Ты многому научил меня, Помнящий! Хочешь объединить наши Эолы? Пожалуйста! Мы начнем пока без тебя... Всю жизнь, всю дорогу до Олимпа ты помогал мне и вредил себе. Ты рассчитывал упростить свою задачу, а на самом деле — ты ее усложнил... Вот так вот, как говаривал Отшельник...
Она двигалась быстрее, и я ускорялся — мне было легко и приятно, словно я в детстве сидел на карусели (смысл последней фразы я тоже не особо улавливал, но сейчас уже было не столь важно!). Теперь мы были двумя кистями, пульсирующими, поглощающими шлейфы-мазки друг друга. Все скорее и скорее, все энергичнее! Перед глазами мелькала она... Мы танцевали, кружились, вертелись, разбрасывали искры...
Ровно между нами стала появляться светящаяся точка, она росла, росла, пока не превратилась в неподвижный цветной узор, почти такой же, как перед этим, но немного более вытянутый. Наших цветов уже не было видно — только пульсирующее кольцо яркого света.
Взгляд мой упал на одну пульсирующую красную нить, конец которой почернел и обуглился, растворяясь в окружающем пространстве мрака.
Я аккуратно начал скручивать ее в сторону, противоположную обрыву... Вот так течет Время, а вот так — Пространство... А вот вектор Гравитации — скрученный между осями...
Вот из глыбы черного камня выходит живая фигура девушки... Вот летят вверх пылающие обломки камней. Пламя на них затухает... Восходит маленькое солнце... Покрываются зеленью деревья, собираются в единое целое строения, втягивая в себя клубы пыли... Яркая вспышка... На секунду я даже перестал замечать наше бешено вращающееся кольцо... Вспышка медленно затухает, а из нее вылетают вверх две светящиеся огненным ореолом стальные иглы и медленно пятятся назад. Они погасают под стреловидными крыльями пролетающего назад в глубину ночи космического крейсера, и наступает чернота мрака, озаряемая только светом нашего кольца...
— Что ты делаешь? — звучит бесстрастный, но строгий голос: я вновь вижу лицо в очках, сотканное из тысяч линий.
— То, что надо, — ответил я.
— Ты стал самоуверенным...
Я ощущаю, как чернота вокруг сжимается... Мне становится горячо, а наше вращение замедляется.
— Теперь двигайся ко мне... — монотонно продолжает голос. — Ко мне... ко мне...
В темноте показалась тусклая спиралевидная воронка, напоминающая жадную пасть... Она медленно приближается...
— Я понял, в чем мы ошибались... — произношу я, хотя и не слышу собственного голоса. — И я и ты, Помнящий...
— Ко мне... ближе... Ко мне... Ко мне...
— "Двойка" тебе по диалектике, Стратег Потидан!
— Еще, еще ближе...
Я чувствую сильный жар — ускорять кольцо больше нет сил. Воронка, из которой выходит голос, приближается так же медленно и неумолимо, как ракеты...
— Ко мне...
Я решаюсь — я ускоряю движение из последних сил и меняю траекторию, — Ари моментально подхватывает: теперь с огромным трудом мы выписываем цифру 8...
Силы тают — траектория сложнее...
И тут я замечаю, как вокруг меня постепенно возникают разнообразные светящиеся фигуры... Я узнаю их!
В центре пересечения нашей восьмерки воронка Криса идет рябью...
— Ко мне!!! — издает он громогласный рык. — Вы сейчас погубите всех! Последний раз прошу вас...
Вот ярко-золотистый тор — это Сибилла! Вот голубовато-розовый — Отшельник! Вытянутый, напоминающий кита, оранжевый — старина Йорген! Красно-пунцовый, с желтыми змейками — Сатана! Змеящийся... зеленовато-охристый... "Ящер"... Сотни... Их тысячи! Они выстраиваются парами и начинают повторять нашу восьмерку!!!
Мне становится гораздо легче! Жар спадает! Мы с Ари вращаемся быстрее... Мне так легко, что я могу отвлечься от вращения — я аккуратно беру скрученный конец оборванной пульсирующей линии и подношу его к другому обрыву, едва заметному в ярких сплетениях...
— Глупец! Ты уничтожишь вибрацию ОМ!!!
Воронка начинает извиваться — движение замирает. Она остановилась.
— Моя задача, — спокойно отвечаю я, — как раз в том, чтоб поумнеть, развиться... И окончить Цикл, а не оборвать его!
От воронки отделяются два бледно-желтых отростка и тянутся ко мне...
— Ничтожный...
Голос обрывается — я соединяю два обрывка нити, она вспыхивает ярко-красным светом и начинает сиять ярче всех, превращаясь в белую полосу, которая затмевает собой остальные... Чернильное облако разрывается пополам, а воронка медленно гаснет, словно остывающее жало паяльника...
Вокруг, докуда хватало глаз, простиралась охристо-золотистая пустыня, над которой сияло ярко-голубое небо. Дул легкий теплый ветер. Однообразие пейзажа нарушалось только врытыми в песок огромными дискообразными зеркалами — вогнутыми, выпуклыми, треснутыми, мутными, прямыми, красными, голубоватыми, сияющими. Они отбрасывали на песок разнообразные блики рефлексов. Ветер тихонько гудел между ними и гнал по песку комки колючих растений...
Сначала мы с Ари стояли, глядя друг другу в глаза, — стояли и молчали. А говорить-то, собственно, было не нужно... Вокруг ее головы слегка пульсировал призрачный голубовато-зеленый ореол. Вокруг моей руки был такой же, только сиренево-розоватый.
Я взял ее за руку, и наши пальцы осветились чуть ярче, каким-то непередаваемо светлым оттенком.
Почему-то казалось, что мы идем на пляж.
Вот так, словно дети, взявшись за руки, мы ходили от одного зеркала к другому, вглядываясь в них, рассматривая.
Звон и Тишина... Солнце и далекие Острова на небе...
В каждом изображение разнилось: где-то точно отражался пейзаж, но не отражались мы, в каких-то мы отражались, но на себя не были похожи, или же в реальный пейзаж было встроено сколько-то иллюзорного, того, чего здесь совсем не было. Где-то мне не нравилось мое отражение, где-то ей ее облик казался не таким... А мы все продолжали и продолжали ходить от зеркала к зеркалу... Вдруг в одном из зеркал, с серебристым отливом и немного запыленном, мы увидели себя абсолютно такими, какие мы и есть. И пейзаж с зеркалами отражался точь-в-точь как вокруг...
Наши отражения улыбнулись нам, совсем чуть-чуть, кончиками губ — и мы улыбнулись им, так же точно, как они...
Сзади послышался шелест и свист ветра. В зеркале отразились два небольших песчаных смерча, напоминающих пылевых дьяволов в пять метров высоты.
Мы обернулись — смерчи перестали вращаться и обрели подобие высоких человеческих силуэтов, будто сотканных из песчаной пыли. Немного разного размера — гиганты покачивались своими силуэтами вдалеке, — мороз пробежал по коже. На мгновение возникло чувство, что в переносицу уколола тонкая иголка. В глубине их полупрозрачных тел мерцали золотые искорки и змеились небольшие электрические разряды. А вокруг них, на фоне голубого неба и медленно плывущих силуэтов далеких островов, возникло несколько светящихся дисков размером с крупную гарпию. Они, вторя свечению фигур, тоже слегка пульсировали.
— З-з-зум-м-м-з-з-зум-м-м-з-з-зум-м-м... — звенело в мозгу.
Не знаю как, но мы сразу поняли, кто были эти двое: волна сильной энергии прокатилась по нашим телам, и в воздухе запахло озоном. Но затылок не заболел — разве что кожу слегка покалывало и по жилам разлилась морозная свежесть. Возникло ощущение радости и почтения к этим двум сущностям.
— Привет! — сказала Ари и помахала рукой.
— Атышхургичерщях! — раздался громовой голос одной из фигур.
— Ширган-га-га-га! — вторила вторая, и на уровне ее "головы" заплясали яркие искорки в пыли.
— И я тоже очень рад, — слегка поклонился я, вынимая из пачки мятую сигарету и закуривая от пьезоэлемента.
В ответ раздался пронзительный скрежет и посвистывание. На песке расцвел маленький цветок пламени и исчез...
— Ступеньки в энтропии воспринимаются как порядок, — а это всего лишь иерархия этапов, да, порядок, но только в некотором смысле... — раздался знакомый голос Аида. — Вот так лучше?
— В некотором смысле. — Я улыбнулся.
— Можно я, ай-яй, Люди С Низа, не буду создавать своей квантовой копии подобия? Так устал... Ай-яй!.. — Голос принадлежал Отшельнику.
— Вы еще спрашиваете. — Я выпустил облачко дыма, и ветер унес его куда-то меж зеркал.
— Он... я... много подобился последние солы...
— Рады, вас — тут, и все, — сказал Сатана.
— Это здорово, — кивнул я.
— А не помнишь — заткнись! — грубо оборвал меня Аид.
— Молчу-молчу, — покорно согласился я. — С Домом все в порядке?
— Да, в порядке, — подтвердил Отшельник. — Вот так вот!
Эолы слегка гудели энергиями своих полей, и в них пульсировали огоньки серебристых разрядов — двое из них зависли над "головами" наших провожатых и немного изменили цвета.
— Одна просьба, — сказал я. — Те бойцы... Семенов, Доктор... Они хоть и не совсем живые, но сознание у них — настоящее... Вы им там послабление можете дать... Им вовсе незачем там устраивать такую жестокую войну — через карантинную зону и так никто не пройдет...
— А как же ты, Ирина и Крис? — едко заметил Аид.
— Ну... мы же... — Я замялся.
— Ладно, — громыхнул голосом Отшельник, словно раскат грома вдалеке. — Уважим просьбу универсала. Снизим излучение на четыре "пси".
В ярком небе люминесцировали радужные всполохи небольшой ионной бури, словно просвечивающие сквозь колышущуюся на ветру занавесь, за которой сияют огни большого города.
— Все мы, и волны, и глюки, и старшие трансляторы, и младшие, — звенья одной цепочки связи разума со Вселенной, микро и макро, канал обмена данных, за счет которого и существует вечность. — По телу Аида пробежали волны разрядов.
Я понимал, что они хотят сказать, и молча слушал, хоть разговор этот меня немного и смущал.
— Я не забуду теперь, — ответил я.
— Какие все же люди красивые, когда молятся или творят, — лица меняются, ай-яй!
— Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! — застонал Аид.
На небе стали возникать и растворяться фигурки сотен людей, как на картине Рене Магритта.
— Когда людей на Земле было меньше — энергии хватало всем... Потом многие пытались истребить род человеческий, на который также распространялась энергия Вселенной, — численность людей росла, а Древние теряли силу... Но мы опять уничтожению этому помешали! Развитие продолжилось! Вот так вот...
— Вы куда сейчас? — спросил внезапно Аид.
— Мы возвращаемся домой, — ответила Ари.
— Надо еще поддержать Одиноких Камней, наведаться к Чембе и Белому, чтобы они не подумали, что мы бросили их, да и с Эолами наших Охотников я бы встретился, — сказал я.
— Могли бы и не уходить, — прогудел Отшельник. — "Ух ты, ах ты, все мы космонавты..." Но дело ваше — так что БААЛшой вопрос, кто куда вернулся... Но я все понимаю... все понимаю...
— Где он, кстати, Энке? Все проспал опять, а еще Страж называется...
— А можно один вопрос? — попросил я.
— Валяй, — добродушно разрешил Аид.
— А почему вся эта история произошла на Марсе? — спросил я.
— Она могла произойти где угодно. — Золотые искорки заплясали в такт его словам. — Просто Марс одновременно и близок и далек от Земли, да и условия суровые, чтобы помешать нам было сложно. Изоляция, понимаешь...
— Значит, вы были убеждены, что ничего не произойдет?
Они защебетали, застрекотали, завыли и засвистели:
— Мы? Ты что!!! А вот и половина четвертого! Скоро чай! Глупости! Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! Э-э-э-э-э-э!!!
— А вот на этот вопрос, мой мальчик, — прорезался вдруг знакомый голос Сатаны, — ты сам потом ответишь, ты уже совсем другой...
— Да. — Я спокойно улыбнулся. — Не лучше и не хуже, просто другой. Мы — другие...
Я посмотрел в глубокие звездные колодцы, в глаза Ари...
— "Отчего Земля — магнит? Кто мне, дети, объяснит?" Ай-ай! Вот так вот! — выпалил Отшельник. — Теперь все люди будут понемногу меняться — станут другими... Разбредутся кто куда... Новый Цикл...
— Так что можешь считать это чем угодно... — Сатана понизил голос, чтобы перебить Отшельника.
— Даже экзаменом? — Я прищурился, загородив лоб ладонью.
— Даже экзаменом... Чем угодно! Вот так вот! Да... — Отшельник запыхтел, как паровоз, и издал хриплый пронзительный гудок, а мы, держась с Ари за руки, шагнули в Зеркало, навстречу нашим отражениям — отражения слегка улыбались кончиками губ, когда другой горизонт стал к нам приближаться...
Высший смысл, суть любви, в том, что любовь — это своеобразная новая, следующая ступень взаимопонимания и восприятия между людьми и окружающим миром — более совершенная, основанная на погружении и слиянии с объектами Вселенной...
Я осторожно вел свой "форд-мустанг" по пустынной проселочной дороге. Тихонько наигрывало радио на музыкальной волне... В открытое окно дул сырой, но теплый ветер. В степях начиналась весна!
"ВЫ ПОКИДАЕТЕ СЕРПЕНТ-ТАУН — СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!" — так гласил выцветший, запыленный плакат с пожухлыми трафаретными буквами.
Ари положила мне голову на плечо. Она слушала радио и улыбалась чему-то своему, глядя в ветровое стекло машины...
Мы едем Домой! А где Дом? Дом — он везде...
Я парил над огромным разноцветным полотном — вокруг меня в бесконечном мраке сияли разноцветные переплетения причин и следствий, растянутые во времени, переплетенные в пространстве, словно тысячи, десятки тысяч взлетно-посадочных дорожек... Это вызывало в памяти ночной город с освещенными улицами, домами и проспектами... Всей картины охватить своим взглядом я не мог — она растворялась в темноте кажущегося горизонта... Звуки торжественно и немного хаотично вторили разным цветам, сияющим во мгле... Я созерцал само Время... Иногда разглядывал тоненькую полосочку, где можно было рассмотреть нас с Ириной: вот мы встречаемся, вот едем по пустыне... Вот она бросается под танк... Я лезу на Гору... Вот мы вместе катаемся на лодке — и я держу на коленях девочку с платиновыми волосами, голубыми глазами и веснушками на курносом личике... Я словно бы читал биографический роман, вернее, смотрел кино, в котором мог оказаться действующим лицом в любую секунду... Но отвлекаться было некогда — все потом: безмятежность часто нарушалась маленькими обрывами линий — их энергопотоки прерывались, и линия начинала тревожно пульсировать на определенной частоте. Тогда я подплывал ближе... разглядывал, связывал, соединял и летел дальше, оставляя за собой красно-фиолетовый шлейф...
— Ари! — тихонько позвал я. — Ари, ты здесь?
— Нет, но скоро буду, — отвечал ее тихий, будто лишенный интонаций голос, который все же имел какую-то внутреннюю эмоциональную нагрузку, словно передача велась на параллельной частоте... И я купался в лучах этих частот... И продолжал свою работу — я знал: она никогда не кончится...
Так что конца у нашей истории нет... А если задуматься, то и начала-то особо нет тоже...
КОНЕЦ ТРИЛОГИИ
"Некрономикон". Под редакцией Тесс'а. Вымышленный гримуар, якобы древний манускрипт, основанный на мифах Ктулху (Говард Лавкрафт "Зов Ктулху", 1928), написанный, или составленный, "фанатами" Лавкрафта по типу Манускрипта Войнича. Существует несколько вариантов "Некрономикона". Цитируется один из них, близкий по мифологии к древним шумерам.
