джон: основные моменты его военной карьеры, места назначений, под чьим командованием и вместе с кем служил, кого знал.
Это случилось уже дважды. Они представлялись командованию форта Сен-Жан и форта Шамбли, и в обоих случаях Рэндалл-Айзекс, сообщая о своих полномочиях, невзначай упоминал, что Уильям — сын лорда Джона Грея. После чего официальные приемы тут же становились радушнее и переходили в долгие-предолгие вечера воспоминаний и разговоров, сдобренные хорошим коньяком. Во время которых (только сейчас Вилли это понял) лишь он и командиры вели беседу, а Рэндалл-Айзекс сидел и слушал: его красивое румяное лицо светилось льстивым интересом.
'Ха!' — подумал Уильям. Поняв всю подноготную, он не знал, как к этому относиться. С одной стороны, его радовало, что он смог разгадать хитрость. С другой — менее приятно было осознавать, что его в основном ценили за связи, а не за собственные достоинства.
Что ж, полезно было это узнать, хотя и унизительно. Вот чего Уильям действительно не понимал, так это — какова же была роль Рэндалла-Айзекса. Всего лишь сбор информации для Ричардсона? Или у него есть другое задание, негласное? Достаточно часто Рэндалл-Айзекс предоставлял Вилли самому себе, небрежно упоминая, что у него имеется частное поручение, для которого, он полагал, сгодится и его собственный французский.
В соответствии с весьма ограниченными инструкциями, которые дал ему капитан Ричардсон, в Квебеке они оценивали настроения жителей французского происхождения и поселенцев-англичан на предмет оказания будущей поддержки в случае вторжения американских повстанцев или при попытках угроз и обольщения со стороны Континентального Конгресса.
До настоящего момента эти настроения казались очевидными, хотя и неожиданными для Вилли. Местные французские поселенцы были солидарны с сэром Гаем, который как генерал-губернатор Северной Америки, принял 'Квебекский акт', легализовавший католицизм и защитивший торговую деятельность французских католиков. Англичане же по понятным причинам этим актом оказались недовольны, и прошлой зимой, во время нападения американцев на город, в массовом порядке перестали отвечать на призывы сэра Гая в оказании помощи ополчению.
— Они, должно быть, спятили, — заявил Уильям Рэндаллу-Айзексу, пока они пересекали открытую равнину перед крепостью. — Я имею в виду, те американцы, которые предприняли попытку здесь в прошлом году.
Теперь они достигли вершины скалы, и перед ними в лучах осеннего солнца на равнине выросла крепость, спокойная и мощная — очень мощная. День был теплым и восхитительным, и воздух наполнился пряными землистыми ароматами реки и леса. Вилли никогда не видел такого леса. Деревья, окаймлявшие равнину и росшие вдоль берегов реки Св. Лаврентия, представляли собой непроходимые кущи, пылающие багрянцем и золотом. Они резко контрастировали с темной водой и ослепительно-голубым бескрайним октябрьским небом. В совокупности всё это создавало сказочное ощущение, будто он скачет внутри средневекового полотна, сияющего позолотой и пылающего неземным жаром.
Но за внешней красотой чувствовалась дикость этого места, которая ощущалась настолько явственно, что его кости словно оголились. Дни все еще стояли теплые, но каждый вечер с наступлением сумерек зимний холодок острыми зубами кусал все сильнее, и не требовалось большого ума для ясного понимания того, что случится через несколько недель: все живое покроется суровой белизной жесткого льда. Оставленные позади двести миль, и непосредственное осознание проблем с провиантом, возникшее у двух всадников в изнурительной поездке на север — и это при хорошей погоде — дополнили общую картину в сочетании с тем, что ему было известно о трудностях с обеспечением армии в непогоду...
— Если бы они не спятили, то не сделали бы то, что сделали, — прервал его размышления Рэндалл-Айзекс — он также воспользовался моментом, чтобы изучить панораму взглядом солдата. — Хотя, это полковник Арнольд привел их сюда. Вот этот человек точно спятил. Но он чертовски хороший солдат, — в его голосе послышалось восхищение, и Уильям с любопытством взглянул на него.
— Знаешь его, да? — спросил он небрежно, и Рэндалл-Айзекс рассмеялся.
— Не то, чтобы, — ответил Дэнис. — Ну же, — он пришпорил лошадь, и они повернули в сторону ворот крепости. Впрочем, словно под воздействием воспоминаний, выражение его лица стало насмешливым и чуть презрительным.
Через некоторое время он снова заговорил.
— Он мог бы это сделать. Я имею в виду — Арнольд. Взять город. У сэра Гая и в помине не было никаких войск, и приди сюда Арнольд, как было запланировано, да с необходимым порохом и ядрами... что ж, это была бы совсем другая история. Но он выбрал не того человека, у кого стоило спрашивать направление.
— О чем ты говоришь?
Неожиданно Рэндалл-Айзекс показался встревоженным, но затем, будто мысленно пожал плечами, как бы говоря: 'Какая разница?' Он пребывал в хорошем настроении и, после недель ночевок в темных лесах, уже с нетерпением ожидал горячего ужина, мягкой постели и чистого белья.
— Перебраться по суше было невозможно, — начал он. — В поисках способа переместить по воде на север армию и все необходимое, Арнольд принялся искать того, кто уже совершал этот рискованный переход и знал реки и переправы, — сказал Рэндалл-Айзекс. — И действительно нашел одного — Самуэля Гудвина.
