— Не думал, что улицы Конохи когда-нибудь станут небезопасны для ее жителей.
— А ты не думай. Бывают моменты, когда слишком много думать — вредно. И сейчас как раз такое время, Шикамару. Ты молодец, что понимаешь все сам, без подсказки, так пойми и то, что трепать языком в нынешних условиях — не лучший выбор. Не будешь держать его за зубами — приобретешь себе кучу ненужных проблем. Игры закончились. Пришла пора суровых, жестких, но необходимых мер, и будет нехорошо, если от них пострадают ни в чем не повинные граждане Конохи.
Спорить с Хатаке было бесполезно. То, о чем он намеревался просить Шикамару, сильно беспокоило его, но сам он почему-то не мог этого сделать.
— Этой ночью в Конохе мы проводим чистку рядов...
— Чистку?! — ошеломленно выдохнул чуунин.
— Да, чистку, Шикамару. И не только в Конохе — по всей стране. Чиновники, политики, журналисты, аристократы — все диссиденты, критиковавшие даймё за безжалостное порабощение Края Рек, будут арестованы. Кого-то ликвидируют, кому-то предъявят обвинения, оставшихся припугнут. Хокаге-сама не отстает от Владыки, она тоже жаждет укрепить свою власть, избавившись от всех, кто косо на нее поглядывал. Тебе незачем знать всю правду. И не спрашивай меня, кого арестуют. От тебя требуется следующее: в течение получаса оббежать дома Хагане, Акимичи, Харуно, и сказать им, чтобы сидели тише воды, ниже травы. Они все — верные вассалы Хокаге-сама, но их импульсивность может сыграть с ними злую шутку. Супругам Харуно скажи, что их дочь скоро вернется к ним целой и невредимой. Так и передай. И знаешь, что... заскочи еще к Намиаши. Райдо на днях выражал свою ностальгию по правлению Третьего, причем делал это весьма несдержанно. Он мой товарищ, и я не хочу, чтобы он оказался втянут в...
— А Инузука? — грубо прервал его Шикамару. — Как насчет Инузука?! Киба был взбешен убийством Ханы. Его мать винила во всем Пятую, а он, дурак, наслушался и потом прилюдно нес всякий бред про Хокаге-сама.
Какаши не колебался ни секунды:
— К Инузукам не ходи.
— А если пойду?
— К. Инузукам. Не. Ходи, — раздельно проговорил Хатаке. — Больше повторять не стану. Чистка начинается буквально через тридцать минут. Рванешь к Инузукам — не успеешь предупредить Акимичи и остальных.
— Вы нарочно дали мне так мало времени? — оскалился чуунин. — Нарочно, да?!
— Подумай о своем клане, Шикамару. Нара ценны для нас, но отнюдь не незаменимы. Надеюсь, ты не наделаешь глупостей. Не попадайся ANBU, Пятая настроена всерьез, — его голос в прохладной пустоте ночи звучал глухо, зловеще. — И мой тебе совет: заканчивай с наркотой.
— Ага. Давайте, арестуйте меня за это, Какаши-сан! — фыркнул Нара, но тот его уже не слышал. Качнулись кусты, смыкаясь за худой спиной убегающего дзеунина, а вслед за ним умчался и Паккун, напоследок обозвав чуунина дегенератом
Шикамару потянул из кармана хронометр, полученный им в подарок от Темари на Новый Год. Двадцать два пятьдесят одна. Сколько у него еще осталось времени?
'Успею, — подумал чуунин, срываясь с места, — и к Акимичи, и к Харуно, и к Намиаши. И к Инузукам! Раздери меня черти, если не успею!'
* * *
Два кружочка ушей, бусинки глаз, усы, нос, лапки и длинный хвост. А этот приплюснутый овал будет туловищем. На мышь похоже весьма отдаленно, но для чоуджуу гига даже лучше, когда животное изображается гротескно или схематично. Так у него будет меньше соблазну вести себя, как и положено изображенной на бумаге твари. То есть если Сай нарисует мышь во всех ее анатомических подробностях, а затем сложит необходимые для чоуджуу гига печати, серая чертовка, соскочив со свитка, скорее всего, стремглав бросится разыскивать какую-нибудь щель или дырку в плинтусе, где спустя пару минут и растечется чернильной лужицей. Она так и не успеет понять, что ее мнимая жизнь была лишь мимолетным мороком, а каллиграф, в свою очередь, не достигнет желаемой цели, впустую растратив те крохи чакры, которые он ценой неимоверных усилий еле-еле наловчился концентрировать в ослабших после ранения руках. Поэтому такое вот кавайное чудище.
Сай никогда не боялся, что его рисунки примут за мазню пятилетнего ребенка. Главное, чтобы техника работала безупречно. С тигром, медведем или орлом — там сложнее. Они должны летать, угрожающе рычать или драться, словом, выполнять комплексные действия, зачастую требующие от них принятия самостоятельных решений. Значит, и чакры надо больше, и рисовать их предпочтительней в стиле суми-ё или кара-э — все зависит от конкретной задачи. А для мыши и так сойдет.
Чоуджуу гига. Техника, более искусная и изощренная, чем аристократическое райкири Учихи Сазке или брутальные приемы Узумаки Наруто. Оружие настоящего мастера. Мышь, блеклая, как пергамент, на котором была нарисована, отслоилась от свитка, моргнула глазами-точками, смешно повела носом и несмело, будто пробуя свои кривые лапки, пару раз пробежалась туда-сюда по листу.
— Иди, — дрожащим от усталости голосом сказал ей Сай, — давай. Покажи мне, что там делается.
Она не могла его слышать — слух был ей ни к чему, как и обоняние, и вкус. Просто юноша не был уверен, что в его теперешнем состоянии заставит мышь подчиниться одним только мысленным приказом. Негодница почувствовала его слабость и попыталась улизнуть под одеяло, но безуспешно.
— Иди! В окно! В окно, кому говорю! — в мозг Сая словно вонзили десяток ржавых железных игл. Не хватит сил до окна, так хоть сгонит ее с кровати, чтоб не испачкать больничную простынь чернильным пятном и не получить нагоняй от медсестры.
Целая вечность прошла, прежде чем мышь, слегка измарав расплывающимся хвостом стену, забралась на подоконник и выползла наружу. Сай велел ей спрыгнуть на металлический козырек, идущий на уровне пола четвертого этажа, и ползти налево, до угла. Отсчитав тридцать секунд, он, чуть не крича от раздирающей его боли, сложил четыре дополнительные печати и увидел улицу глазами нарисованной мыши.
Он немного ошибся — мышь не доползла до угла какие-то полтора метра, но и отсюда шумный перекресток возле деревенского госпиталя прекрасно просматривался. Точнее, это днем он был шумным, а сейчас стояла тихая безлунная ночь. Горели фонари, свет изливался из окон домов, но безмятежность эта скрывала в себе какую-то западню, какую-то неуловимую странность.
А что-то странное определенно происходило. Основная часть крыш в Конохе покрыта либо черепицей, либо кровельным железом, поэтому, когда какой-нибудь синоби решает срезать путь, сигая с дома на дом, это хорошо слышно и жителям дома, и случайным прохожим. Такой способ передвижения разрешен лишь в экстренных ситуациях (так заведено, во-первых, для снижения износа кровель, а во-вторых, администрация Хокаге устала разбирать жалобы на молодежь, топотом сверху раздражающую добропорядочных граждан Деревни и не дающую им спать). В любое время суток за исполнением 'постановления о культуре передвижения' зорко следила деревенская полиция. Пойманного нарушителя, будь он хоть генин, хоть дзеунин, ожидал крупный штраф и строгий выговор с занесением в личную карту.
Постановление, впрочем, регулярно нарушали: чаще на спор, чем по реальной необходимости, но все равно не так часто, как сегодня ночью. За этот час по крышам домов, стоящим через дорогу от госпиталя пробежались не раз и не два, хотя, по словам медсестры, в Конохе был объявлен комендантский час. Около полуночи Саю надоело строить предположения и стало интересно узнать, что же послужило причиной подобного ажиотажа.
Мышь продвинулась на угол карниза и повернула налево, по ходу Седьмой Южной улицы, начинающейся у Академии синоби и упирающейся в военный архив Конохи. Улицу уже десять лет хотели закатать в асфальт, но все как-то не сподобились, и на неподвижной глади многочисленных луж, оставшихся после недавнего дождя, юноша видел отражение звезд. Вот их закрыла тень — промелькнула и исчезла в подворотне. За ней метнулась вторая, но, не добежав, споткнулась и упала в грязь. Сай больше угадал, чем разглядел, почему: в спину тени вонзился кунай, брошенный, наверное, с крыши соседнего дома.
— Юкимура! — истошный, полный отчаянья вопль долетел приглушенно, как бы издалека, потому что Сай услышал его своими ушами, из расположенной за углом палаты госпиталя. — Гады! Проклятые изверги! Да что ж вы творите-то, суки?!
Кричавшему — тому, что скрылся в подворотне — не ответили. Или каллиграф просто не разобрал. Видеть бой и не слышать его, было Саю в диковинку. Сверкнули кунаи: один, второй — затаившийся во тьме синоби отбил их, и в тот же миг на него накинулись сверху. Слету ударили катаной, но он увернулся, распластавшись на земле, перекатился и, вскакивая, пнул нападавшего в лицо. Что-то хрустнуло под его ботинком. Сай думал: череп, но оказалось — белая маска, украшенная ястребиным клювом.
ANBU? Зачем они охотятся на этих двоих? И кого убивают здесь, на улицах Конохи?
Беглеца атаковали сзади, ударом короткого ножа в поясницу. Брызнула кровь. Нет, точно ANBU. Даже Корень формирует звенья по четыре бойца, чего уж говорить про оперативные части? И только ANBU по некоей древней прихоти Второго Хокаге, учредившего это подразделение, упорно предпочитают непрактичные тройки. Метатель кунаев тем временем спрыгнул с крыши и бросился врукопашную, к нему присоединились боец с ножом и тот, с расквашенным носом, и втроем они быстро управились с раненым противником.
С полминуты мышь неподвижно созерцала троих ассасинов, склонившихся над трупом убитого синоби. Вот они обратились к безвестному Юкимуре, лежащему лицом в подернутой коркою льда луже, и на этот раз совещались чуть дольше. Кажется, они были не удовлетворены. Или им не понравилось то, что они сделали, потому что метавший кунаи внезапно выпрямился и с нескрываемой злобой пнул мертвое тело ногой.
Интересно, что у них пошло не так? Сай велел своему наблюдателю проползти еще немного вперед, на самый край карниза. Будто почувствовав это, троица вздрогнула и посмотрела прямо на мышь. Сай тоже вздрогнул, но от страха, а не от неожиданности, и торопливо прервал технику.
Каллиграф слышал, как по крыше барабанят ноги приближающихся ANBU, как один из них хватается за водосточную трубу и, оттолкнувшись от нее, прыгает к нему на подоконник. Но в окне палаты, где только что — как показалось бдительному бойцу — горел свет, уже было темно, а ее обитатель мирно сопел на койке, с головой накрывшись одеялом. Ассасин прислушался к его размеренному дыханию, с отвращением потянул носом воздух, полный тошнотворных запахов мочи и немытого тела, и заметил под кроватью больничную утку — явный признак того, что помещенный сюда больной прикован к постели. Этот, даже если что-то и умышлял, не представлял опасности.
— Смотри у меня, — на всякий случай громко произнес убийца, досадуя на нехватку времени, и, подав товарищам знак, что беспокоиться не стоит, спрыгнул в больничный сад.
* * *
В Конохе вся земля была поделена. Каждый клан, начиная с влиятельных Хьюга и заканчивая полунищими Харуно, имел свою славную историю (варьировавшуюся от столетий до нескольких лет), боевые (и не очень) традиции и дворянский гонор, а, следовательно, и запросы на обладание землей — основным мерилом их благородного статуса. В то время как те же Хьюга или Сенджу могли жить одними налогами со своих подданных, большинство других кланов зарабатывали деньги исключительно за счет личного воинского мастерства, выполняя миссии Хокаге, а земли имели ровно столько, сколько хватало на постройку дома в Конохе. Слова 'гектар' и 'квадратный метр' были в Деревне глубоко сакральными, а вечные территориальные споры между кланами постоянно подливали масла в огонь. Неудивительно, что при такой поместной лихорадке не только земля, но и ее недра тут кому-то принадлежали.
Кто дал коллаборационисту Данзо мандат на устроение в пещерах под Деревней укрепленной базы Корня, и почему ни Третий, ни Четвертый Хокаге, равно не жаловавшие колченогого интригана, до сих пор его оттуда не вытурили — было тайной, покрытой мраком, столь же пыльным и непроглядным, как и сами эти туннели.
Дзирайя тоже этого не знал. В данный момент саннин скорчился за большим ребристым валуном посреди просторной каверны и из-за него наблюдал за развилкой двух темных проходов, уводящих в недра Скалы Хокаге. Левый, как он помнил, заканчивался тупиком, а в правом, скрываясь в естественных нишах, затаились ниндзя Корня, настроенные держаться до конца. Сколько их там — одному Жабьему Богу ведомо. Вход в правый ход был выжжен катоном кого-то из обороняющихся. В пятне жирной черной сажи, источая запах паленого мяса, лежали два обугленных тела — их одежда, снаряжение и белые маски сгорели дотла. Третий валялся рядом с сюрикеном в горле. Это ANBU, не дожидаясь Дзирайи, самонадеянно попытались сунуться туда, да получили на орехи.
— Бойцы Корня! — крикнул отшельник в черный зев прохода. — Никто не сомневается в вашей доблести и приверженности Духу Огня, но вы не тем способом доказываете свою верность Конохе! У вас нет шансов в этом бою! Сдавайтесь! Каждому, кто сейчас сложит оружие, я, саннин Дзирайя, от имени Пятой Хокаге гарантирую жизнь и дальнейшую службу в регулярных отрядах ANBU, оперативных или гарнизонных частях — на ваш выбор! Вам ничего не будет, я клянусь!
— Бесполезно, Дзирайя-сама, — сказал синоби в совиной маске, ведущий той шестерки ANBU, что сопровождала саннина, — этих фанатиков ничем не проймешь.
— Вам бы их фанатизм, оболтусы! И их выучку! — проворчал Дзирайя. — Так, слушайте сюда: я иду первым, вы — за мной, но только не след в след! Обождите чуток и не лезьте скопом, не толпитесь: я-то от их катона заслонюсь, а вас накроет.
— Есть, Дзирайя-сама! — кивнул ассасин и повернулся к своим. — Всем ясно? Приготовьтесь.
Цунаде, имея полное представление о его возможностях, одарила его самым сложным заданием: уничтожить Данзо, раздавить его и его Корень, ибо невозможно было боле терпеть этот гнойник на теле Конохи.
Дзирайя потерял двоих бойцов в схватке, четверо подорвались на растяжках, расставленных Корнем, еще трое погибли здесь, но в целом он был доволен, так как ожидал на порядок более высокие потери. Счет убитых людей Данзо перевалил за второй десяток, и никто из них не сдался и не попросил пощады. Такое соотношение согревало саннину душу, однако если он не поторопится, и Данзо успеет сбежать, все эти жертвы будут напрасными.
Как обычно, времени у него нет. Корень чувствует его. Корень понимает, что обречен. Против саннина им не выстоять: ни всем вместе, ни поодиночке. Они пытаются затянуть эту схватку как можно дольше, а, выходит, у Данзо есть план и путь к отступлению, хотя Дзирайя был уверен, что перекрыл все туннели.
Его о чем-то спросили, но желудок саннина, его гортань, рот и нос уже распирало от густой маслянистой жидкости, и на какие-то пару мгновений ничто в целом мире не занимало его так, как потребность срочно ее извергнуть. Отринув осторожность, Дзирайя поднялся в полный рост и плюнул мощной струею жабьего масла в зев удерживаемого Корнем прохода. Он даже не ожидал, что напор получится таким сильным. Тугая, как из пожарного брандспойта, струя выстрелила на много метров в темноту. Она металась по стенам, полу и полотку каменного лаза, сшибала затаившихся врагов с ног, покрывая все вокруг толстым слоем пахучей легковоспламеняющейся субстанции.
