... горячечный бред, она мечется в постели, не приходя в себя которую ночь...
Больше, зачерпнуть больше силы, стремясь возвратить того, кто настолько дорог. Беспощадно круша в осколки собственную душу, не замечая, как на волю вырывается тот, кто был, казалось, запечатан навечно. Тот, кому не следует выходить наружу. Кто недаром был связан стихийным кружевом узора лабиринта.
... рыдать, сидя под стеной, закрыв руками лицо, беззвучно плакать от страха, что едва не потерял ее...
Тянуться к неисчерпаемому источнику, отрицая, что смерть необратима, отчаянно верить, что этой силы хватит, чтобы в синий взгляд вернулась жизнь.
... осторожно прижимать к себе в тихой радости — жива...
Продолжать черпать, не замечая, как из расколотой клетки серебряным ядом сочится тот, кто так долго ждал момента, когда сможет вырваться, завладеть телом эльфа, покинув застенки и лабиринта, и его души.
... падать в бездну безумия от предательства, направляя кинжал в сердце той, что дороже жизни...
Волосы удлинились, побелели, отливая сияющим серебром. Отринув от себя мертвое тело вампира, он поднимался. Тот, кто больше не был Ашем. Перламутровыми молниями взметнулись за спиной двенадцать стихийных крыльев. Взгляд — серебряный металл. Холодный, беспощадный. Он торжествующе огляделся по сторонам. Ни с чем не сравнимая мощь кинула наземь всех, кто был поблизости. И эльфы, и вампиры могли лишь, задыхаясь под давящей силой, пытаться смотреть на того, кто возвышался теперь над полем битвы единственным победителем. Ифирин вырвался на свободу.
... будь проклят тот, кто сделал это с нами! — обрывок мыслей перед тем, как изумрудные глаза закрылись навеки...
— Аш... Аш... вернись... ты не можешь так... ты не должен... не выпускай его... — она была единственной, кто остался стоять, опираясь на меч. Ранко узнала, не могла не узнать того, кого видела в лабиринте. И понимала, что не просто так Аш позволяет ифирину выйти лишь там, в сердце узора стихий.
... волна кровавого безумия захлестнула сознание, выжигая огнем там, где было сердце...
— Он не вернется. Его путь закончен — я победил. Теперь я могу поспорить даже с Пламенем Мироздания. Ведь он сам вручил мне все двенадцать стихий. Хоть и связал узором. Но я ведь теперь не связан, — ифирин ухмыльнулся так, что Ранко похолодела.
— Ублюдок! Верни Аша! — потеряв рассудок, Ранко ринулась на ифирина, поднимая меч для удара. И сломанной куклой отлетела в сторону, не успев сделать и двух шагов, закричав от боли, причиненной раздробленными костями.
... зеленые... синие... крик...
— Смог? — Саз соткался из воздуха, рассматривая ифирина и улыбаясь.
— Наконец-то! — Йей почти припал к ногам того, кого считал своим господином.
— С возвращением, — равнодушно бросила Кир, зависая в метре над землей.
— Больше не связан, да? — хлопнула огненными крыльями Рин.
— И что теперь? — поинтересовался Тил, присоединяясь к остальным.
— Разве так важно, что теперь? — и Сел тоже была здесь.
— О да, теперь ты развернешься, — язвительно подхихикнул Арк.
— Теперь ведь Пламя — не указ? — Зар.
— Не верится мне, что всё закончилось, — засомневалась Син.
— Вот и мне не верится, — поддержала ее Тар.
— А ничего и не закончилось, правда, Риз? — сторожко прищурился Йут.
— Всё только начинается, — лазурный Ифи был похож на грозовую тучу и уж точно не разделял всеобщей радости от освобождения ифирина. Похоже, он был в ярости.
— О чем ты, Воздух? — ифирин внимательно посмотрел на Риза.
— Я догадываюсь, о чем. Все понимают, только не говорят. Но, похоже, нашему Ризу молчать не хочется. Я бесконечно рад за тебя, что ты больше не связан. Только вряд ли тебе удастся воплотить задуманное, — спокойно произнес Йут, даже не глядя на ифирина. Всё его внимание было приковано к лазурному шиму.
— Не зли меня, Йут.
— Ни в коей мере. Но и ты не льсти себе. Твои угрозы мне не страшны, и я вполне могу не подчиниться. Ты как был всего лишь держателем, так и остался. Правда, Риз? — Итог смотрел на Риза в упор. И тот ответил, но не ему.
— Эй, звероглазый, ты же меня слышишь?! Всё еще слышишь? Проклятье! Так услышь не меня!
... Идя путем Тринадцатой стихии,
Не усомнись...
— Киргае зарат эзит Саразмананеташтиель! — выкрикнула Ранко что есть силы, выгребаясь из боли, превозмогая ее, вспоминая, как звучат слова призыва, способного дотянуться даже до Пламени Мироздания. В отчаянной надежде, что где бы ни находился Аш — он это услышит. И придет. Не сможет не прийти.
— Зеленые... они зеленые... — прошептала девушка, без сил распростершись на земле.
Глава четвертая
Увидеть так ясно то, что было спрятано, украдено. Вырвано нещадно из его памяти. С одной лишь целью — сохранить жизнь сосуду ифирина. Узнать, что она всё время была под властью иллюзий Риза. И видеть то, над чем ничто не властно, что не удастся спрятать навечно, как ни прячь. То, что выжжено, вышито на сердце, которое украли:
Ее улыбку в лучистых зеленых глазах...
Хитрый взгляд, когда она облизывает его пальцы...
Яблоки в меду и заледенелые мониста клюквы...
Мгновения, когда она была настоящей...
Как радостно куталась в его объятья, согреваясь...
Как замерло трепетно ее сердце и задрожали ресницы, когда он ей сказал...
И как успела всё понять, когда его кинжал вонзился в сердце...
Проложенные для него тропы гибели в Проклятом лесу...
Туманы на пути в ловушку, заманить и уничтожить того, кто пробуждает память...
Направленная Арком стрела, влетающая в грудь синеглазого вампира...
"Будь проклят тот, кто с нами это сделал!" — осколок последней мысли той, что ушла навсегда... та, за кем должен уйти и он.
"За что?" — на пороге смерти непонимание того, кто делал его жизнь настоящей, а не сном; того, чьей гибели не забыть и не простить.
Аш тонул в мути сознания ифирина, без боя отдав свое тело, уходя вслед за той, что была дороже жизни. Не было никакого смысла сопротивляться, узнав, как всё произошло на самом деле, и понимая: ничего не исправить. Возможно, стоило внимательней смотреть, откуда идут ее страхи. Заметить, что они вовсе не ее. Найти виновного и наказать, заставив отпустить удавку и не мучить кошмарами. Слепец, всё списывал на то, что слишком непохож на тех, к кому она привыкла. Захлебнулся своей любовью и не увидел угрозы.
Оставалась лишь обреченность. Лишь ждать, когда совсем угаснет тусклой искрой в сияющем серебряном тумане ифирина. Не имеет никакого значения, что сотворит с мирозданием вернувший свободу держатель стихий. Не просто так она была ему нужна, эта свобода. Но Аша это больше не волновало. Он перестал быть сумеречным эльфом, перестал быть друидом-метаморфом. Он превратился в сжимающийся клубок боли. Острыми шипами внутрь. В себя. Душа плавилась и сгорала в обратной стороне огня. Он не мог даже кричать от этой боли. Потому что даже самое сильное страдание и мука теперь не имели смысла. Никакого. Он просто уходил, бросая мир во власти держателя стихий. Стремился к той, которую любил.
Аш безропотно шел навстречу смерти, принимая ее как единственно возможный для себя путь. Цепляясь всем своим существом за зыбкие потоки Кир, он приближался к ней, желая найти успокоение в ее объятьях, надеясь, что за ее пределом встретится с возлюбленной. Вверяясь той, кого почитают как богиню, последнюю, кому отдают свою жизнь. Всесильную, власть которой никто не в силах отменить. И отшатнулся в недоумении, завидев слезы у нее на глазах. Вот так Смерть встречает тех, кто к ней пришел? Сожалея?
— Не для тебя мой путь, — скорбно проронила Кир, раскрывая объятья для того, кто не должен был умереть. И вздрогнула, услышав голос... извне.
— Приди, пройдя по звездному пути, Рожденный-Зверем-Среди-Богов!
Аш содрогнулся, услышав собственное имя, произнесенное таким образом. Услышав здесь, перед ликом Смерти, увидев, как содрогнулась она, недоумевая. Ее добычу так еще не отнимали. Призыв тянул, выворачивал наизнанку, несмотря на то, что Аш сопротивлялся, лихорадочно цепляясь за пытающиеся его удержать потоки Кир. Он не хотел возвращаться к жизни. Туда, где нет той, что сгорела с сердцем. Нет — и не будет никогда. И знакомым яростным голосом обжигая так, что сумеречник судорожно скорчился, едва не вывернувшись наизнанку:
— Идя путем Тринадцатой стихии,
Не усомнись...
Серый теплый поток захлестнул Аша, выдергивая из власти Кир, которая лишь развела руками, в изумлении не понимая, каким образом вот так запросто забирают того, кто уже в ее власти, уже принадлежит ей. Прорываясь через сияние ифирина, вытаскивая эльфа наружу с такой силой, что сопротивляться невозможно.
— Ты сдался? Так скоро сдался?
— Отпусти! Я не хочу возвращаться!
— И ты позволишь тем, кто причинил твоей возлюбленной столько боли, остаться безнаказанными?
— Что это изменит? Что изменит мое возвращение?
— А что ты хочешь изменить?
— Смерть не отменяется даже богами. Я не смогу вернуть ее...
— Иди! И сам потом решай, чего ты можешь, а чего не можешь!
— Что я смогу? Какой силой?
— Моим именем.
— Кто ты?
— Я? Иди! И сам узнай мое имя!
* * *
Ифирин закричал, обхватив голову руками. Шимы отшатнулись. Вскрикнула Кир. Все оглянулись на нее: растерянно хлопая ресницами, хватая ртом воздух, она неверяще разглядывала ладони, словно у нее что-то забрали. И она отказывалась это понимать — так ведь не бывает, она его уже коснулась, почти приняла в свои объятья, завершая путь. Ифи растерялись, не зная, на кого смотреть — то ли на скорчившегося, как от невыносимой боли, держателя стихий, то ли на изумленную Сущность.
— Этого... не может быть. Он... идет? — бормотала Кир, подняв глаза на ифирина. Вслед за ней сосредоточили на нем внимание и остальные.
— Давай! Ну, давай же! Киргае! — хрипло шептала Ранко, едва удерживаясь в сознании, стараясь не обращать внимания на боль. Снова и снова произнося слова призыва, стараясь докричаться до учителя.
Вспыхнув призрачным пламенем, разлетелись и исчезли крылья. Ифирин упал на колени и продолжал кричать, сжимая голову руками, корчась в судорогах невыносимой боли, так, словно его рвали на куски, выжигали изнутри.
Он шел. Призванный троекратно, он не мог не идти. Ломая всё на своем пути, вспоминая и выполняя последний ритуал полного принятия тотема. Он больше не согласен был держать ифирина в клетке из собственной души, как делал это ранее, разделяя сути тонкой гранью, не смешивая их. Потому что она, его душа, сгорела, оставив только отблеск изумрудных глаз. Он делал то единственное, что умел: соединял свою суть с сутью стержня стихий, полностью впитывая его, становясь неразрывным целым. Отпустив на свободу обезумевшего яростного зверя, безжалостно пожирал держателя, рвал его клыками, проглатывая, как добычу, насыщаясь, растворяя в собственной крови.
Выплеснувшаяся волна чистой силы бросила наземь даже Ифи. Белые волосы потемнели, приняв цвет темно-серого серебра. В туманном сиянии он поднялся с колен, возвышаясь во весь рост над теми, кому пришел мстить. Больше не эльф. Больше не друид. Поглотивший держателя стихий, принявший его силу, усиливший ее клокочущим огнем того, что осталось от души, растворивший в себе и волка, и жаждущего крови зверя, полученного от вампира. Заворачиваясь в серый поток безымянной тринадцатой стихии, сверкнув в жажде отмщения такими же серыми глазами на притихших шимов, словно вдруг понявших — этот взгляд может убивать.
— Аш? Ты вернулся? — с трудом находя в себе силы говорить, хрипло прошептала Ранко. Не веря. Уж слишком отличался тот, кто вырвался из ифирина, от ее учителя!
— Да, девочка моя. Я вернулся, — он склонился к ученице, осторожно заключая ее в объятья. Син дернулась, но не посмела даже возразить, когда он погрузил израненную девушку в ее поток, исцеляя раны. Ранко охнула... и могла лишь удивленно хлопать глазами оттого, как быстро зажили сломанные кости. Это была не магия, не заклинание и не ритуал. Это был чистый поток возрождения. Жизненная сила Воды.
— Теперь мы поговорим на другом языке, правда, Ифи? — глаза Аша опасно сощурились.
— Ты ничего не сможешь сделать. Ифирин не имеет полной власти над нами. Как и ты, — спокойно произнес Саз.
— А может, я попробую и посмотрю, что из этого получится? — скривил губы в ухмылке Аш, выпуская из объятий Ранко. Девушка уселась у его ног и молча наблюдала за происходящим. Валяющиеся вокруг воины давно были без сознания, а многие и умерли, не выдержав волны такой мощи, ломающей кости и лишающей дыхания. Поле битвы выглядело полем мертвецов.
— Давай ты пробовать не будешь. Я знаю, у тебя получится. Но прежде чем решишь, что делать дальше, позволь мне кое-что сказать тебе. — Йут вышел вперед и пристально посмотрел в глаза бывшего эльфа.
— Йут, ты в своем уме? — раздалось сразу несколько голосов почти в унисон.
— Не в вашем, точно. И помолчите, пока я тут мироздание спасаю после ваших игр, — отозвался Итог.
— Но он же не сможет!
— Сможет. Он не держатель, он не ифирин.
— Говори, — прервал спор Аш, тяжело глядя на Йута.
— Конечно, ты увидел правду и теперь взбешен. Только ты не всё увидел. Не туда смотрел. Твой взор был обращен на то, что причинило тебе боль, и ты не заметил главного. Если посмотришь, то поймешь, что эти разгильдяи ничего не натворили, — Йут говорил ровно и размеренно. Ифи присмирели.
— По-твоему, это ничего? Ее смерть — это ничего? Кошмар, в который превратили ее жизнь, — это ничего?! — Аш постепенно закипал.
— А ты посмотри глубже. Теперь ведь в твоем распоряжении вся память ифирина. Посмотри же, что такое Перекресток! Пойми, что никто никого не убивал!
Аш содрогнулся. Сосредоточился и нырнул в глубины памяти держателя стихий. Настолько глубоко, что смог разглядеть, как было создано межмирье. Обратная сторона мироздания. Связующая цепь стихий — и стержень, удерживающий равновесие. Такое зыбкое — чуть тронь, и всё поглотит хаос. Начало и конец перерождений. И отпрянул, испугавшись, зажимая рот рукой.
— Она... она... не умерла... потому что уже была мертва?
— Да. Перекресток — это место отдохновения душ перед перерождением. Сюда они приходят после того, что вы зовете смертью. Отсюда и уходят в новую жизнь. И это лишь твоя затея. Это ты дал им тела и позволил продолжать путь. Все, кто попадает в межмирье — туда, где ты создал эту иллюзию мира, — продолжают жить. Но все они мертвы. И "умирая" здесь — они рождаются в других мирах. Сам того не понимая, ты подарил шимам игрушку, возможность наблюдать видимость жизни и иногда вмешиваться в нее. Но это никоим образом не влияет на круговорот жизни в целом. Они приходят и уходят в положенный им срок. Ты ведь теперь это видишь?
... смешливая девочка-эльфийка бежала к озеру в жаркий летний день, радостно улыбаясь, ощущая прохладу воды, в которую скоро окунется... не заметив кротовой рытвины под ногами... с размаху налетев виском на небольшой валун...
