— До тех пор, пока она не начнет вышивать для меня пару кальсон. Ну, знаешь, узелки...
Это заставило Хэла рассмеяться, отчего он ужасно закашлялся, но зато его лицо немного порозовело.
— Значит, ты не умираешь? — спросил Грей.
— Нет, — коротко ответил Хэл.
— Хорошо, — сказал Грей, улыбаясь брату. — И не надо.
Хэл моргнул и, припомнив случай, когда сам сказал Грею эти же слова, улыбнулся в ответ.
— Сильно постараюсь, — сказал он сухо, после чего, повернувшись к Минни, любовно положил ладонь на ее руку. — Дорогая...
— Я прикажу подать чаю, — сказала она, тут же вставая. — И хороший горячий завтрак, — добавила она после испытующего взгляда на Грея и тихонько закрыла за собой дверь.
— Что случилось? — Хэл немного приподнялся на своих подушках, не обращая внимания на окровавленную ткань, обернутую вокруг его предплечья. — Есть новости?
— Очень немного. Зато великое множество тревожных вопросов.
Известие о пленении Генри в виде записки для Хэла было вложено в письмо, написанное лорду Джону одним из его знакомых по миру шпионажа. В нем содержался ответ на вопрос относительно известных связей некого Персиваля Бошана. Но Грею не хотелось обсуждать это с Хэлом, пока он не увиделся с Несси, да и в любом случае, Хэл был не в состоянии ничего обсуждать.
— Никаких известных связей между Бичемом и Верженом, — тут упоминался французский министр иностранных дел, — но его часто видели в компании Бомарше. (Пьер Огюстен Бомарше — французский драматург и публицист, автор пьес о Фигаро. Во время Войны за независимость США Бомарше занимался поставками оружия американцам. — прим. пер.)
Это спровоцировало очередной приступ кашля.
— Чертовски неудивительно, — хрипло заметил Хэл, перестав кашлять. — Без сомнения, взаимный интерес к охоте? — эта последняя фраза была весьма саркастичным указанием — как на нелюбовь Бичема к кровавым видам спорта, так и на титул Бомарше — 'Генерал-лейтенант Охоты', пожалованный тому несколько лет назад еще предыдущим королем.
— И, — продолжил Грей, проигнорировав все последнее, — с неким Сайласом Дином.
Хэл нахмурился.
— Кто это?
— Американский торговец. В Париже находится по поручению Американского Конгресса. По большей части он околачивается вокруг Бомарше. Видели, как он разговаривал с Верженом.
— А, этот, — Хэл хлопнул рукой. — Слышал о нем. Кое-что.
— А ты слышал о фирме под названием 'Родриго Хорталес и Ко'?
— Нет. Звучит по-испански, правда?
— Или по-португальски. Мой осведомитель не знает ничего, кроме этого названия и слухов о том, что Бомарше имеет какое-то отношениек делу.
Хэл хмыкнул и откинулся назад.
— Этот Бомарше чем только не занимается. Да Боже мой, он даже часы делает, словно писать пьесы ему недостаточно. А Бичем имеет какое-нибудь отношение к этой фирме?
— Неизвестно. Тут только неопределенные связи, и ничего более. Я просил выяснить все, что только можно, все, что имеет хоть какое-то отношение к Бичему или к американцам — я имею в виду, не общеизвестную информацию. И вот это пришло в ответ.
Тонкие пальцы Хэла непрестанно выстукивали на покрывале гаммы.
— А твой осведомитель знает, чем занимается эта испанская компания?
— Торговлей, чем еще? — иронически ответил Грей, и Хэл фыркнул.
— Если бы они также были банкирами, я бы сказал, что ты кое-что нашел.
— Да, могло быть и так. Но, думаю, единственный способ узнать — это поехать и покопаться там острой палочкой. У меня карета до Дувра через... — Грей прищурился на едва различимые в полутьме дорожные часы, стоявшие на каминной полке, — ...три часа. (Дорожные часы — небольшие прямоугольные бронзовые часы с ручкой в верхней части корпуса (очень распространенные в то время) — прим. пер.)
— А.
Голос ничего не выражал, но Грей действительно очень хорошо знал своего брата.
— Я вернусь из Франции самое позднее к концу марта, — сказал он и мягко добавил: — И буду на первом же корабле, который в новом году отправится в Колонии, Хэл. И я привезу назад Генри.
'Живым или мертвым'. Никто из них этих слов не произнес: им и не нужно было.
— Я буду здесь, когда ты вернешься, — наконец тихо сказал Хэл.
Грей положил ладонь поверх руки брата, он тут же повернул ее, и их ладони соединились. Рука Хэла, может, и выглядела слабой, но Грей приободрился от непреклонной силы ее хватки. Так они и сидели, взявшись за руки и не говоря ни слова, пока в открывшуюся дверь боком не вошел Артур — теперь полностью одетый. Он нес огромный — размером с карточный столик — поднос, уставленный беконом, колбасками, почками, копчеными селедками, яйцами в сливочном масле, жареными грибами и помидорами. Там были также тосты, джем, мармелад, огромный чайник ароматного дымящегося чая, чашки с сахаром и молоком. А перед Хэлом лакей церемонно поставил накрытую салфеткой тарелку, полную противной жидкой каши.
Артур поклонился и вышел, оставив Грея гадать: был ли он тем самым лакеем, который ходит к Несси по четвергам. Обернувшись, Грей увидел, как Хэл накладывает себе большую порцию почек с его тарелки.
— А ты не должен есть свою размазню? — поинтересовался лорд Джон.
— Только не говори, что и ты намерен поторопить меня в могилу, — закрыв глаза в мимолетном экстазе, ответил жующий Хэл. — Как, черт возьми, все ожидают, чтобы я выздоровел, поедая нечто вроде сухариков и кашки... — выдохнув, он подцепил следующую почку.
— Как думаешь, это именно с сердцем проблемы? — спросил Грей.
Хэл покачал головой.
— Я и правда не думаю, что это сердце, — ответил он отстранено. — Я прислушивался к нему, понимаешь, после первого приступа. Бьется, как обычно, — Хэл замолчал, чтобы, повернув зажатую в кулак вилку зубцами наружу, для убедительности стукнуть себя в грудь. — Здесь не болит. А ведь должно бы, так ведь?
Грей пожал плечами.
— А что тогда это был за приступ?
Хэл проглотил последний кусочек почки и потянулся за тостом, намазанным маслом, беря в другую руку нож для мармелада.
— Не мог дышать, — сказал он небрежно. — Посинел, ну, и тому подобное.
— О, тогда понятно.
— Сейчас я чувствую себя лучше, — немного удивленно произнес Хэл.
— Да? — улыбнулся Грей.
На мгновение лорд Джон засомневался, но, в конце концов... Он уезжает за границу, а всякие неожиданности не только могут приключиться, но часто и происходят. Лучше не оставлять дело в подвешенном состоянии — просто на случай, если с одним из них что-нибудь случится.
— Что ж, тогда... Если ты уверен, что от легкого потрясения твои бренные останки не рассыплются, позволь мне кое-что тебе рассказать.
Новости о существующих между Дотти и Уильямом нежных чувствах заставили Хэла моргнуть и на мгновение перестать есть. Но после недолгого размышления он кивнул и снова принялся жевать.
— Ладно, — сказал он.
— Ладно? — повторил Грей. — Ты не возражаешь?
— Вряд ли тебе бы это понравилось, если бы я возражал, да?
— Если ты считаешь, я поверю в то, что забота о моих чувствах хоть как-нибудь повлияла бы на твои действия, то твоя болезнь повредила тебя сильнее, чем я думал.
Коротко улыбнувшись, Хэл допил чай.
— Нет, — сказал он, отставляя пустую чашку. — Не то. Просто... — Хэл отклонился, сложив руки поверх своего чуть-чуть выступающего живота, и прямо посмотрел на Грея. — Я могу умереть. Не собираюсь, даже не думай так. Но могу. И я умру спокойнее, если буду знать, что жизнь Дотти устроена с кем-то, кто защитит ее и как следует о ней позаботится.
— Я польщен тем, что ты думаешь, Уильям сможет, — сухо произнес Грей, хотя на самом деле ему было невероятно приятно.
— Конечно, сможет, — искренне сказал Хэл. — Он ведь твой сын, да?
Откуда-то издалека донесся звон церковного колокола, и Грей вспомнил:
— О! — произнес он. — Счастливого Рождества!
Хэл выглядел столь же удивленным, но потом улыбнулся.
— И тебе тоже.
КОГДА ГРЕЙ ОТПРАВИЛСЯ В ДУВР, Рождественское настроение по-прежнему переполняло его, причем — буквально, поскольку карманы его пальто были набиты сладостями и маленькими подарочками. А подмышкой он нес сверток, в котором находились пресловутые домашние тапочки, щедро украшенные кувшинками и зелеными лягушками, вышитыми шерстяными нитками. Лорд Джон обнял Дотти, когда она подарила их, и успел шепнуть ей на ухо, что ее поручение выполнено. Племянница с таким напором его поцеловала, что Грей все еще ощущал место поцелуя и рассеянно потер щеку.
Надо сразу же написать Уильяму... Хотя, на самом деле, особенной спешки не было, поскольку письмо в Америку доставят не раньше, чем сам лорд Джон туда доберется. Он действительно собирался сделать то, о чем говорил Хэлу: весной Грей будет на корабле, как только тот сможет расправить паруса. Он лишь надеялся, что успеет вовремя.
И не только ради Генри.
Как он и ожидал, дороги были ужасными, а паром до Кале — еще хуже, но Грей не замечал холода и неудобств путешествия. И раз уж беспокойство о брате немного улеглось, он решил подумать о том, что поведала ему Несси... Частью этой информации он хотел поделиться с Хэлом, но не стал, не желая загружать голову брата — на тот случай, если это помешает его выздоровлению.
— Ваш француз сюда не приходил, — сказал ему Несси, облизывая сахар со своих пальцев. — Но он завсегдатай у Джексона, когда бывает в городе. А сейчас он уехал; говорят, обратно во Францию.
— У Джексона, — размышляя, медленно проговорил лорд Джон.
Сам Грей не опекал публичные дома — за исключением заведения Несси — но он определенно знал особняк Джексона и бывал там пару раз с друзьями. Бордель, предлагавший музыку на первом этаже, игры — на втором и более приватные развлечения — этажом выше. Весьма популярный среди армейских офицеров среднего эшелона. Но не из тех, в которых угождали специфическим пристрастиям Перси Бичема — Грей знал наверняка.
— Понятно, — сказал он, спокойно попивая чай и ощущая, как в ушах колотится пульс. — А ты когда-нибудь сталкивалась с офицером по имени Рэндалл-Айзекс?
Это и была та часть письма, о которой он не рассказал Хэлу. Осведомитель Грея сообщал, что армейского офицера Дэниса Рэндалла-Айзекса часто видели в компании с Бичемом — как во Франции, так и в Лондоне. И имя вонзилось в сердце Грея, словно ледяная иголка.
Это могло быть не более чем совпадением, — что известный связью с Перси Бичемом человек взял Уильяма в экспедицию в Квебек. Но будь он проклят, если думает, что это так.
При упоминании имени 'Рэндалл-Айзекс' Несси подняла голову, словно собака, услышавшая шорох в кустах.
— Да, сталкивалась, — сказала она медленно. На ее нижней губе осталась крупинка мелкого сахара, Грею хотелось стереть ее с губ Несси — и при других обстоятельствах, он бы так и сделал. — Или слышала о нем. Говорят, он еврей.
— Еврей? — поразился Грей. — Точно нет. — Еврею никогда бы не позволили получить звание в армии или на флоте — равно как и католику.
Несси изогнула темную бровь.
— Вероятно, он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, — произнесла она и, словно кошка, слизнула с губы сахаринку. — Но если нет, он должен держаться подальше от домов терпимости — это все, что я могу сказать!
Несс искренне расхохоталась, затем, посерьезнев, поправила на плечах халат и уставилась на Грея темными в свете огня глазами.
— Он тоже как-то связан с твоим парнишкой — тот французик, — сказала она. — Потому что одна из девочек Джексона сообщила мне о некоем еврейском молодчике, и о том, как она просто обалдела, когда тот снял свои бриджи. Девица сказала, что отказалась бы, но там находился его дружок, француз, желавший наблюдать. И когда он — французик, я имею в виду, — понял, что она уходит, то удвоил цену, и девочка согласилась. Она говорила, что когда дело доходит прямо до... — и тут Несси похотливо улыбнулась, зажав кончик языка передними зубами — теми, которые у нее все еще были. — Это слаще, чем с другими.
— Слаще, чем с другими, — рассеянно пробормотал Грей себе под нос, почти не заметив настороженного взгляда, который бросил на него единственный, кроме самого Грея, пассажир парома, достаточно стойкий, чтобы находиться на палубе. — Чертов ад!
Над Каналом валил густой снег, летевший почти горизонтально сейчас, когда завывающий ветер сменил направление, и корабль тошнотворно накренился. Другой мужчина, отряхиваясь, спустился вниз, оставив Грея поедать из маленькой баночки в его кармане персики в бренди и мрачно смотреть на приближающийся французский берег, иногда мелькавший сквозь низколежащие облака.
'24 декабря, 1776.
Город Квебек.
Дорогой папả. Пишу тебе из монастыря. Спешу объяснить: нет, это не один из тех, что в Ковент-Гардене (Ковент-Гарден — район в центре Лондона, который в XVIII веке стал известным кварталом красных фонарей — прим. пер.), а настоящий католический монастырь, которым управляют монашки-урсулинки. (Католическое 'Общество Святой Урсулы', чьей главной целью было католическое образование. Существовали монастыри в Италии, Франции, французские урсулинки вели миссию в Квебеке среди индейцев — прим. пер.)
Мы с капитаном Рэндаллом-Айзексом прибыли в Цитадель в конце октября, намереваясь навестить сэра Гая и узнать его мнение по поводу местных настроений относительно восстания американцев. Но нам сказали, что сэр Гай направился в форт Сен-Жан, чтобы лично расправиться со вспыхнувшим мятежом. Произошло морское сражение (или, полагаю, так я должен его называть) на озере Шамплейн — узком водоеме, соединенном с озером Джордж, которое, возможно, тебе знакомо еще с тех времен, когда ты сам находился здесь.
Я очень хотел присоединиться к сэру Гаю, но капитан Рэндалл-Айзекс был против из-за времени года и предполагаемого расстояния. На самом деле его мнение оказалось верным: следующий день принес ледяной дождь, который вскоре сменился яростной завывающей пургой. Небо потемнело настолько, что невозможно было отличить день от ночи. Буран за несколько часов похоронил землю под снегом и льдом. Наблюдая за этим Спектаклем Природы, я признаю, что основательно пересмотрел свое разочарование по поводу упущенной возможности присоединиться к сэру Гаю.
Как бы то ни было, я в любом случае опоздал бы, поскольку сражение уже состоялось 1 октября. Но подробностей мы не знали до середины ноября, пока несколько гессенских офицеров из полка барона фон Ридезеля не прибыли в Цитадель с новостями.
Скорее всего, к тому времени, когда получишь это письмо, ты услышишь более официальное и полное описание этого сражения, но могут быть некоторые интересные подробности, опущенные в официальной версии. И если говорить честно, то составление этого отчета — единственное занятие, доступное мне в данный момент, поскольку я отклонил любезное приглашение Матушки Настоятельницы присутствовать на мессе, которую будут служить в полночь по случаю Рождества. (Колокола городских церквей звонят каждые четверть часа, отмечая время и днем, и ночью. Часовня монастыря расположена прямо позади стены гостевого дома, на самом верхнем этаже которого меня поселили, и когда я лежу в кровати, колокол находится примерно в двадцати футах от моей головы. Так что могу правдиво сообщить тебе, что сейчас 21.15).
