Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Самой хозяйки в комнате не обнаружилось, но на ее кровати спал полностью одетый Стефан. Эрле бросилось в глаза, что даже во сне он выглядел не очень здоровым: синеватые тени на скулах, вытянувшееся и побледневшее лицо, рот страдальчески оскален, волосы прилипли к вискам от выступившей на лбу испарины... Не просыпаясь, молодой человек пробормотал что-то и перевернулся на бок, заслонив рукой лицо, словно пытаясь от чего-то защититься, и снова невнятно забормотал.
К кольцу потянулась рука и аккуратно закрыла дверь. Эрле обернулась и увидела Анну — немного смущенную, немного испуганную, но глядящую с вызовом и вполне готовую сразиться за Стефана со всем миром.
— И долго он тут пробудет? — спросила Эрле с напускной безразличностью.
— Он очень устал. Ему нужен отдых, — защищаясь, проговорила Анна.
— Но ты же не можешь не понимать, что для него же будет лучше, если он уедет из города, и поскорее! Ты что же, боишься, что он не захочет взять тебя с собой?
Анна улыбнулась вымученно и покачала головой.
— Мы уедем вместе. В Таххен, к его родителям.
Эрле долго молчала, вглядываясь в лицо девушки. Она никак не ожидала, что Анна сама выберет этот город. Даже уговаривать не надо. Но какова лгунья, а?
— Родители Стефана живут в Вальенсе.
Анна слегка побледнела, дрогнула губами, отступила на шаг, коснувшись двери спиной, и повторила с упрямым ужасом:
— Нет, мы поедем в Таххен!
Эрле устало вздохнула.
— Ну ладно, дело твое, в Таххен — так в Таххен. Но учти, что там живет воспитавший меня человек, и мне не хотелось бы навлечь на него неприятности, — поймав недоуменно-испуганный взгляд девушки, добавила: — Я дам тебе письмо и попрошу его помочь вам обустроиться. Только дай мне слово, что ты ни в чем таком не замешана... Ну, не убила никого, не обокрала, и в Вальенс боишься ехать не потому, что тебя там за это схватят.
Анна слушала, едва веря своим ушам. На щеках появилось слабое подобие румянца, взгляд из затравленного стал почти животно благодарным.
— Там ба... барон, — созналась она тихо. И добавила чуть-чуть погромче: — Там, в Вальенсе...
— Ах вот оно что! — Эрле осенила догадка, тут же все расставившая по местам. — Так он тебя вовсе не отпускал, ты сама от него сбежала, да?
Девушка медленно кивнула.
— Так что же ты сразу не сказала?! Я уж Бог весть что подумать успела, а все, оказывается, так просто! — Эрле чуть не засмеялась от облегчения и, не давая Анне ответить, продолжила дружелюбно: — Туда добираться — недели полторы-две. Границу пересечь — легче легкого, солдаты за пару монет и ослепнут, и оглохнут, и онемеют. А в Таххене вам поможет устроиться отец Теодор — помнишь, я про него рассказывала? — спросите церковь Святого Варфоломея, ее там все знают, отдашь письмо, скажешь — это от Эрле... да что с тобой? — увлекшаяся планами девушка только сейчас заметила странную гримасу на лице Анны — словно та увидела паука на платье: и раздавить боязно, и отпрыгнуть не получится. — В чем дело, Анна?
— Священник? — негромко переспросила девушка, и в одном этом слове было столько гадливости, что Эрле надолго замолчала. Поняв, покачала головой.
— Так вот значит как... А что же его просьба к хозяину золотошвейной мастерской?
— Я не умею шить золотом, — опустив голову, обреченно призналась Анна. — Я там просто работала... за мастерицами убирала, по поручениям бегала, когда говорили...
— Это я знала, — сказала Эрле без всякого осуждения. — У какой же мастерицы иголки дома не найдется?.. А все же зря ты мне с самого начала правду не сказала. Я бы тебя шить научила.
Анна промолчала, только опустила голову еще ниже.
— Ладно, чего там... Все равно уже поздно. Надеюсь, отец Теодор хоть Стефана к чему-нибудь пристроит... Кстати, а он сам-то с тобой в Таххен ехать согласен?
— Ему... ему все равно, — тихо ответила Анна. — Он очень изменился после... после того, что произошло.
— А деньги на дорогу у вас есть? — продолжала расспрашивать Эрле.
— Д... да. Сегодня утром заходил М... Марк, — девушка в очередной раз сделала над собой усилие, чтобы выговорить это имя, — к Сте... к Стефану я его не пустила, сказала, что... ну да неважно. Он постоял тут и ушел... А потом я нашла кошелек на перилах. Верно, это он, больше некому...
"А ко мне даже не заглянул", — с невольной горечью подумала Эрле и тут же постаралась выбросить эти мысли из головы.
— Тем лучше, — произнесла она преувеличенно бодро.
— Я была несправедлива к нему, — сказала Анна шепотом. — Я думала — он Стефана то ли использует как-то, то ли обвинить в чем-то хочет... думала — арест его рук дело, так ему сгоряча и сказала, а он... а он...
— Я скажу ему, — пообещала Эрле. — Обязательно передам...
Но на сердце у нее было тяжело.
...Стефан и Анна зашли к ней утром — ненадолго, только попрощаться. Стефан казался подавленным и понурым, всегдашняя плутовская улыбка исчезла с его лица, а на лбу появились хмурые складки. Анна глядела на него с немым обожанием и вообще выглядела менее несчастной, чем обычно; Стефан и не думал от нее отстраняться. Почти машинально Эрле отметила, что зеленый ореол таланта вокруг его головы заметно поблек.
...Эрле прождала Марка целую неделю. Не раз и не два она ловила себя на том, что перед домом невольно ускоряет шаг, почти взлетает по ступенькам, а в дверь колотит так, что едва не рвется цепочка дверного молотка. Приходилось брать себя в руки, заставлять идти медленнее и в дверь стучать осторожнее. О Марке она старалась думать как можно меньше. Получалось плохо, и раздосадованная Эрле мстительно представляла, сколько хороших и добрых слов она ему выскажет, когда он все-таки соизволит объявиться. Порой ей казалось, что она была с ним слишком резка и больше его не увидит, и тогда она еле сдерживалась, чтобы немедленно не сорваться его искать. Приходилось одергивать себя, ссылаться на гордость и на то, что он все-таки обещал прийти сам.
Он появился, когда Эрле ждала этого меньше всего. Она кинулась ему навстречу, уронив на пол шитье и табурет. По пути споткнулась о вышедшего посмотреть на гостя Муркеля, кот обиженно мявкнул и ушел из комнаты. Все гневные слова тотчас же позабылись, и девушка чуть не бросилась Марку на шею, но вместо этого только взяла у него из рук плащ. Машинально попыталась повесить его на каминную решетку, чуть не уронила в огонь — Марк отобрал его и от греха подальше повесил на ширму. Только сейчас она заметила, что на нем дорожный костюм.
Юноша выглядел смущенным и немного настороженным — у нее хватило ума сообразить, что виной всему она сама, и чинно сесть на табурет, подняв с пола шитье. Марк взял себе из-за ширмы второй, устроился на нем подальше от Эрле, поближе к двери и долго сверлил взглядом шитье, не зная, о чем говорить. В итоге девушка не выдержала и заговорила первая.
— Как дела? — спросила она по возможности безразличнее.
— Спасибо, неплохо, — осторожно ответил Марк, поглядывая на нее искоса. — А у тебя?
— Очень хорошо, — с воодушевлением сказала девушка.
Наступило молчание. Эрле снова заговорила первой.
— А Анна тебе очень благодарна за тот кошелек, который ты им оставил.
— Я не оставлял им никакого кошелька, — решительно перебил Марк.
— Да? — смешалась Эрле. — Но Анна говорит...
— Анна может говорить все, что угодно, — перебил Марк еще решительней, — но я им все равно ничего не оставлял!
Окончательно смешавшись, девушка затихла. Марк поглядел на нее, вздохнул и чуть-чуть подвинул табурет.
— Эрле, — сказал он очень быстро, — Эрле, я думал — ты посланница герцога Фольтерверского и хочешь убедить городские власти открыть ворота его войскам, чтобы Ранница стала частью герцогства.
Сдавленным голосом она попыталась запротестовать, но он остановил ее коротким жестом.
— Не надо. Ничего не говори... Я не хочу ничего знать. Ни про заброшенный дом, ни про нищего, которому ты каждое утро подавала монетку, ни про Таххен, ни про... ни про Стефана. Мне лучше ничего не знать, — повторил он ожесточенно, глядя куда-то в сторону. — Потому что я уезжаю из города, и через неделю мой отчет будет лежать на столе начальника Тайного Отделения. И в этом отчете про тебя не будет ни слова. Так что, если хочешь, ты можешь вернуться в свой Таххен, — на этих словах Марку изменил голос, он коротко кашлянул и повторил уже тверже: — Если хочешь, — по-прежнему не глядя на Эрле, после чего встал и, как слепой, потянулся к ширме за плащом. Эрле поднялась на ноги, ловко вклинившись между плащом и Марком, спросила, открыто глядя ему в глаза и выделяя голосом каждое слово:
— А ты — еще — когда-нибудь — вернешься — в Ранницу?
— Я? В Ранницу? — переспросил ошарашенный Марк, невольно отступая на полшага в сторону.
— Ты. В Ранницу, — не без удовольствия подтвердила девушка.
— За-зачем? — спросил он глупо. Его лицо приобрело странное выражение, как будто он не знал, плакать ему или смеяться... брови все еще недоуменно хмурились, а губы уже начали расплываться в неудержимой улыбке. Эрле укоризненно покачала головой.
— Ну как же. Я хочу знать, имеет ли мне смысл ждать тебя здесь, или лучше поехать в столицу вслед за тобой — пусть я даже рискую оказаться на столе твоего начальника Тайного Отделения в ощипанном и изжаренном виде. — Она говорила легко и свободно, и никакого сомнения не могло быть в том, что слова ее искренни. Впрочем, Марк все равно услышал из них только первую половину. Он перестал пятиться вбок и уставился на девушку, как завороженный.
— Ты? Хочешь меня ждать? Зачем?
— Чтобы написать потом об этом отчет Генриху Фольтерверскому, зачем же еще, — не удержавшись, съехидничала Эрле и сопроводила свои слова выразительным взглядом.
— О-отчет? — Марк все еще не мог прийти в себя настолько, чтобы перестать заикаться.
— Да, — гордо подтвердила девушка. — Не все же одному тебе этим заниматься, должна же и я хоть разочек отчитаться перед кем-нибудь.
Марк подумал и сел обратно на табурет. По всей видимости, от ужаса у него подкосились ноги.
— Так ты собираешься ждать моего возвращения? — в очередной раз переспросил он, не в силах поверить, что она и в самом деле такое сказала. Эрле промолчала, выразительно поджав губы и всем видом показывая, что повторять сто раз одно и то же она не намерена.
— Эрле, я... — начал Марк и осекся, опять сбившись с мысли.
— Не надо. Ничего не говори, — перебила она его преувеличенно серьезным тоном. — Я не хочу ничего знать. — Эрле передразнила его настолько похоже, что Марк невольно улыбнулся. Потом его лицо вновь стало озабоченным.
— Но мне же нечего тебе предложить.
— Дурак, — сообщила Эрле беззлобно и добавила без перехода: — А вообще-то ты у меня уже засиделся. Смотри, на улице совсем темно. А ты должен выспаться, потому что тебе еще завтра вставать. Так что иди-ка ты, пожалуй, домой, иначе ни на какие отчеты сил не хватит. А когда сможешь и если захочешь — возвращайся в Ранницу. Я буду ждать.
— Эрле... — повторил он беспомощно, и его лицо вдруг сделалось совсем счастливым. Девушка посмотрела на него с интересом и сняла с ширмы подсохший плащ.
— На. И говори спасибо, что я сегодня добрая: так бы и ушел без него...
— Да, — благоговейно согласился Марк, покидая табурет. Эрле скептически выгнула бровь, но ничего не сказала. Он завладел ее рукой, скользнул по ней губами, после чего выпрямился и стал непроницаемым. Накинул на плечи плащ, недрогнувшей рукой застегнул его и пошел к двери, по дороге споткнувшись всего один раз. На пороге остановился, нерешительно обернулся, обвел взглядом комнату, словно хотел запечатлеть ее в памяти напоследок — горящий камин, отблески пламени на потолке, незапертые ставни, шитье снова на полу — девушка в сером домашнем платье, немного покраснела, руки сложены на коленях — и тихо сказал:
— До свидания.
Эрле поняла, что это не обещание, а констатация факта, и улыбнулась ему в ответ самыми кончиками губ.
После того, как уехал Марк, ей стало совсем невмоготу. Она не понимала, что с ней. Все шло отлично и в то же время отвратительно, таланты жителей Ранницы распускались, как цветы по весне — но ей хотелось забиться в угол, крепко зажмуриться и заткнуть уши — чтобы ничего не видеть, не чувствовать, не ощущать... Дни тянулись рывками — то едва плелись, наползая друг на друга, то вдруг пускались вскачь, так что она едва поспевала за ними — но все они были серые и далекие, как сквозь толстое оконное стекло.
И имя ее тоске было "Марк".
В то утро она возвращалась с мессы. Зимний ветер обжигал щеки, и Эрле машинально подняла воротник пелерины, чтобы хоть немножко их прикрыть. Под ногами похрустывал тонкий слой хорошо утоптанного снега, дышать было остро и колко, и девушка поневоле шла медленно. За ее спиной, над крышами домов и у самого плеча собора, багровым неровным пятном щурилось солнце, и бледно-голубое небо, затянутое белесой дымкой, казалось припорошенным все тем же бесконечным снегом.
Зима...
...Она надеялась, что в церкви ей станет легче — ошиблась, едва не задавленная великолепием убранства, позолотой, богатством стенных росписей, всепроникающим запахом свечного воска... захотелось на воздух, сбежала, не дожидаясь конца мессы — кажется, никто не заметил, и так бывала редко, да еще и сидела в последнем ряду, у самой двери... но легче опять же не стало. Бессмысленно вокруг, Господи, Твой храм давит мне на плечи, Твой мир тесен в груди и душит в горловине — убери это, все равно все ненужно и пусто... отпусти меня, распусти меня нитка за ниткой, как испорченный платок...
Солнце из-за крыш
Скалится нелепо.
Остается лишь —
Головою в небо...
Замерзшие губы сами по себе выводят несложный мотив.
"...головою в небо..."
Эрле поежилась.
Знобко-то как...
Хруст снега за спиной. Девушка обернулась — ее кто-то догонял. Движение оказалось слишком резким, в глазах немедленно потемнело, а когда прояснилось — преследователь уже был рядом. Синий плащ с меховой оторочкой. Знакомое доверчивое лицо, глаза — синие, глубокие, ясные, открытые, светлые пушистые волосы — шапочкой вокруг головы, узкий нос, четкая округлая линия подбородка, над верхней губой — светлый пушок будущих усов. И аура — такая пронзительно-синяя, что прочие цвета остались почти неразличимы. Себастьян.
— Здравствуйте, — сказал юноша и улыбнулся обезоруживающе. — Вы ведь только что ушли с мессы, верно? А я вас знаю. Я вас как-то раз рядом с Марком видел. Ведь вы же знаете Марка?
— Знаю, — подтвердила Эрле, и от пытливого взгляда юноши не укрылась ее мимолетная болезненная гримаса.
— А можно, я с вами немного пройду? — не дождавшись другого ответа, снова заговорил он. Эрле пожала плечами:
— Хорошо.
Его компании она не была рада, но прогнать не хватало ни сил, ни желания. Поэт как-никак, и совсем еще не расцветший... ей никогда раньше не доводилось видеть такой поэтический талант при почти полном отсутствии прочих талантов. Его ауру она не только видела глазами, но и чувствовала кожей и всем телом. Это было немного похоже на плавание в открытом спокойном море: волны ласковые-ласковые, и все равно норовят перекатиться через голову.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |