— Вообще-то я тоже участвовал в том совете, Хиаши-доно.
— Неужели? В таком случае прошу меня простить.
— Ничего-ничего, Хиаши-доно. Говоря начистоту, я был так молод, что едва ли имел право на нем присутствовать. Но мы отклонились от темы. Я уполномочен сообщить всем здесь собравшимся, что близок день, когда Девятихвостый Лис будет служить Конохе не по понуждению своего дзинчурики, а по собственному желанию.
Никто не засмеялся словам Хатаке, но по сконфуженным лицам товарищей Какаши понял, что ему не поверили.
— Хотите сказать, — нахмурился старый Хьюга, — Хокаге-сама удалось принудить Кьюуби к сотрудничеству?
— Да. То, о ради чего отдал жизнь, мой наставник, Четвертый Хокаге, то, о чем мечтал Третий, усилиями Пятой скоро станет реальностью! Без крови, без боли, без потерь Коноха вскоре выйдет на новую ступень своего развития, и мы должны быть благодарны Хокаге-сама за это!
— 'Должны быть благодарны', Какаши? — насупился Яманака. — За два прошлых месяца погибли Камизуки Изумо и Инузука Хана — двое наших опытнейших чуунинов! Абураме потеряли главу семейства! Кто в этом виноват: они, что были слишком слабы, или Пятая, пославшая их на заведомо безнадежные миссии?
— Иноичи, а ты, случаем, не забыл, что идет война?! — прикрикнул на него Хатаке. — Война, к которой Коноха из-за примиренческой политики Третьего Хокаге была готова лишь наполовину!
— А ты Третьего не трогай, Какаши! — взбеленился Морино Ибики, всегда боготворивший Третьего более всех остальных дзеунинов. — Ты сам волоска с его задницы не стоишь!
— А я и не трогаю. Братья! — Хатаке, заложив руки за спину, неспешно прошелся по кругу. — Братья! Мы все почитаем Третьего Хокаге за то, что привел нас к победе в Мировой Войне. Мы все помним его и преклоняемся перед ним. Он дал нам то, чего не купить ни за какие деньги — мир и процветание. Его правление по праву можно называть золотым веком Конохи. Но сегодня я говорю вам: эпоха мира подошла к концу, это нужно принять, и с этим необходимо смириться. Скажите мне, братья, что сделал Третий, чтобы отвести от Конохи угрозу со стороны Акацки? Скажите, что он предпринял, чтобы помешать им собирать Биджуу одного за другим, словно это их собственность, а не священное наследие Сенджу Хаширамы, призванное беречь баланс силы на Востоке? Что? Ответьте мне!
Толпа зашумела, заспорила, засвистела. Послышались выкрики 'Долой!', 'Заткните ему глотку!', перемежающиеся с воплями 'Нет, пускай дальше говорит!', 'Мы с тобой, Какаши!' Хатаке поднял ладонь — на этот жест сперва не обратили внимания, затем перебранка пошла на убыль, начала стихать и в итоге не прошло и пяти минут, как в зале воцарилось безмолвие. Все же это были боевые дзеунины, ведающие цену словам и крови, а не малолетняя шпана.
— Мы так привыкли считать себя сильнейшими, — сказал Копирующий Ниндзя, — что не хотим верить, будто есть кто-то сильнее нас. Знаю, что не нужно пояснять вам, насколько опасно такое слепое самовнушение. Вы сами знаете: Акацки похитили дзинчурики Однохвостого, Казекаге Песка из-под охраны, из самого сердца Суны, работая лишь вдвоем! Есть среди вас такие, кто сомневается в силе Скрытого Песка? Нет? То-то и оно. Вся их слава и доблесть не спасла Гаару Песчанника. Я встречался с Акацки, видел их мощь, и вы уж не обижайтесь на меня, братья, но я готов поклясться добрым именем своего отца, что ни один из присутствующих здесь им и в подметки не годится. Включая меня. Это тяжело признавать. Это задевает нашу гордость. Но это так. Нельзя как страус прятать голову в песок! Нельзя жить, лишь почивая на лаврах одряхлевших побед. Просто дорожить прошлым недостаточно, надо смело смотреть в будущее. Акацки восстали против системы Скрытых Деревень, дабы возвеличиться в качестве новой власти и покорить Восток своей воле. Кому как не нам остановить их? Кому как не нам заступить дорогу их преступной идеологии, извращенной по самой своей сути?..
— Ближе к делу, Какаши, — поторопил его Генма, — у нас не митинг, а совет.
— Охотно. Акацки — не единственная проблема Огня, хоть и самая большая...
— Я начинаю склоняться к тому, что самая большая проблема Конохи сегодня — ее вождь, — прошептал Яманака, но под уничижающим взглядом Какаши закрыл рот и опустил свою светловолосую голову.
— Какаши, завязывай с речами! Мы что тебе, генины желторотые? — возмутились из-за спин дзеунинов, сидящих впереди. — Мы уже поняли, что Пятая думает сделать из Девятихвостого дубину и сокрушить ею Акацки... и других ее врагов. Я согласна с Иноичи, такие эксперименты до добра не доведут, но ведь Хокаге-сама все равно не будет нас спрашивать и сделает по-своему. Какое это имеет отношение к братству?
— А такое, что Девятихвостый — строптивая дубина, Анко, — Хатаке узнал куноити по голосу. — Орудовать им — мудреное дело, особенно когда при этом кто-то чинит препятствия деятельности Хокаге-сама, противится ей и плетет у нее за спиной интриги. А потому все те, кого можно отнести к оппозиции, те, кому противно видеть Пятую во главе Деревни, те, которые разлагают сплоченный боевой коллектив Конохи в трудный для нее час, должны быть призваны к порядку. Или уничтожены, если дерзнут нам сопротивляться. Ранее я говорил вам о силе, братья. Я сказал, что Акацки, изменник Орочимару, наши недруги из Скрытого Облака и Скрытого Камня — все те, кто мечтает видеть Коноху в руинах, скопили и сосредоточили в своих руках небывалую мощь. Все так, но, тем не менее, это не значит, будто мы обречены. Мы сильны, братья, и станем еще сильнее, если избавимся от предателей в собственных рядах, если выбросим за борт тот балласт, который тянет Деревню на дно. Нам не хватает порядка и дисциплины, не хватает единства, не хватает чувства долга и верности Хокаге-сама. Но самое важное, чего нам не хватает: осознания того, что мы на войне, что война — новая великая война — уже началась, и любой акт неподчинения приказам Хокаге-сама может поставить под удар и Коноху, и Край Огня.
— Какаши, — Генма встал во весь рост, поигрывая зажатым между зубов сенбоном, — если я еще не разучился извлекать суть из твоей туманной болтовни, то ты только что предложил нам задушить нашу свободу своими же собственными руками.
— Свободу? — изумился Хатаке. — Ах, свободу! Братья мои, я вижу, что есть нужда прояснить вам ситуацию. Так позвольте, я это сделаю. Не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо: отныне и впредь нет никакой свободы. Кто не с нами, тот против нас. Вот и вся политика.
Все-таки быть урожденным членом клана Нара — не самая приятная на свете вещь. И подвох вовсе не в провокационном названии, не в сомнительной родословной и даже не в удивительном невезении мужчин семейства в делах сердечных. Шикаку, бессменный лидер клана, при всех его неоспоримых достоинствах, был слишком инертен и аполитичен, чтобы с умом воспользоваться плодами своего тяжкого труда. Нара поколение за поколением поставляют Конохе искусных бойцов и квалифицированных научных специалистов. И в тылу, и на фронте они всегда в первых рядах, добывают победу для Хокаге-сама, а когда доходит черед снимать с этой победы сливки — Нара вечно оказываются в пролете.
Неделю назад Шикамару получил письмо из Суны. От Гаары Песчанника. Никакое не секретное, обычной почтой, хотя и с пометкою 'Срочно! Лично в руки адресату!' Чуунину совсем не требовалось распечатывать его, чтоб угадать содержание письма, но он все же распечатал — и был немало разочарован отсутствием гневных выпадов и угроз типа 'кишки выпущу', 'в песок закопаю'. Гаара, жалкий умирающий Гаара, не требовал и не вымогал — он УМОЛЯЛ Шикамару порвать с Темари, взывал к его совести и просил поставить себя на его, Гаары, место. Терпения Нара хватило примерно до середины письма — потом ему стало так противно, что читать дальше было просто невыносимо. Такого Гаару он не узнавал и входить в положение человека, когда-то бывшего демоном, а нынче превратившегося в бесхребетную размазню, не желал. Шикамару разорвал этот слезливый опус на сотню мелких частичек и потихоньку сжигал их в пламени масляной лампы: один за другим, всю прошедшую неделю.
Когда Гаара умрет, Темари станет небезопасно оставаться в Суне, и Шикамару — чем черт не шутит — сможет уломать ее перебраться жить в Коноху. С ним.
Без любимой женщины чуунин изнывал от скуки. Номинально он замещал отца, отправившегося на войну, на посту главы клана. Так-то оно так, но Нара — это вам не какие-нибудь Хьюга, у которых кроме шикарного особняка в Конохе и загородный дом, и охотничьи угодья, и целая провинция с рисовыми полями, лесами, деревнями и даже небольшим городком. У Нара всего-то имения: полквартала обшарпанных домишек, заселенных химиками и медиками клана, две биолаборатории, где Нара принадлежит только оборудование, а помещения записаны на Сенджу, да квота на бесплатное молоко для всех специалистов, занятых во вредных для здоровья производствах. Словом, негусто. И управлять особо не чем — все и так отлично знают, что им следует делать. В северной лаборатории научная группа работает над каким-то секретным проектом. Доктору Осаму, ее лидеру, было велено отчитываться только перед Хокаге-сама и Нара Шикаку, который, лишь ознакомился с проектным заданием, тотчас же попросился в отряд Асумы, отбывающий на войну. Что именно они там разрабатывали, отец не сказал, но Шикамару умел понимать намеки, в том числе и те, что были адресованы отнюдь не ему. Шикаку попросту испугался узнать слишком многое из того, что ему знать было не положено, или, что тоже имело смысл, не захотел брать на себя ответственность за проект, провал которого мог стоить ему головы... и не только ему. Матушка весь апрель была в разъездах, а сам Шикамару, согласно законам Конохи, по несовершеннолетию имел право не быть посвященным в секретные разработки клана и с нескрываемым наслаждением этим правом пользовался.
На гребень каменной стены в дальнем углу сада кто-то влез и тотчас же бесшумно спрыгнул в кусты. Даже если это был не вор, входить подобным образом в дом главы далеко не последнего в Деревне клана, да еще после захода солнца считалось верхом неприличия, но Шикамару узнал маленького нарушителя и остался сидеть, как сидел. В самом деле, нельзя же требовать соблюдения норм приличия от собаки?
— Чего в темноте сидишь? — Паккун, потешно суча лапами, взобрался на внутреннюю террасу и проковылял в комнату, оставляя за собой цепочку грязных следов.
— Я же ниндзя! — низко прогудел чуунин. — Я же воин тени!
Его скрутило от хохота. Пес встревожено повел носом, и выражение его глаз изменилось.
— Шикамару! Ты что, опять курил опиум?
— Нет, тебе кажется, — чуунин встал и пошел на кухню. Ему внезапно захотелось выпить чаю.
— Эй, Шикамару! — Паккун семенил вслед за ним, ни отставая ни на шаг. — Совсем с ума сошел?! Ты понимаешь, чем это чревато?
— Да не курил я! С прошлого раза еще не выветрилось.
— Мамке своей гнать будешь! Я же чую, что запах совсем свежий!
— Ну ладно-ладно, курил. В обед. Мне от него лучше думается. Но меня уже отпустило.
— Вижу я, как тебя отпустило.
Паккун медленно подошел к Шикамару и вдруг с неожиданным остервенением вцепился ничего не подозревающему синоби в щиколотку. Тот заверещал, выронил только что снятый с полки заварочник (тот, правда, каким-то чудом не разбился), пинком отбросил пса и с руганью ухватился за укушенное место.
— Ты чего?!
— Затупок! — зашипел Паккун, подымаясь на свои коротенькие лапы. — Деревня уже месяц живет по законам военного времени, того и гляди чрезвычайное положение объявят, а он обдолбанный ходит! Под трибунал хочешь?!
— Чрезвычайное положение? — переспросил Шикамару, сразу забыв про укус. — В Конохе?! С чего бы?
— Скоро узнаешь. Идем, у Какаши есть к тебе пара слов.
— Может, утром?
— Утром будет поздно. Не исключено, что УЖЕ СЕЙЧАС поздно.
На улице давно стемнело и слегка, как-то даже не по-апрельски, подморозило, и при дыхании изо рта вырывался пар. Шикамару на всякий случай подпоясался ремнем с несколькими кунаями и коротким тяжелым тесаком, заменявшим ему катану или вакидзаси. Все преимущества такого клинка чуунин оценил, выполняя одну из недавних миссий: им приказали (кажется, заказ был от самого Владыки) устранить лидера тайной религиозной секты, исповедующей ясинизм — запрещенное течение буддизма. По-тихому его убить не удалось, поднялась тревога, и прочь из логова сектантов им пришлось прорубаться сквозь толпу разъяренных ясинитов — вот тогда-то тесак, на пробу взятый с собой, и доказал свою полезность наряду с взрывными печатями.
Ночь стояла безлунная, напитанная неясной угрозой, ожиданием беды и потому страшная. Не нужно иметь звериных инстинктов или обладать даром предвидения, чтобы понять: от таких ночей добра не жди. Паккун вел Шикамару в деревенский парк, где ночью можно было встретить разве что какую-нибудь влюбленную парочку. Только сезон для забав на открытом воздухе еще не настал и, судя по окутавшей Коноху гнетущей атмосфере, в этом году вряд ли наступит.
Какаши ждал их возле большого плоского камня, незаметного с тропинки за густыми зарослями шиповника, и вид его, сосредоточенно-расслабленный, Шикамару сходу не понравился. Его не удивило то, что Хатаке с ног до головы весь был увешан оружием — он и сам вооружился, выходя из дому — но одна деталь в облике дзеунина моментально навела Шикамару на мысль, что сегодня станут реальностью самые мрачные его предчувствия.
На поясе Хатаке, небрежно наброшенная ремешком на подсумок с сюрикенами, висела белая собачья маска. Точно такая, какие носили члены ANBU.
— Я не хотел, чтобы меня видели входящим в дом Нара, — вместо приветствия сказал он.
— Впустую это, Какаши-сан, — ответил Шикамару, не сводя глаз с маски. — Комендантский час в разгаре. Все сидят по домам, на улицу носа не суют.
— Дело такое, что осторожность не помешает.
— Ого. Кого будем убивать? — Шикамару кивнул на предмет своего пристального внимания. — Ведь будем же?
Паккун, устроившийся у ног Какаши, что-то прорычал сквозь зубы о безалаберности и распущенности молодежи, но чуунин толком ничего не разобрал.
— Будем, — негромко проговорил Хатаке, — и много кого. Хотя без твоего участия. Я — не Хокаге-сама, однако действую от ее имени, и у меня хватает полномочий поручить тебе одно задание. Оно неофициальное и очень простое, но предельно важное. Сегодня, прямо сейчас, ты можешь спасти несколько жизней, если поторопишься и сделаешь все так, как я тебе скажу.
— Что происходит в Деревне? — требовательно спросил чуунин. — Что еще за истории с чрезвычайным положением? Это как-то связано с Наруто и Сакурой?..
— Ни слова про них! До следующего рассвета забудь их имена и не произноси ни в коем случае! Утром Хокаге-сама выступит с радиообращением к гражданам Конохи, ты все узнаешь из ее речи. А сейчас слушай меня. Пятая приказала наглухо запечатать внешние ворота. Везде выставлены патрули: как из ANBU, так и из оперативных групп, — дзеунин говорил быстро, сухо, глядя Шикамару прямо в глаза. — Каждый, кто этой ночью выйдет из дому, случайно или со злым умыслом, подпадает под подозрение. В лучшем случае его элементарно задержат, в худшем — догадайся сам.
